И только пепел внутри… - Тата Кит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Значит, пора обратить на нее внимание.
В несколько глотков осушил ее содержимое и швырнул на стол пустую тару. Потер лицо ладонями и закрыл глаза, намереваясь немного вздремнуть. Видимо, эта зубрилка тут надолго. Судя по тому, как она разложила арсенал ручек и огромную тетрадь, я здесь и до утра могу остаться.
Ощущение сухости и песка в глазах не позволяло расслабиться и забыться хоть на короткое время. Кончиками пальцев потер глаза и сложил руки на груди. Опустил взгляд и посмотрел на бескомпромиссную студентку, которая листала книгу с пожелтевшими листами в поисках нужной ей информации.
Брюнетка. Сегодня она брюнетка.
Первый раз, когда я ее видел на первом курсе во время университетского субботника, у нее были красные волосы и тот же уровень равнодушия к окружающим, как ко мне сейчас. Хотя нет… Тогда она была гораздо более болтливее и была единственной, кто с удовольствием возилась с моей дочерью, которую в тот день я взял с собой.
Намеренно долго и внимательно смотрел на ее лицо, ожидая, что она почувствует мой взгляд, посмотрит на меня и увидит, насколько я не рад ее присутствию здесь. Пристальное внимание должно же ощущаться, как навязчивая помойная муха?
Никакой реакции не последовало ни через минуту, ни через пять. Она была занята делом и не обращала на моё присутствие совершенно никакого внимания. Перелистывала страницы, что-то записывала в тетрадь и так по кругу.
В один из моментов её телефон издал короткую вибрацию. Девчонка провела пальцем по экрану мобильника, улыбнулась и набрала короткий ответ. Снова вибрация и в этот раз тихий смешок после прочтения.
Улыбаясь, покачала головой и заблокировала экран, оставив собеседника без ответа. Продолжила запись конспекта, постепенно вернув лицу серьёзность.
Неожиданно пришел к выводу, что весь ее негатив был направлен исключительно на меня и тут же забыл об этом, снова пытаясь немного вздремнуть.
Пульсация в висках от непроходящей головной боли раздражала. Потер виски, помотал головой из стороны в сторону и тяжело вздохнул, когда ни одна из этих манипуляций и на йоту не ослабила дискомфорт.
– Хоть весь воздух тут всосите и отравите перегаром, но я не уйду до тех пор, пока не выпишу всю ту информацию, что мне нужна, – не глядя на меня произнесла девчонка.
Снова посмотрел на ее профиль и снова увидел абсолютную отрешенность.
– Помнится, – решил достать ее разговором, чтобы она не смогла сосредоточиться на конспекте. – Мы в прошлом году перешли на «ты» во время субботника.
– Помнится, – начала она в тон мне, но не прекратила вести запись в тетради. – В прошлом году я перешла на «ты» с классным интересным мужиком. Он еще мне на том субботнике вместе со своей дочерью сухой листвы за воротник напихал. А кто вы такой, я в душе не ведаю.
– У тебя плохая память на лица или, в принципе, проблемы с памятью? – спросил я, снова злясь на ее холодную интонацию.
– У меня проблемы с жалком, – снова, не глядя на меня ответила она и продолжила записывать.
– С жалком? – нахмурился.
– Ага, с ним, – она лениво перелистнула страницы книги и что-то записала в тетрадь. – Относительно вас моё жалко сломано.
– Нормально можешь говорить? – в горле пересохло от раздражения.
– Нормально? – наконец, она посмотрела мне в лицо взглядом, которым смотрят на пустое место. – Мне вас нисколько не жалко. Теперь. Так вам нормально? Доходчиво?
Теперь? Что это за уточнение? И почему меня должно быть жалко?
– Если ты продолжишь так со мной разговаривать, я тебя вышвырну отсюда как мелкую псину, – стиснул зубы, задыхаясь от необъяснимого приступа ярости.
– Как ваша дочь? Катя, кажется? – неожиданно спросила она всё с той же отрешенностью.
– С ней всё нормально и это не твоё дело.
– Ну, да, – покачала она задумчиво головой и снова обратила своё внимание на конспект. Продолжила говорить и записывать так, словно меня здесь нет. – Что у нее может быть ненормального? Всего-то мама умерла. Подумаешь, на одного родителя меньше. Зачем их целых два на одного ребенка?
Убрал ноги со стола. Настолько резко встал, что опрокинул стул, на котором сидел секунду назад.
Упираясь ладонями в стол сверлил девчонку взглядом, когда она лениво повернула ко мне голову, обратив внимание на грохот упавшего стула.
– Не лезь, сука! – процедил сквозь сжатые зубы.
– Иначе что? – спросила она, выгнув бровь. – Опять напьётесь? Трахните кого-то? Меня? Потяните гроб своей жены за ниточку туда, где вас точно пожалеют?
– Ты что несешь, дура? – уже кричал я.
Быстрыми шагами подошел к ее столу и одним движением руки смахнул всё, что на нем было.
На лице девчонки не дрогнул ни один мускул. Карие глаза смотрели на меня снизу вверх с легкой насмешкой.
– Всё? Или еще что-нибудь покажете? Ой, смотрите, пенал не упал, – сказала она и кончиками пальцев, не сводя с меня взгляда, сама его столкнула. – Ну, как? Легче?
Стук ударяющихся об пол ручек был единственным в помещении архива.
Меня трясло от ярости и ненависти к тощей девчонке. Я был близок к тому, чтобы влепить ей пощечину.
Презрение в темных глазах за тонким стеклом резало нервы как листок бумаги кожу – со скрипом, цепко.
Чтобы не сорваться, сильнее сжал край стола. До боли в пальцах.
– Что ты можешь знать, тварь? – сдавленный голос царапал сухое горло. – Что ты можешь знать обо мне, о жизни?
– Ну, да, – продолжала она говорить с той же насмешкой в голосе и взгляде. – Что может знать девятнадцатилетняя сикля о жизни? Взрослый, воняющий потом и алкашкой дядя куда более осведомлен о всех ее тонкостях. Так?
Ударил столом о бетонный пол. Её ресницы дрогнули, но лицо не выдало никакой эмоции.
Она равнодушно смотрела мне в глаза и наблюдала за реакцией, безмолвно наполняя бешеной яростью всё моё сознание.
Не сдержался.
Замахнулся и ударил кулаком в стеллаж сбоку
