Кот госпожи Брюховец - Елена Басманова

– Как пошла? Куда?

Сохаткин злобно сплюнул.

– Знамо куда, по мужикам. Мать ее слаба по этой части была – кочергой от блуда отваживал, и дочки в нее. Старшая вовсе отбилась, шлындает по вокзальным чайным да пакгаузам. И младшая туда же...

– А ребенок? Ребенок как же? – расстроился доктор.

– Ребенка в приют отнес, от греха подальше, Божья помощь надежнее. – Фрол Сохаткин переступил с ноги на ногу. – В дом изволите зайти?

– Да нет, зачем же?

– Бедны мы, – повинился Фрол, – куда нам ребенка подымать? И девок-то не пристроить. И не уроды. К Ульянке-то и слесарь Пашка Шурыгин сватался, и плотник Сенька Осипов, дельный парнишка, на Каменноостровском дома строит, в артель взяли. Золотые руки. Всех Васька отвадил, кот этакий, обрюхатил девку и бросил.

– Как же не уследили вы за дочерью? – не удержался от укора доктор.

– Рази что на привязи не держал, – возразил Фрол, – да Васька сквозь стены пройдет.

Доктор достал портмоне и вынул ассигнацию. Фрол Сохаткин угрюмо молчал.

– Деньги эти вы по своему усмотрению употребите. Вижу, вы человек достойный. Дочери скажите, что Василий ей не нужен. Если захочет сойти со скользкой дорожки, я помогу.

– Вы? – В голосе хозяина звучало подозрение.

– Не в том смысле, в котором вы подумали, – смутился доктор.

– А в каком?

– Воспитанием и образованием Ульяны займется Ведомство Марии Федоровны, и это ничего не будет стоить ни вам, ни вашей дочери.

– Я скажу ей, – мрачно вздохнул Сохаткин, весь вид его свидетельствовал, что он не верит ни единому слову посетителя.

Доктор Коровкин вышел за калитку, миновал красного кирпича церковь с трехъярусной колокольней и по узенькому, недавно замощенному пудогоскими плитками тротуару направился к Каменноостровскому. Кружевная тень от молоденьких рябин причудливыми узорами лежала на сероватых квадратах.

Поплутав по Посадским, он свернул на Каменноостровский, к лидвалевскому новострою, и замер. По проезжей части проспекта шествовали... слоны. Они неспешно переставляли толстенные ноги, покачивали головами, поводили хоботами. Их сопровождали конные наряды полиции, на тротуарах толпились зеваки.

Черноволосая дама с блеклыми губами пояснила, что слонов ведут от Николаевского вокзала в увеселительный сад на Новодеревенской набережной.

Пожалуй, только один человек оставался равнодушным к экзотическому зрелищу: русоголовый плотник в картузе, стоя в проеме высоченного окна, устанавливал внутреннюю раму на третьем этаже. Напрасно собратья-артельщики призывали Сеньку Осипова полюбоваться заморским чудом. На подоконнике рядом с мастеровым замер черный котище – вытянув шею, он таращился на слоновье движение внизу: спина его выгнулась крутой дугой, шерсть встала дыбом, хвост распушился.

Замыкающий шествие слон двигался лениво и размеренно, будто спал на ходу. Погонщик в чалме, покачиваясь под легким балдахином, управлял своим живым кораблем с помощью длинной бамбуковой палки, которая, казалось, лишь щекотала толстокожую махину. Но и эта щекотка, видимо, досаждала гиганту – неожиданно слон резко взмахнул головой, вскинул хобот и затрубил.

Трубный глас индийского гостя, направленный к лидвалевскому строению, рассмешил зевак. Тем более что в ответ ему раздался дикий кошачий вопль, – и в мгновение ока ополоумевший кот метнулся в ноги плотнику.

Жуткий крик, треск дощатого настила и глухой удар – таковым был незримый финал забавной сценки, которая, как подумал доктор, привела к гибели плотника и кота.

Глава 5

В середине дня Карл Иванович Вирхов принял в своем кабинете на Литейном подтянутого, кряжистого человека. Сославшись на рекомендацию доктора Коровкина, воздухоплаватель Лейкин рассказал опытному следователю о своих подозрениях.

Посетитель напирал на то, что взрыв произошел сразу же, как только ящичек-портсигар, переданный щуплым юнцом, оказался у отца Онуфрия. Воздухоплаватель не отрицал, что рядом стояли сосуды со светильным газом, могла иметь место и утечка. Штабс-капитану не понравился взгляд покойного – остекленевший, как у самоубийцы. Или у сумасшедшего. Штабс-капитан Лейкин исключал, что истинной целью покушения был он. Не скрыл и точку зрения военных следователей, искавших техническую неисправность. Не тревожа, по просьбе Лейкина, военное ведомство, Вирхов счел возможным допросить друзей погибшего. Имена незнакомых Лейкину людей были записаны им со слов доктора. Теперь этот бесценный перечень лежал перед следователем.

Он послал своего помощника, молоденького претендента на судебные должности Павла Мироновича Тернова на розыск подозрительных завсегдатаев «Аквариума», а сам отправился в Судебную палату.

Вернулся к себе в кабинет к вечеру. Около двери с табличкой «Судебный следователь участка №2» томились три молодых человека, беспокойно пялясь на проносившихся по просторному коридору курьеров в форменной одежде, на разномастного вида публику, восседавшую на скамьях. Все трое были в изрядном подпитии.

В кабинете письмоводитель Поликарп Христофорович сообщил своему начальнику, что Петр Родосский, Михаил Фрахтенберг и Густав Оттон обнаружены в «Аквариуме».

Вирхов попросил пригласить первым знаменитого велосипедиста: звезда велодромов заметно нервничал, но, главное, по возрасту господин Родосский был ближе всех к погибшему купчику, не исключалось, что между ними сложились дружеские отношения. Велосипедист казался и менее пьяным, чем его старшие товарищи.

– Рассказывайте, господин Родосский, – начал Вирхов, когда молодой человек угнездился на казенном стуле для посетителей. – Что вам известно о происшествии, имевшем место сегодня в Воздухоплавательном парке при подъеме воздушного шара «Генерал Ванновский»?

– Ничего, – вздохнул Петя. – Степана жалко. Он был кроткого нрава. Не обижался, когда мы над ним подтрунивали.

Лицо преуспевающего велосипедиста, несмотря на неумеренные возлияния, сохраняло бело-розовый, по-девичьи нежный цвет, серые глаза под светлыми ресницами смотрели доверчиво, золотистые усики оттеняли яркость припухлых, как у ребенка, губ. Нога в светлом замшевом ботинке, выпроставшись из-под задранной белой брючины, предательски дрожала.

– Кто был инициатором поездки в парк?

– Кто? – Петя задумался. – Кажется, Дашка, то есть Дарья Прынникова. Ей очень хотелось посмотреть. А может быть, ее кто-нибудь подбил, Платоша, например. То есть господин Глинский. Он служит в Эрмитаже.

– А он интересуется воздухоплаванием?

– Вряд ли, просто любит всякие диковинки. Но я могу и ошибаться. Одно скажу точно – я не хотел ехать на праздник, мне хватает впечатлений на велодроме.

– Читал, читал в газетах о ваших спортивных подвигах, господин Родосский. –Вирхов испытующе смотрел на велосипедиста. – Вы где-нибудь учитесь, служите?

Петя покраснел:

– Пришлось оставить третий курс Технологического института. Из-за отсутствия необходимых средств. Посвятил себя спорту.

– Так-так, – побарабанил пальцами по столешнице Вирхов. – На легкие деньги позарились?

– Но это временно, пока не накоплю средств на продолжение учения, – неуверенно сказал Петя. – О моих способностях поощрительно отзывались такие уважаемые люди, как профессор Муромцев.

– Да? – поднял плоские белесые брови Вирхов.

– Можете справиться у его дочери, Марии Николаевны. Она, кстати, тоже посетила воздухоплавательный праздник...

– Справлюсь, справлюсь, голубчик, не сомневайтесь.

Вирхов вытер со лба пот – лето в Петербурге выдалось жарким, духота утомляла.

– А что за деревянный футляр был в руках господина Студенцова?

– Ума не приложу. – Петя сцепил пальцы обеих рук. –До сих пор дрожь ужаса не могу унять, простите. Он с этим футляром все утро таскался, и в экипаже вместе с нами ехал. Так это была бомба?

– Как вы думаете, господин Родосский, – вы же хорошо знали господина Студенцова! – его не преследовало желание покончить жизнь самоубийством?

– Степан никогда не взял бы грех на душу.

– У него были враги?

– Если и были, таких не знаю. Его любили...

– А у него могли быть мотивы для убийства батюшки?

Вирхов обратился к своему любимому методу допроса: «буря и натиск» – он состоял в том, чтобы как можно увереннее нагнетать в уме допрашиваемого самые умопомрачительные, самые невероятные версии и мотивы, да так, чтобы тот не выдержал напряжения, сорвался и сам выдал себя. Сейчас Вирхов надеялся извлечь из велогонщика мало-мальски полезную информацию.

Округлое лицо спортивной звезды вытянулось, в глазах появилось неподдельное удивление:

– Да что вы! Я никогда не слышал, чтобы Степан неуважительно отзывался о духовном сословии. Он набожный был, до глупости.

– Как это? – Вирхов нахмурился.