Цена успеха - Джастин Валенти

Алексе удалось убедить мужа, что ему нужны новые лайковые перчатки. Филиппа никогда особенно не волновала одежда, но он, конечно, постарался угодить своей моднице, зная, что Алексе нравится, когда ее муж одет безукоризненно.

— Ну, что дальше? — спросила довольная Алекса.

— Следующим пунктом в нашей программе — обед. Как насчет того, чтобы отправиться в «Ле Алле» и подкрепиться свиными ножками? По-моему, погода как раз подходящая. Помнишь нашу первую поездку в Париж? Тогда нам захотелось во что бы то ни стало отведать там луковый суп и свиные ножки, хотя было всего три часа дня.

Алекса улыбнулась:

— Конечно, помню, и еще я помню, что свиные ножки ел ты, а я — только луковый суп.

Филипп кивнул:

— Точно. Тебе показалось, что название «свиные ножки» звучит ужасно неаппетитно, но, поверь, это было очень вкусно.

Алекса комично округлила глаза.

— Мне и сейчас кажется, что это звучит отвратительно, но от лукового супа я бы не отказалась, если, конечно, тот ресторанчик еще существует.

Ресторанчик нашли. В дождливый зимний день почти все столики были заняты и зал выглядел вполне заурядно, но дымящийся луковый суп с корочкой расплавленного сыра был великолепен.

— Восхитительно! — заявила Алекса.

— На вкус, на цвет товарища нет. Или, как говорят у нас на Юге, «подай-ка мне, мама, свиную ногу и бутылочку пива», — тихо пропел Филипп, как всегда фальшивя.

— Это было здорово — мы не ложились всю ночь, — вспомнила Алекса.

— Еще бы, после такой-то еды. И потом, тогда мы были моложе.

В голосе Филиппа послышались грустные нотки, которые появлялись всякий раз, когда он думал о ребенке.

— Мы и сейчас молоды! — с наигранным оптимизмом возразила Алекса. — Мы пока не можем позволить себе стареть, силы нам еще понадобятся. Когда появится ребенок, придется провести немало бессонных ночей.

— Это совсем другое дело.

Его улыбка тронула Алексу до глубины души, и она промолчала, потягивая вино. Филипп тоже не стал развивать эту тему.

К тому времени когда с обедом было покончено, дождь усилился. Они взяли такси до Центра Помпиду, который за пересекающиеся разноцветные трубы называют «фабрикой игрушек».

Алекса весьма критически оценивала архитектуру Центра, но не могла не согласиться с Филиппом, что все это довольно забавно. Поднимаясь и опускаясь по эскалатору внутри труб, проложенных с наружной стороны здания, она чувствовала себя как ребенок в чреве огромной гусеницы на детской площадке.

Даже в пасмурный день здесь хватало естественного освещения. Алекса и Филипп бродили, взявшись за руки, по залам, наслаждаясь картинами Пикассо, Матисса и Клее. Муж то и дело шептал что-нибудь на своем ужасном французском, и Алекса с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

Потом они заехали переодеться к обеду и отправились в ресторанчик на левом берегу, где когда-то, в начале своего супружества, провели один очень романтический вечер. Стоило им вновь войти в этот ресторанчик с его открытыми потолочными балками и приглушенным освещением, как Алекса будто перенеслась в прошлое. Ей вспомнилось, что она испытывала совершенно новые, волнующие ощущения, бывая в разных романтических местах не просто с мужчиной, с которым жила вместе, а с молодым мужем. Брак — это нечто постоянное, узаконенное. Алекса помнила, как в первое время часто трогала пальцем свое золотое обручальное кольцо и кольцо Филиппа.

Тогда она была очень счастлива. Она и сейчас счастлива.

Разомлев от воспоминаний, она положила руку на колено Филиппа. Он накрыл ее своей, глаза засветились радостным предвкушением. От желания у Алексы немного кружилась голова. Дожидаясь, пока Филипп возьмет у портье ключи от номера и записку с сообщениями о телефонных звонках, она мечтала только о том, чтобы поскорее остаться с мужем наедине и сорвать с него одежду. А все Париж, это он во всем виноват…

— Кто звонил? — спросила Алекса, когда Филипп прочитал записку, оставленную портье.

— Мадемуазель режиссер. Приглашает меня завтра на ленч. — Он лукаво улыбнулся. — Как думаешь, принять приглашение?

— Только попробуй!

Как только они закрыли за собой дверь, руки Алексы стали неистово ласкать его. Филипп стоял неподвижно.

— Бери меня, я весь в твоем распоряжении.

— Надеюсь, — пробормотала Алекса; почему-то мысль о том, что прекрасная Нанетт Делво гоняется за ее мужем, невероятно возбуждала.

Сдерживая себя, Алекса раздевалась — медленно, чувственно. Наконец на ней осталась только розовая, с белым французским кружевом атласная комбинация на тоненьких бретельках. Филипп попятился, дразня ее. Алекса приближалась, а он все отступал и отступал назад, пока не уперся в кровать. Алекса толкнула его на спину.

— Помогите! Насилуют! — со смехом закричал довольный Филипп.

— Помощь уже в пути.

Алекса прыгнула на мужа сверху и мгновенно убедилась в том, что его не нужно уговаривать. Она села верхом, дрожа и постанывая, когда пальцы Филиппа скользнули по ее плечам и спустили с них бретельки.

Поддразнивая ее, Филипп сделал вид, будто отстраняется, но Алекса, задыхаясь от желания, стала двигаться медленными волнообразными движениями. Она больше не могла сдерживаться, и мощный оргазм настиг ее почти сразу же.

Филипп положил жену на кровать и лег сверху. Страсть затуманила его глаза. Он накрыл ее губы своими и одновременно с тем, как его язык ворвался в ее рот, мощным толчком вошел в нее…

Теперь уже Алекса его дразнила, то отворачивая лицо, то отстраняясь, то прикасаясь кончиками пальцев к его соскам и заставляя Филиппа хрипло стонать. Но когда его рот снова полностью завладел ее ртом и он еще крепче прижал ее к себе, Алекса инстинктивно приподняла бедра ему навстречу и задвигалась вместе с ним в едином ритме.

— О, Филипп… Еще немного, уже близко…

Наслаждение, потрясшее ее, настигло и Филиппа. Уже успокаиваясь, он прошептал:

— Мне нравится, когда ты так сильно меня хочешь. Алекса была немного смущена собственным пылом.

— Наверное, они добавляют в еду что-то возбуждающее.

— Вполне вероятно. Я замечал, что, когда мы не дома, ты становишься очень страстной.

— Может, это как-то связано с удаленностью от родительского дома? — предположила Алекса. — Если бы моя мама узнала, что ее дочь ведет себя так распутно, то пришла бы в ужас.

— Кстати, говоря о матерях и материнстве. Ты…

Алекса ахнула.

— Нет! Господи, я даже не подумала о диафрагме!

Филипп закрыл глаза и крепче обнял ее.

— Любовь моя, похоже, твое подсознание сделало за тебя выбор.