Эфирное время - Полина Дашкова

— Знаешь этого человека? — быстро спросил милиционер, указывая на труп.

— Нет, — прошептал Саня и отвернулся. Глядеть на мертвое лицо, на большую аккуратную дырку в виске, обведенную черной пороховой каймой, было невозможно.

— Смотри! — приказал милиционер, — Смотри внимательно. Твоя работа. Ты знаешь его. Ну?!

— Это Бутейко Артем Вячеславович, — выдавил Саня очень медленно, почти по слогам.

— Молодец, — одобрительно кивнул милиционер, — а этот предмет тебе знаком?

В целлофановом мешке лежал пистолет. Не узнать его Саня не мог. Это был его новенький шестизарядный «Вальтер», приобретенный этим летом сдуру, по случаю, у какого-то пройдохи. Разумеется, никакой лицензии на него не имелось, однако Саня не поленился заказать гравировку на рукояти, собственные инициалы «А.А.Я.».

ГЛАВА ВТОРАЯ

Улица Святой Екатерины пересекает огромный Монреаль, проходит его насквозь, тянется через центр, через богатые и нищие кварталы. Учитывая свой топографический идиотизм, Елизавета Павловна Беляева решила просто пройти по этой улице, никуда не сворачивая. Тогда меньше шансов заблудиться.

Времени у нее было совсем мало. К половине девятого она должна была вернуться в гостиницу, переодеться к банкету, привести себя в порядок. Следующие пять дней конференции заполнены заседаниями, встречами, тематическими дискуссиями, ланчами, бранчами с раннего утра до позднего вечера. Только сегодня вторая половина дня по официальному расписанию отведена «экскурсиям и отдыху».

Елизавета Павловна постаралась быстрей миновать огромное гостиничное фойе, опасаясь наткнуться на кого-нибудь из знакомых, увязнуть в разговоре, потерять драгоценное время. Она так долго ждала этих нескольких часов свободы и одиночества, что даже нервничала немного, как будто собралась на важное свидание.

Она уже прошла мимо стойки администрации, перед ней разъехались стеклянные двери, и тут из-за широкой спины охранника на нее выскочил бойкий молодой человек, член Российский делегации, сотрудник какого-то пестрого модного журнала, представитель Фонда культуры, в вишневом полувоенном френче и лиловых брюках с шелковыми лампасами, точно таких, как у гостиничного лакея. Как его зовут, Елизавета — Павловна не помнила, плохо представляла себе, каким образом удалось попасть на конференцию, однако знала, что он монархист, вроде бы потомок какого-то княжеского рода. Он относился к типу «попрыгунчиков», болтал без умолку, стараясь застрять в памяти, приставал с какими-то проектами, предложениями, хватал за пуговицу, тряс, тормошил, требуя внимания или хотя бы вежливого мычания.

— Приветствую вас, очаровательная Елизавета Павловна, как хорошо, что я вас встретил, вы потрясающе выглядите сегодня, черный цвет вам удивительно к лицу. Вы знаете, я давно хотел поговорить с вами насчет одного проекта, ну, вы, наверное, помните, недавно была скандальная публикация в нашем журнале об интеллектуальной собственности и авторских правах…

— Да-да, конечно, простите, я очень спешу, — пробормотала Лиза, автоматически пытаясь вспомнить, как зовут молодого человека и как называется журнал.

— Я понимаю, но это всего лишь три минуты. Вы в город? Позвольте, я немного провожу вас?

— Нет! Ни в коем случае! — выпалила Лиза так резко, что у молодого человека округлились глаза.

— Ну, извините… — растерянно пробормотал он ей вслед.

Она помчалась прочь от гостиницы, лавируя между машинами на автостоянке, заметила в зеркальных окнах белого «линкольна» свое бледное и почему-то ужасно испуганное лицо и тут же подумала, что ведет себя глупо, несолидно, как девчонка сбегающая с урока. Остановилась, спокойно поправила волосы. На миг рядом с ее отражением возникла в стекле знакомая физиономия. Представитель МИДа Анатолий Красавченко прикуривал на ветру и вроде бы ее не заметил.

У нее еще с юности выработалась дурацкая привычка ходить очень быстро, нестись сломя голову, даже если некуда спешить. И сейчас она заметила, что продолжает мчаться деловитой походкой, вместо того чтобы расслабиться и просто погулять.

Неподалеку от гостиницы возвышался открыточно-красивый собор Святой Екатерины, выстроенный в начале этого века с претензией на раннюю готику. Башни его виднелись из окна Лизиного номера, и еще сегодня утром, поднимая жалюзи, она подумала, что непременно надо в этот знаменитый собор зайти. Она попыталась сосредоточиться на тонких, вздернутых в бледное небо башнях, запрокинув голову, принялась разглядывать живописные каменные складки одежды Святой Екатерины, заметила, как тщательно выточены вздутые жилы на изогнутой шее Святого Марка, как гармонично расположены скульптуры и до чего натурально выглядит босая зеленоватая ступня Святого Фомы. Каждый ноготь отделан с анатомической дотошностью, и, наверное, это должно очень впечатлять.

Из собора был слышен мягкий тяжелый звук органной фуги Баха. Лиза приоткрыла медную дверь, мельком заметив, что благородный зеленоватый оттенок нанесен на медь искусственно.

В соборе было пусто. Фуга лилась из динамика. Маленький пожилой горбун в темной ковбойке обрабатывал бесшумным пылесосом вишневую ковровую дорожку между рядами скамей. Лиза постояла несколько минут, глядя на фрески, на стеклянную мозаику потолка с хитрой радужной подсветкой. Гибкий хобот пылесоса энергично подрагивал в руках горбуна, и в том же ритме подрагивал седенький, перетянутый черной резинкой хвостик на его тощем затылке. Когда горбун приблизился, Лиза расслышала, как он напевает под нос что-то о хорошей пинте пива и красотке Мери. Хобот пылесоса подполз к ее ногам. Круглый тусклый глаз горбуна сердито скользнул по лицу. Жарко, упруго ударила в солнечное сплетение волна последних аккордов органной фуги. Лиза тихо вышла.

Всего за несколько минут небо успело затянуться, поднялся ветер, посыпал мелкий сухой снег. Она поправила шарф и побрела медленно, почти спокойно. В легкой ряби снегопада город стал нежней и таинственней. Немного закружилась голова от ветра и мелькания острых частых снежинок.

Взглянув на часы, Лиза обнаружила, что осталось всего два с половиной часа до конца прогулки, и нырнула в огромный торговый центр, целый подземный город, побродила по нескольким дорогим бутикам готовой одежды. Она хотела купить себе пару блузок под деловой костюм и довольно долго перебирала всякие кофточки, продвигая по кругу вешалку.

— Я могу вам чем-нибудь помочь, мэм? — опомнилась молоденькая продавщица, скучавшая у примерочной.

— Спасибо, я сама.

— Вы ищете что-то конкретное? — Девушка уже вошла в роль, предписанную инструкцией по обслуживанию покупателей, и теперь не собиралась отступать.

— В общем, нет, ничего конкретного, — пробормотала Лиза, переходя от блузок к брюкам, — я пока сама не знаю.

— Посмотрите вот эту модель. У вас голубые глаза, сиреневый оттенок вам очень к лицу. Получается неожиданный эффект, глаза становятся как фиалки. Повернитесь к зеркалу, — продавщица ловко приложила к Лизе нечто плюшевое, кургузенькое, туго приталенное, с воротником «собачьи уши», — если к этому подобрать темно-лиловые эластичные брюки клеш, будет просто великолепно.

— Великолепно, — кивнула Лиза, — но не по возрасту. Лет пятнадцать назад я бы, наверное, решилась это надеть.

— Да что вы, мэм, вам ли беспокоиться о возрасте? — девушка сладко прищурилась. — К этому комплекту есть еще замшевый жилет, если вы купите три вещи, мы сделаем значительную скидку.

Лиза почти сдалась, даже вошла в примерочную, задернула шторы и стала примерять комплект.

Из зеркала на нее глядела, хлопая сверкающими фиалковыми глазами, незнакомая молодая женщина, восторженно-глупая, очень хорошенькая. Светлые, пепельно-русые волосы слегка растрепались. Высокие скулы порозовели, рот сам собой растягивался в идиотской улыбке.

Лиловый комплект и правда выглядел великолепно. Эластичные брюки плотно обтягивали бедра. Такие соблазнительные «клеши» носили все секретарши директора канала, куколки не старше двадцати пяти. Директор менял их ежемесячно, за блондинкой следовала брюнетка, потом была рыженькая Нели, потом пепельная Лада. И каждая щеголяла в эластичных брючках, тугих, как балетное трико, соблазнительных, как шоколадная глазурь.

Лиза представила выражения лиц своих коллег, когда она заявится в Останкино в таком откровенном девичьем «прикиде», и усмехнулась. Наработанный годами имидж серьезной, строгой, неприступной умницы, милого, обаятельного, но почти бесполого существа, может разрушиться за несколько дней. Шаг вправо, шаг влево считается побегом. Стрелять начнут без предупреждения. Слухи, сплетни, двусмысленные намеки засвистят, как снаряды при артобстреле.

Дважды в неделю Елизавета Павловна Беляева сообщала миллионам телезрителей политические новости, в основном тревожные и безрадостные. Но ее простые, ясные, чуть ироничные комментарии утешали, снимали напряжение. После ее программ у зрителя не возникало привычного чувства, что он живет в дерьме и завтра будет конец света. Дело было не в новостях, не в информации, а в том, кто и как все это излагал и комментировал.