Любовь под горячую руку - Наталья Перфилова

Есть. — Отозвался Грязнов. — Что за таблетки рассыпаны были в детской?

Два вида. Жаропонижающее и обезболивающее. Смею предположить, что ребенок болен. Соседи утверждают, что девочка плакала половину ночи… На спинке кровати несколько рубашечек развешено… Видимо, мать несколько раз переодевала Сашу, так как та сильно потела, что тоже косвенно на температуру намекает…

А почему они рассыпаны так неаккуратно, как думаешь?

Нервничала, доставала в спешке, или задела чем то… по крайней мере, оба пузырька валялись на полу. Раскатились в разные стороны…

Если вопросов к эксперту больше не у кого нет, то Цветков может быть свободен. Миш, когда можно ждать фотографии и результаты экспертиз?

Тамара Владимировна, прямо сейчас полечу в лабораторию, если отпустите. — Эксперт картинно вскочил и начал лихорадочно собирать бумажки.

Чудной ты парень, Миш. — Я с интересом посмотрела на него. — Чему ты все время радуешься? Я тебя, вроде, не гулять отправляю, а вкалывать…

А я, Тамара Владимировна, на работу, как на праздник, хожу. Счастлив, что полезное дело делаю. — Вытянулся Цветков по стойке смирно. Все прыснули от смеха. Эксперт, как никто, мог поднять настроение коллектива.

Болтун ты, Цветков. — Устало проворчала я. — И как только тебя столько лет в органах терпят?

Так я специалист незаменимый! — Уже из-за двери прокричал Миша.

Да уж. Незаменимый он. — Буркнул Панков. — Да мы все тут незаменимые. За нашу то зарплату… Уж точно набегаешься, пока замену найдешь…

Дим, давай после совещания выскажешь свои соображения по экономическим вопросам, — я знала, что эту тему надо пресекать на корню, иначе собрание могло растянуться на неопределенный срок. Денежный вопрос вызывал живой интерес у всех сотрудников, особенно семейных. — Давайте теперь Максима послушаем. Дал допрос Петровой что-нибудь интересное?

И да, и нет. — Отозвался Грязнов. — Куча информации о потерпевшей, ее муже, другом окружении. Только вот что с ней делать, пока не ясно. У Евгении Леонидовны ярко выраженная антипатия к зятю…

Да уж. — Усмехнулась я. — Я это еще в доме ее дочери заметила. Она уверена, что Сашенька у Дениса… Других версий просто не признает.

Вот именно. Я, конечно, расспрашивал ее обо всех, но она, как заведенная, все время на Игошина перескакивает. По ее мнению, Денис всю жизнь ее дочери покалечил, мечты разрушил… Короче, если даже девочка не у него, то он точно причастен…

А я не понимаю, почему вы с такой иронией относитесь к этой версии? По-моему, она очень даже перспективная. — Заявил Панков. — И соседи тоже о Игошине не лучшего мнения…

Да он прожил в этом доме всего ничего. — Пожал плечами Максим. — Им то откуда знать, какой он человек?

Только со слов Вики и ее матери. — Добавила я.

Ну, хорошо. И все же, почему Вы так уверены, что он тут не при чем? — Настаивал Дима.

Мы сомневаемся. — Ответил Грязнов. — А это, как говорят у нас в Одессе, две большие разницы. Конечно, мы его проверять будем, подозрений с папаши никто не снимает… Но как то это все не тянет на семейную разборку… Что, например, по твоему мог искать в шкафах Игошин?

Да что угодно! Фотографии, письма, другие доказательства измены. Все знают, что женщины свои безделушки в белье прячут, или в книжках. Если он заподозрил жену в измене, тогда и ссора к месту…

А девочка ему зачем?

Ну, повлиять хотел на изменницу, чтобы перестала дурью маяться…

И вернулась к нему. — Закончил его мысль Максим. — Оставил ее в беспомощном состоянии и ушел… Не вяжется это с ревнивым мужем. Не вяжется. Знаешь, как в народе говорят? «Ревнует, значит любит». По твоей логике он не мог ее бросить вот так…

Испугаться мог. — Не унимался Панков. — Да и Мишка же сказал, она потом могла себя плохо почувствовать… И помощь она не стала просить у соседей, потому что знала, ничего особо страшного не случилось…

Может, ты и прав. — С сомнением протянула я. — Кстати, Дим., ты натолкнул меня на мысль. Фотографии были в доме?

Полно. — Ответил Грязнов. — Игошина любит фотографироваться. Вчера только пачку отпечатала. Они в серванте прямо в пакете лежат… Да и по альбомам распихано много.

Что там на последних кадрах? — Заинтересовалась я.

Так все одно и то же. Вся пленка — в основном Вика с дочкой в парке…Тридцать шесть кадров. Кое-где одна Саша, но в основном вдвоем. На горке, на качелях, ну, и всякое такое… Судя по дате, все кадры сделаны в течении двух дней. Позавчера и днем раньше… Я особо то не рассматривал. Так глянул мельком, ничего интересного.

Интересно в этих кадрах только одно. — Задумчиво произнесла я.

Что? — Заинтересовался Максим. — Вроде, фотки, как фотки…

Кто их сделал? — Закончила я свою мысль.

Да попросила Вика кого-нибудь, вот и все. — Безразлично пожал плечами Панков.

Тридцать шесть раз? Обычно, в таких случаях вся пленка состоит из кадров с ребенком, и пара-тройка с мамой вдвоем… Если они в основном вместе, значит, эти два дня с ними был кто то третий. Логично? Причем, Евгения Леонидовна с дочкой в эти дни как раз гулять не могла, по ее словам, она была в отъезде.

Да… — Протянул Грязнов. — Я как-то не подумал. — Надо порасспросить мамаш в парке. По словам Евгении Леонидовны, Вика всегда гуляла по одним и тем же дорожкам, приблизительно в одно и то же время… Думаю, и подружек завела. Я часто вижу, как мамаши чирикают на лавочке в парке, покачивая одной ногой коляску. Это и понятно. Два часа круги нарезать, ноги отвалятся… — Я вдруг совершенно не кстати вспомнила о своей беременности. Я то уж точно не смогу по два часа в день бесцельно кружить по безлюдным аллеям, а потом сплетничать на скамейке с молодыми мамашами о качестве кефира и ценах на подгузники. Вообще, эти разговоры о детях, колясках сегодня подсознательно раздражали меня. Я нервничала и ничего не могла с собой поделать…Как на зло подвернулось это треклятое похищение… Я тряхнула головой, отгоняя навязчивые мысли. После! Все личное после! Так я решила для себя давным-давно и не собиралась менять заведенные мной же правила.

Весь день смотрю на Вас, Тамара Владимировна, и не пойму, что в вас не так. — Заявил непосредственный Панков. — Только сейчас понял, волосы Вы распустили. Здорово! Помолодели лет на десять, ей богу.

Что не на двадцать? — Проворчала я. — Не туда смотришь, Дима. Я тебе в матери гожусь…

Ну, уж! Вы скажете! — Искренне улыбнулся парень. — Какая ж вы мама? Вы вон какая молодая! И красивая.

Я посмотрела на Максима, он разговор не поддержал. Молча сидел, откинувшись на стуле, и думал о чем-то своем. Мне, как ни странно, стало обидно. Мог бы хоть для приличия высказать согласие. Раз в жизни такой разговор зашел… И как только осмелился этот Панков высказываться по поводу моей внешности? С первых же дней меня в коллективе прозвали Железной леди, иной раз и Горгоной Медузой могут… Но это, конечно, только за глаза. Исключительно! В лицо только на Вы. Тамара Владимировна. Ну, разве что Грязнов позволяет себе «тыкать», но мы с ним давние друзья… Мне казалось, что меня, как женщину, вовсе никто не воспринимает… А вот поди ж ты! Даже замечают, как выгляжу, оказывается…