100 стихотворений, которые растрогают самых суровых мужчин (сборник) - Владимир Маяковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мне сказали, что ты умерла…»
Мне сказали, что ты умерлаЗаодно с золотым листопадомИ теперь, лучезарно светла,Правишь горным, неведомым градом.
Я нездешним забыться готов,Ты всегда баснословной казаласьИ багрянцем осенних листовНе однажды со мной любовалась.
Говорят, что не стало тебя,Но любви иссякаемы ль струи:Разве зори – не ласка твоя,И лучи – не твои поцелуи?
1913Велимир Хлебников
28 октября (9 ноября) 1885, Малые Дербеты, Калмыкия –28 июня 1922
«Когда умирают кони – дышат…»
Когда умирают кони – дышат,Когда умирают травы – сохнут,Когда умирают солнца – они гаснут,Когда умирают люди – поют песни.
1912Николай Гумилев
3 (15) апреля 1886, Кронштадт – 26 августа 1921, под Петроградом
«Когда, изнемогши от муки…»
Когда, изнемогши от муки,Я больше ее не люблю,Какие-то бледные рукиЛожатся на душу мою.
И чьи-то печальные очиЗовут меня тихо назад,Во мраке остынувшей ночиНездешней мольбою горят.
И снова, рыдая от муки,Проклявши свое бытие,Целую я бледные рукиИ тихие очи ее.
1904Наступление
Та страна, что могла быть раем,Стала логовищем огня.Мы четвертый день наступаем,Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земногоВ этот страшный и светлый час,Оттого, что Господне словоЛучше хлеба питает нас.
И залитые кровью неделиОслепительны и легки.Надо мною рвутся шрапнели,Птиц быстрей взлетают клинки.
Я кричу, и мой голос дикий,Это медь ударяет в медь.Я, носитель мысли великой,Не могу, не могу умереть.
Словно молоты громовыеИли волны гневных морей,Золотое сердце РоссииМерно бьется в груди моей.
И так сладко рядить Победу,Словно девушку, в жемчуга,Проходя по дымному следуОтступающего врага.
1914Детство
Я ребенком любил большие,Медом пахнущие луга,Перелески, травы сухиеИ меж трав бычачьи рога.
Каждый пыльный куст придорожныйМне кричал: «Я шучу с тобой,Обойди меня осторожноИ узнаешь, кто я такой!»
Только дикий ветер осенний,Прошумев, прекращал игру, –Сердце билось еще блаженней,И я верил, что я умру
Не один, – с моими друзьямиС мать-и-мачехой, с лопухом,И за дальними небесамиДогадаюсь вдруг обо всем.
Я за то и люблю затеиГрозовых военных забав,Что людская кровь не святееИзумрудного сока трав.
Март 1916Игорь Северянин
4 (16) мая 1887, Санкт-Петербург –20 декабря 1941, Таллин
Что видели птицы…
Чайка летела над пасмурным морем,Чайка смотрела на хмурые волны:Трупы качались на них, словно челны,Трупы стремившихся к утру и зорям.
Коршун кричал над кровавой равниной,Коршун смотрел на кровавые лужи;Видел в крови замерзавших от стужи,Трупы стремившихся к цели единой.
Каркая, горя вещунья – воронаСела на куполе сельского храма.Теплые трупы погибших без срама –Памятник «доблестных» дел эскадрона.
1907«Пейзаж ее лица, исполненный так живо…»
Пейзаж ее лица, исполненный так живоВибрацией весны влюбленных душ и тел,Я для грядущего запечатлеть хотел:Она была восторженно красива.
Живой душистый шелк кос лунного отливаХудожник передать бумаге не сумел.И только взор ее, мерцавший так тоскливо,С удвоенной тоской, казалось, заблестел.
И странно: сделалось мне больно при портрете,Как больно не было давно уже, давно.И мне почудился в унылом кабинете
Печальный взор ее, направленный в окно.Велик укор его, и ряд тысячелетийДуше моей в тоске скитаться суждено.
1908«Бывают дни: я ненавижу…»
Бывают дни: я ненавижуСвою отчизну – мать свою.Бывают дни: ее нет ближе,Всем существом ее пою.
Все, все в ней противоречиво,Двулико, двоедушно в ней,И дева, верящая в дивоНадземное, – всего земней.
Как снег – миндаль. Миндальны зимы.Гармошка – и колокола.Дни дымчаты. Прозрачны дымы.И вороны, – и сокола.
Слом Иверской часовни. Китеж.И ругань – мать, и ласка – мать…А вы-то тщитесь, вы хотитеШирококрайную объять!
Я – русский сам, и что я знаю?Я падаю. Я в небо рвусь.Я сам себя не понимаю,А сам я – вылитая Русь!
Ночью под 1930-й годАнна Ахматова
11 (23) июня 1889, одесское предместье Большой Фонтан –5 марта 1966 года, Домодедово
«Сжала руки под темной вуалью…»
Сжала руки под темной вуалью…«Отчего ты сегодня бледна?»– Оттого, что я терпкой печальюНапоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,Искривился мучительно рот…Я сбежала, перил не касаясь,Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: «ШуткаВсе, что было. Уйдешь, я умру».Улыбнулся спокойно и жуткоИ сказал мне: «Не стой на ветру».
1911«Не с теми я, кто бросил землю…»
Не с теми я, кто бросил землюНа растерзание врагам.Их грубой лести я не внемлю,Им песен я своих не дам.
Но вечно жалок мне изгнанник,Как заключенный, как больной.Темна твоя дорога, странник,Полынью пахнет хлеб чужой.
А здесь, в глухом чаду пожараОстаток юности губя,Мы ни единого удараНе отклонили от себя.
И знаем, что в оценке позднейОправдан будет каждый час…Но в мире нет людей бесслезней,Надменнее и проще нас.
Июль 1922, ПетербургМужество
Мы знаем, что ныне лежит на весахИ что совершается ныне.Час мужества пробил на наших часах,И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мертвыми лечь,Не горько остаться без крова,И мы сохраним тебя, русская речь,Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,И внукам дадим, и от плена спасемНавеки!
23 февраля 1942, Ташкент«Забудут? – вот чем удивили!..»
Забудут? – вот чем удивили!Меня забывали сто раз,Сто раз я лежала в могиле,Где, может быть, я и сейчас.А Муза и глохла и слепла,В земле истлевала зерном,Чтоб после, как Феникс из пепла,В эфире восстать голубом.
21 февраля 1957, ЛенинградБорис Пастернак
29 января (10 февраля) 1890, Москва – 30 мая 1960, Переделкино, Московская область
«Февраль. Достать чернил и плакать!..»
Февраль. Достать чернил и плакать!Писать о феврале навзрыд,Пока грохочущая слякотьВесною черною горит.
Достать пролетку. За шесть гривен,Чрез благовест, чрез клик колес,Перенестись туда, где ливеньЕще шумней чернил и слез.
Где, как обугленные груши,С деревьев тысячи грачейСорвутся в лужи и обрушатСухую грусть на дно очей.
Под ней проталины чернеют,И ветер криками изрыт,И чем случайней, тем вернееСлагаются стихи навзрыд.
1912, 1928Гамлет
Гул затих. Я вышел на подмостки.Прислонясь к дверному косяку,Я ловлю в далеком отголоске,Что случится на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночиТысячью биноклей на оси.Если только можно, Авва Отче,Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямыйИ играть согласен эту роль.Но сейчас идет другая драма,И на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий,И неотвратим конец пути.Я один, все тонет в фарисействе.Жизнь прожить – не поле перейти.
1946Ветер
Я кончился, а ты жива.И ветер, жалуясь и плача,Раскачивает лес и дачу.Не каждую сосну отдельно,А полностью все дереваСо всею далью беспредельной,Как парусников кузоваНа глади бухты корабельной.И это не из удальстваИли из ярости бесцельной,А чтоб в тоске найти словаТебе для песни колыбельной.
1953Зимняя ночь
Мело, мело по всей землеВо все пределы.Свеча горела на столе,Свеча горела.
Как летом роем мошкараЛетит на пламя,Слетались хлопья со двораК оконной раме.
Метель лепила на стеклеКружки и стрелы.Свеча горела на столе,Свеча горела.
На озаренный потолокЛожились тени,Скрещенья рук, скрещенья ног,Судьбы скрещенья.И падали два башмачкаСо стуком на пол.И воск слезами с ночникаНа платье капал.
И все терялось в снежной мгле,Седой и белой.Свеча горела на столе,Свеча горела.
На свечку дуло из угла,И жар соблазнаВздымал, как ангел, два крылаКрестообразно.
Мело весь месяц в феврале,И то и делоСвеча горела на столе,Свеча горела.
1946Осип Мандельштам
