Мой генерал - Татьяна Устинова

В одно мгновение она оказалась рядом с Мариной, схватила ее повыше локтя, потащила, поднажала, повернула и вырулила к лавочке, притулившейся за голубой елкой.

— Ну вот, — сказала Вероника и кинула на газон свой шикарный чехол, — очень замечательное место. Уединенное, и покурить можно.

Она проворно достала пачку и заявила Марине:

— Меня с куревом дед гоняет. А вас кто гоняет?

— Меня никто не гоняет. Я уже взрослая девочка.

— Господи, дед меня будет гонять за курево, даже когда мне стукнет шестьдесят! Он все равно будет жить вечно, так что отвязаться от него нет никакой надежды. А вам разве уже шестьдесят? И у вас нет деда?

— Вероника, — сказал, неторопливо выходя из-за елочки, Федор Тучков, — ну что вы такое говорите! Вы ведь уже не маленькая, а несете… черт знает что.

— И не черт, и не знает, и не что, — выстрелила Вероника и отправила в рот тоненькую сигаретку, — и я хочу узнать про труп. Рассказывайте!

И тут Марина засмеялась — такая настырная оказалась девица!

— Значит, так, — начала она, — я сидела на мостках, ветер унес мою шляпу. У меня есть чудная шляпа из итальянской соломки. Я стала ее выуживать и под водой увидела… увидела…

Внезапно ей стало тошно, как будто она снова увидела в коричневой воде колыхание травы и медленное движение волос вокруг белого расплывающегося пятна. Самое худшее, что это было не просто Пятно, а мертвое человеческое лицо — с открытыми

Глазами, с черным провалом рта, из которою полилась вода, когда мужики стали поднимать тело. Рубашки облепила здоровенные руки, и джинсы неприлично съехали, открыв серую, с зеленью кожу, и уже было совсем неважно, прилично или нет, потому что это был не человек, а что-то другое.

Неужели я тоже стану такой, когда умру? Я не могу стать такой, потому что это буду не я. А где тогда буду я?

— Ну и что, и что? — жадно спрашивала Вероника. — Господи, почему меня там не было!

Марина глубоко вдохнула. Воздух был вечерний, вкусный, летний.

— Там были… молодой человек с девушкой. Наши, из-за стола, Вадим и Галя, кажется. Он сбегал, привел людей. Те люди привели еще людей. Потом милиция приехала. Вот и все.

Вероника оскорбилась:

— Как все?! Разве это история?!

— Я не знаю, история это или нет, только больше рассказывать нечего.

— А детали? Предсмертная записка? Бриллианты? При нем не было бриллиантов?

— Я не видела.

— А почему бриллианты, Вероника? — сладко спросил Федор Федорович Тучков. — Что это у вас за… фантазии такие?

— Никакие не фантазии! Это всем известно. Курьер привозит бриллианты с алмазных копей. Встречается с покупателями. Они не могут договориться о цене, и курьера убивают. А он как раз за секунду до смерти глотает бриллианты. Весь килограмм. И тогда убийцы остаются с носом, потому что они не догадываются, что можно проглотить килограмм бриллиантов!

— Гениально, — пробормотал Федор Федорович.

Вероника посмотрела на него с подозрением:

— А вы что? Телевизор не смотрите?

— А вы что? Смотрите?

Марина усмехнулась.

— Так что? — спросила Вероника. — Дальше ничего не было? Ни записок, ни бриллиантов?! Никаких шокирующих деталей?

— Никаких, — призналась Марина.

Была одна деталь, но она не хотела рассказывать о ней Веронике, и не потому что деталь была «шокирующей», а потому что Марина была не до конца уверена, деталь ли это.

— Так, значит, бабульки правильно сказали? Упал по пьяни да и захлебнулся?

— Какие бабульки?

— Господи, какие! Наши соседки! Ирина Михайловна и вторая… Валентина Васильевна, что ли! — По тому, как Вероника произнесла имя-отчество, было совершенно ясно, что обеих она терпеть не может и от души презирает, ибо в санаторной праздности больше некуда девать избыток энергии — только презирать кого-нибудь.

Марина пожала плечами:

— Я не знаю, что там болтали бабульки, но милиция мне сказала, что дело было именно так.

Если бы не та самая деталь, о которой Марина даже точно не знала, деталь ли это.

— А… давно? — вдруг подал голос Федор Федорович и откашлялся. — Давно?

— Что — давно?

— Давно… это случилось?

— Что случилось? — уточнила вежливая Марина, заметив, что Федор Федорович как-то странно морщится, когда поминает труп, — нежный какой! — Давно ли труп стал трупом или давно ли я его обнаружила?

— Обнаружили… да, я знаю. Позавчера вечером, я как раз… кошку искал. Нет, я про другое… Когда он… утонул?

— Да накануне и утонул. — Так как Федор Федорович все морщился, Марина чувствовала себя по сравнению с ним закаленной и самоуверенной. — Три дня назад. Вечером или ночью.

Тут произошло очень странное событие.

Профессорская внучка вдруг встрепенулась, перестала рассматривать свои ноги — она начинала рассматривать их всякий раз, как только разговор отступал от ее драгоценной персоны, и рассматривала до тех пор, пока не возвращался.

Она перестала рассматривать ноги и с милой непосредственностью толкнула Федора Тучкова в бок.

— Что?

— Да не мог он утопнуть третьего дня вечером, — радостно заявила Вероника, упиваясь тем, что она наконец-то может их поразить, этих глупых и скучных стариков. — Потому что я его видела позавчера утром.

— Кого?!

— Да утопленника вашего! То есть нашего. Слушайте, а может, он… дух? Привидение? Водяной?

Федор Федорович взволновался:

— Постойте, постойте, Вероника. Откуда вы знаете, что видели именно его? Вы что? Осматривали труп, когда его вытащили, и узнали того, с кем разговаривали?

— Я не осматривала труп! Просто он жил в соседнем номере! Дверь в дверь!

— Труп жил в соседнем номере? — поразился глупый Федор Тучков.

— Ну, этот тип, который впоследствии стал трупом!

— Откуда вы знаете, где именно он жил?!

— Да здесь все знают, где он жил! А мы с дедом прямо напротив!

— А когда вы его видели? — спросила Марина. Это было интересно.

— Позавчера утром. До завтрака. Я выходила, и он выходил. Мы даже поздоровались. Так что никак он не мог утонуть накануне вечером, если только он не водяной!

— Не знаю, — задумчиво пробормотала Марина. — Тот милиционер, который со мной разговаривал, сказал, что он пролежал в воде сутки или чуть меньше, но никак не несколько часов.

— У него был двойник! — объявила Вероника торжественно. — Как вам эта версия?

Версия особого впечатления не произвела.

Солнце засело в голубую елку и посверкивало оттуда, брызгало желтым и теплым Марине в нос. Она жмурилась и отворачивалась, и есть хотелось с каждой минутой все сильнее.