Не любовью единой (Новеллы о женских судьбах) - Ольга Воронцова

Когда на следующий день начались стычки с неприятелем, римские легионы дрогнули и отошли в лагерь, начав срочно его укреплять. А затем началось общее отступление римского войска. Обоз с ранеными и больными сильно затруднял отступление. Варвары наседали, щипая римское войско со всех сторон.

И тут произошло то, что чуть не поставило крест на еще не начавшейся военной карьере Германика. В римском лагере, который охранял единственную переправу через Рейн, откуда-то распространился слух, что Германик разбит и несметные полчища варваров уже на подходе. Все бросились к мосту через Рейн, чтобы разрушить его. Можно представить себе, какая царила паника!

Неровный свет факелов, гаснущих под порывами ледяного ветра, орущие и бегущие в разные стороны солдаты, растерявшиеся офицеры. И тогда командование на себя взяла Агриппина, которая ждала мужа возле этого единственного моста через Рейн. Только те легионеры, кто видел это своими глазами, могли бы рассказать, как удалось молодой женщине перекричать орущих и визжащих от страха мужиков, но и этот факт из римской истории остается фактом.

При возвращении легионов Германика их встречал не начальник предмостного укрепления, а Агриппина, которая распоряжалась, кого отправить в лазарет и куда какой манипуле (роте) стать на постой. Она же своей рукой раздавала награды особо отличившимся легионерам, на которых указывали ей муж и его офицеры.

За свой первый поход Германик удостоился первой полководческой награды от императора Тиберия и ликования римского народа. Люди говорили друг другу, что они не ошиблись, сына великого полководца ждет еще более великое будущее, и даже, быть может, скоро он станет... Тут римляне замолкали и подозрительно оглядывались вокруг.

Победы Германика над варварами следовали одна за другой. Рано или поздно такие разговоры не могли не дойти до Тиберия. И тогда он впервые вслух выразил недовольство женой племянника.

- Неспроста ее заботы! - говорил он своей матери Ливии. - Не о внешнем враге она помышляет, домогаясь преданности воинов. Нечего делать полководцам там, где женщина устраивает смотры манипулам, посещает подразделения, заискивает раздачами, как будто ей недостаточно для снискания благосклонности возить повсюду сына главнокомандующего в простой солдатской одежде и выражать желание, чтобы его назвали Цезарем Калигулой. Эта женщина подавила мятеж, против которого было бессильно имя самого принцепса, мое имя!

Это не придуманный мною монолог императора Тиберия, а его подлинные слова, аккуратно записанные придворным стенографом и хранившиеся в архивах императорского дворца Палатина.

Тиберий нутром чуял, откуда ему грозит опасность. Уж слишком молодая жена его племянника Агриппина напоминала характером его мать Ливию, когда той было столько же лет, сколько сейчас Агриппине, а сам Тиберий был всего на несколько лет старше этого щенка Агриппины - сопливого мальчишки Калигулы. И для Ливии, и для Тиберия было ясно, чего добивается Агриппина.

На мужа она, ясное дело, давно махнула рукой. Свой шанс стать императором тот бездарно упустил сразу после кончины Августа. Теперь вся надежда Агриппины была на ее младшего, третьего сына, которого звали Гай Цезарь, а солдаты ее мужа ласково называли Калигулой (Сапожком) за то, что мать наряжала мальчика как настоящего римского легионера, только в маленьких сапожках.

У каждого легиона обеих Рейнских армий были, как полагается, собственные орлы - значки, при утере которых легион расформировывался. Но отныне у всех германских легионов, вместе взятых, теперь был живой "орел" мальчишка, который жил и воевал вместе с солдатами.

Время летит быстро. Не успеешь оглянуться, и наступит момент, когда этот мальчик, пока вооруженный пусть маленьким, но настоящим римским мечом, сумеет метнуть настоящий увесистый дротик римского легионера. Очень далеко полетит этот дротик, запросто может сбить с престола императора Тиберия.

Между тем войска Германика вышли к "Океану", за которым была только мифическая загробная страна здешних варваров - Валгала. Осталось лишь отомстить варварам за позор Квинтиллия Варра (и заодно - за позор собственного первого похода, который тщательно скрывался). И тогда Германика ждет невиданный триумф в Риме!

Германик поворачивает войска в глубь Германии и разбивает в решительном сражении проклятого Арминия. Отныне позор смыт кровью десятков тысяч варваров. За последним орлом последнего легиона Квинтиллия Варра, который варвары зарыли в лесу, Германик отправляет Гая Силия с тремя легионами. Отец будущего любовника Мессалины возвращается к Германику с орлом и победой.

Уже было очевидно, что предстоит еще одна летняя кампания, и варвары запросят мира. Но как раз в это момент Германик получает письмо от императора Тиберия. Дядя приказывает своему племяннику сдать командование войсками и прибыть в Рим отпраздновать дарованный Германику сенатом триумф. Довольно успехов, довольно случайностей, пишет Тиберий. Дядя напоминает племяннику, что сам Божественный Август посылал его, Тиберия, в Германию девять раз и он, Тиберий, добился там благоразумием большего успеха, нежели силою.

Германик, вернее, Агриппина пытается сопротивляться. Под ее диктовку муж пишет императору, что для окончательной победы ему нужен всего один год. Но Тиберий, понимая, с кем имеет дело, отвечает, что если все еще необходимо вести войну, то пусть Германик оставит другим возможность покрыть себя воинской славой, например своему родному брату Друзу. Возразить тут нечего. Надо либо подчиниться приказу императора, либо... пойти по пути Юлия Цезаря через Рубикон и свергнуть императора Тиберия силой своих армий. Почти наверняка Агриппина уговаривала мужа пойти по второму пути, но Германик долго колеблется, а затем все-таки выбирает первое - и тем самым подписывает смертный приговор себе и Агриппине.

Из Рима его и Агриппину император отправляет на Восток, назначив Германика правителем всех заморских провинций. Титул громкий, но отныне за спиной Германика не стояло ни одного солдата. Одновременно новым управляющим Сирией Тиберий назначает Гнея Пизона, известного своей непомерной жаждой власти и богатством жены Планцины. Хитрый лис Тиберий знал, что он делает. За спиной Гнея Пизона стояли его легионы, а Германик прибыл к нему только с женой и личной охраной.

Все приказы "правителя всех заморских провинций" правитель одной конкретной Сирии демонстративно не выполняет. Несколько раз при личных встречах Агриппина улаживала их конфликты, грозившие перерасти в рукопашную. А после одного из обедов у Пизона Германик неожиданно заболевает странной болезнью. Агриппина в отчаянии, ведь она уже не раз находила у них в доме остатки человеческих трупов, начертанные на свинцовых табличках заговоры и заклятия с именем Германика, полуобгоревший труп, сочащийся гноем, другие орудия ведовства. Но поздно... Ее муж, дважды упустивший императорский престол, который сам шел ему в руки, умирает. Сын еще мал, ему всего семь лет. Защиты от гнева Тиберия и козней бабки его мужа Ливии искать Агриппине негде.

Сильная духом, она предприняла отчаянную попытку переломить судьбу, обратившись напрямую к римскому народу. Римляне потребовали привлечь убийц Германика к ответу. Как писал Тацит, "возбуждение народа достигло крайних пределов: никогда прежде не позволял он себе столько тайных пересудов о принцепсе и столько молчаливых подозрений". На стенах домов по ночам появлялись надписи: "Тиберий, отдай Германика!"

Тиберий почувствовал, как шатается под ним престол. Мертвый Германик мог совершить то, что не удалось ему живому - свергнуть императора. И Тиберий отдает Пизона суду сената. Гней Пизона в суде не сказал ни слова в свое оправдание. Потом говорили, что у Пизона оставались письма Тиберия с приказом убить Германика. Но он не огласил их, обманутый лживыми обещаниями сохранить ему жизнь. Из суда Пизона относят домой на закрытых носилках, чтобы граждане Рима не растерзали его по дороге. А дома его уже ждал подосланный убийца. Смертный приговор Пизону объявил сам Тиберий, но только на следующий день, уже после смерти подсудимого. О наличии компроментирующих Тиберия писем говорит и то, что Плацину, жену Пизона, никто не тронул, а имущество, которое в подобных случаях конфисковывалось частью в пользу родственников пострадавшего, то есть в данном случае Агриппины и ее детей, а частью в казну, Тиберий специальным указом оставил сыну Гнея Пизона.

Пар был выпущен, римский народ был удовлетворен "справедливостью" Тиберия. И император вплотную занялся Агриппиной и ее детьми.

- Ты, дочка, считаешь оскорблением, что не царствуешь? - сказал он ей на одном из званых обедов и протянул яблоко.

Агриппина демонстративно отказалась принять угощение из рук императора, показав тем самым, что не доверяет Тиберию и ждет, что сам принцепс собственноручно отравит ее, как отравили по его приказу ее мужа.