Трудный ребенок - Джон Томпсон

Все вышло, как и задумал Джуниор. Через гостеприимно распахнутое окно на втором этаже сестра-хозяйка вылетела с истошным криком:

— Джуниор!

Она довольно мягко приземлилась в свалку пищевых отходов, распугав вездесущих ворон и галок.

Вечером в приюте было необычайно тихо. Воспитательницы-монашки на время перестали предъявлять взаимные претензии — время было не то: приходилось отказаться от мелких дрязг во имя великой цели. Последнее происшествие показало, что их враг номер один, Джуниор, вступил на тропу войны. Где-то там, в черных глубинах застывших спален их кровожадный и свирепый противник готовился к новым сражениям. Нервы у сестер-монахинь не выдержали.

С утра к кабинету мистера Дибати сплоченной группой отправились все воспитательницы приюта. По дороге они выбрали самую красноречивую из всех — Кетрин, чтобы она предъявила заранее подготовленный ультиматум директору: либо они все, либо один Джуниор.

Однако в кабинете каждой захотелось лично рассказать о тех бедах, которые принес ей маленький разбойник. Воспитательницы старались изо всех сил перекричать друг друга и сообщить господину директору именно тот эпизод из ужасной педагогической практики, который должен был окончательно убедить узкоглазого японца.

Директор только успел разобраться, что привело в такое возбуждение обычно сравнительно спокойных и уравновешенных сотрудниц. Больше же абсолютно ничего он понять не мог. Крики монашек слились в протяжный вой. Это было даже похлестче, чем шум в классе, когда на урок по какой-либо причине не являлся вовремя учитель. Монашки с перекошенными от ненависти лицами кричали что-то про ковры, унитазные бачки, туфли и косички, тлеющие шнурки, оконное стекло, чернила, свечки, портреты святых, мыло, сигаретные окурки, дымящуюся шерсть.

Обычно спокойно воспринимавшая всякие перегрузки голова директора пошла кругом, и он изо всех сил закричал:

— Пожалуйста, помолчите! Ну помолчите, пожалуйста. Пожалуйста, — не давая подняться новой волне проклятий в адрес Джуниора, он продолжал: — Ну ладно, ладно. Абсолютно нет никаких доказательств того, что Джуниор каким-то образом связан с происшедшей вчера трагедией.

— Какие нужны доказательства? Он злой. Посмотрите, какие он делает рисунки: чудовища, драконы, пожирающие людей, — одна из монашек продемонстрировала произведения юного художника.

Мистеру Дибати картинки, как ни странно, понравились. Правда, об этом он, естественно, не сказал. Он окинул взглядом разъяренные лица монахинь и с удовлетворением подумал: «Хорошо, что эта ненависть направлена не на меня. Слава Богу. Ну и рожи!» Вслух же он произнес:

— Подождите, я не говорю вам, что я великий психолог. Я не великий психолог. Единственное, что я могу сказать… Может быть, просто ему надо, чтобы его любили.

Вот тут-то наконец и зазвучал голос Кетрин:

— Хватит чепуху говорить! Или он отсюда уйдет, или найдешь себе каких-нибудь других монашек.

Взглянув на монашек, директор понял, что ему придется пойти на уступки.

— Эй, пожалуйста, не надо спешить! Давайте сделаем глубокий вздох и расслабимся. Единственный способ, которым мы можем все это выяснить, — это выслушать Джуниора.

Монашки принялись было возмущаться, кричать, что это уже не поможет. Но большой педагогический опыт подсказывал им: обвиняемый имеет право на последнее слово.

Известие о происходящем в кабинете директора совещании мгновенно разнеслось по всем уголкам приюта. Поэтому, когда парламентеры от воспитателей отправились к Джуниору, они нашли значительные положительные изменения в поведении мальчика. Тот признавал все свои ошибки, просил прощения и был готов к публичному покаянию.

Процесс решили провести не откладывая — в тот же день, после обеда. Собрались чуть ли не все обитатели приюта. Директору всегда нравились показательные мероприятия.

Мальчика ввели в переполненное помещение. По мгновенно образовавшемуся проходу он подошел к судьям. Вид Джуниора недвусмысленно говорил о глубоком раскаянии.

— Извините меня, пожалуйста, простите меня, пожалуйста, не заставляйте меня таскать эти тяжелые камни и драить грязные туалеты. Я хочу быть хорошим мальчиком… Я обещаю.

Слова Джуниора не произвели большого впечатления на хорошо знакомых с его уловками воспитательниц. Но директор был намерен провести эксперимент до конца:

— Ну вот, видите! Он говорит, что извиняется.

— Пожалуйста, дайте мне еще один шанс. Я теперь буду делать уроки, я стану умным и… буду священником.

Директору давно не выпадало случая показать свое красноречие:

— Слышали! Он будет священником. Священник — это же почти как монашка в пиджаке. Мальчик-монашка! Он хочет стать монашкой! — голос мистера Дибати звенел патетикой. — Надо быть великим человеком, чтобы признать свои собственные ошибки. И он — великий человек. По мнению моего агентства, которое я представляю, Джуниор никуда не пойдет из этого приюта…

Удивлению маленького разбойника не было предела:

— Никуда не пойдет! Что значит никуда не пойдет?

— О, не беспокойся, Джуди, ты знаешь, монашки просто сказали, что, может быть, ты сможешь быт счастлив где-нибудь в другом месте.

Неуважительный смех воспитанника оборвал директора. Тот вздрогнул.

— Что такого смешного?

— А что, не понимаешь, что ли? Дурак безмозглый.

После этих слов присутствующие замерли. У директора остановилось дыхание. Он был готов стереть маленького наглеца в порошок.

— Ну вот видите, он… — хотела прийти на помощь одна из монашек.

Но мистер Дибати оборвал ее:

— Что, ты хочешь сказать, что тебе не нравится в приюте?

— Я хочу уйти отсюда.

— Ну вот видите, мистер Дибати, он неисправим, — прошипела та же монашка, используя на этот раз латинское выражение.

— Я кто? Говорите по-английски, а!

— Может быть, может быть… Может быть, он пытается сказать… — директор все еще делал вид, что его нисколько не задели слова Джуниора и он по-прежнему на его стороне.

Мальчик, кривляясь, возбужденно продолжил фразу:

— Может быть, если я буду делать такие движения руками, может быть, наконец-то, вы поймете, о чем я говорю!

На этот раз голос директора был куда более решительным. Он изменил свой приговор:

— Послушайте, я одновременно представляю агентство и государство, поэтому во всем, о чем я говорил, есть две стороны. От имени агентства я заявляю: этот ребенок должен покинуть приют как можно быстрее.

Джуниор в душе только посмеялся над этими слабаками:

— Поторапливайтесь только, я же паинькой не собираюсь быть!

Несмотря на то, что мистер Хилли всеми силами старался сдерживаться, в последнее время разговоры с женой беспрерывно возвращались к одной теме — о ребенке. Беседа с доктором Хилкинсоном окончательно убила надежду заиметь собственного малыша. Бен потерял интерес к ночным забавам в постели со своей суженой. Ее возбужденные стоны казались ему пошловатой театральщиной. И хотя мистер Хилли успокаивал себя и супругу, что охлаждение является временным, но что-то важное безвозвратно ушло из их прежних отношений. Бен, однако, был совершенно уверен: он никогда не покинет свою Флу.

Уже несколько лет по утрам семейная парочка отправлялась на работу в небесно-голубом «форде». Иметь второй автомобиль было непозволительной роскошью при скромных доходах мистера Хилли. Собственно, такой необходимости вообще не было: жена по своему усмотрению распоряжалась машиной, а Бен никогда не пытался перехватить инициативу. Положение устраивало обоих.

17 августа ничем не отличалось от других дней знойного месяца, но именно в этот день Бена ожидало весьма неприятное известие. Хотя, казалось, сильнее огорчить человека после жестокого приговора доктора Хилкинсона уже нельзя.

Машина, как всегда, притормозила возле огромных стеклянных витрин популярного в Сент-Луисе магазина спортивных товаров «Большой Бен». Так прозвали отца мистера Хилли, владельца этого торгового гиганта, за то, что в юности он учился в Вашингтоне.

— Ну ладно, счастливо тебе, дорогая! — улыбнулся Бен, но не удержался и добавил о наболевшем: — Да прочитай ты эти проспекты об усыновлении!

Флу энергично огрызнулась, будто всю дорогу только и ждала подобной фразы:

— Сам читай! Я не ношу бывшую в употреблении одежду, и мне не нужен бывший в употреблении ребенок. Даже и речи не может быть, чтобы усыновить ребенка.

— Ну ладно, ладно, — постарался успокоить распалившуюся жену мистер Хилли.

Он в очередной раз убедился в бесполезности своих усилий.

Миссис Флоренс умчалась, а Бен уверенной походкой вошел в магазин через автоматические двери, намереваясь провести очередной рабочий день за своим столом с компьютером и телефоном. По пути мистер Хилли бросил беглый взгляд профессионала на прилавки, чтобы воочию убедиться, какие товары активней всего раскупаются, а какие, наоборот, лежат мертвым грузом. Только тут, на работе, ему почти удавалось забыть про семейные проблемы.