Собаки и тайны, которые они скрывают - Элизабет Маршалл Томас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В третью категорию Миша включал главные улицы города. Прекрасный пример – знаменитая улица Брэттл-стрит в Кембридже. Миша часто ходил именно по ней. При переходе пересекающей улицы, однако, Миша пользовался лучшим и более разумным методом, чем мы, обычные пешеходы.
В отличие от нас, он не переходил улицу на углу. Вместо этого он сворачивал на пересекающую улицу, проходил по ней около десяти метров, переходил там дорогу и по тротуару возвращался к тротуару Брэттл-стрит, где продолжал свое путешествие. Сначала я не могла понять этого маневра, хотя Миша неизменно пользовался им. Потом я увидела его достоинства и тоже стала так делать. Почему Мишин метод был безопаснее? Потому что в любой точке квартала движение идет только с двух сторон, а не с четырех, как на перекрестке. Пересекая дорогу в середине квартала, человек уменьшает свои шансы быть сбитым машиной, входящей в поворот. С тех пор как я научилась у Миши «технике середины квартала», я заметила, что почти все бродячие собаки делают то же самое, как и люди, которым нужно дополнительное время для перехода или безопасность которых зависит от их слуха. Некоторые слепые люди, например, используют такую же технику.
Однако Мишу заботила не только безопасность. Деревья, фонарные столбы, почтовые ящики или пожарные гидранты обычно стоят сразу за линией застройки в тех местах, где бродячие собаки любят переходить улицу. Для собак это очень подходящее место, чтобы оставить сообщение или знак. Миша подходил к этим объектам, внимательно изучал их, а затем поднимал заднюю лапу. Очень знакомое зрелище для большинства владельцев собак. Практически все кобели метят неподвижные предметы (или то, что они считают неподвижными предметами). Иногда Миша оставлял несколько меток, экономно расходуя мочу. Он тщательно обнюхивал свою метку, снова мочился, иногда повторяя процедуру по пять-шесть раз, прежде чем удовлетворялся и был готов продолжать путь. Иногда он старался оставить метку как можно выше – почти на метровой высоте. Но даже эти высокие метки не всегда ему нравились, и Миша старался снова и снова.
Что это означало? Конечно, это было не только лишь простое опорожнение мочевого пузыря. Если Миша просто хотел писать, он вообще не поднимал ногу, а слегка сгибал колени, чтобы не намочить задние лапы, и мочился по-щенячьи, прямо на землю. Следовательно, Миша поднимал ногу, чтобы пометить территорию? Да, я была уверена в этом до тех пор, пока не начала вести свои наблюдения. Итак, я отмечала все места, где Миша оставлял метки, чтобы узнать, что именно, по его мнению, принадлежит ему. Вскоре у меня появился огромный массив данных, демонстрирующих, что его предполагаемая территория была практически везде, куда бы он ни пошел.
Но как такое возможно? Разве такой смышленый пес, как Миша, не захотел бы в какой-то степени отличать свои родные места от чужих и дальних? Разве он одинаково ведет себя там, где живет, и в тех местах, где появляется только изредка? Но Миша задирал заднюю лапу примерно с одинаковой частотой, независимо от того, как далеко он находился от дома.
На оживленных улицах поведение Миши менялось. Здесь он не предпринимал мер предосторожности в отношении машин и никогда не ходил по тротуару, а вместо этого смело шел себе по самой середине проезжей части – само воплощение уверенности в себе. Даже на перекрестках этот пес продолжал идти по разделительной полосе. Он явно не мог видеть машины, несущиеся к нему на перекрестке. И тем не менее ни разу не стал виновником ДТП. Как ему это удавалось?
Я, наверное, никогда бы не узнала этого, если бы оба уха у Миши были такими же, как у большинства других хаски – жесткими и стоячими. Но у него кончик левого уха был мягким, и когда Миша спокойно бежал рысью, этот левый кончик подпрыгивал. Однако когда пес настораживался или думал о чем-то важном, кончик его левого уха поднимался и застывал, как и на правом ухе. Однажды, следуя за Мишей по переулку на велосипеде, который я использовала для своих собаковедческих исследований, я увидела, как его левое ухо напряглось, когда он приблизился к перекрестку. По своему обыкновению, он не отрывал взгляда от улицы впереди, но чем ближе он подходил к перекрестку, тем явственнее оба его уха напрягались и разворачивались в стороны. К тому моменту, когда Миша был готов пересечь перекресток, что он всегда делал, не меняя скорости и крутя головой по сторонам, его уши были «настроены» на пересекающую улицу. Если приближалась машина, он ее слышал издали. Более того, его слух указывал не только местонахождение машины, но и ее скорость. Все, что нужно было сделать Мише, чтобы не стать жертвой ДТП, это либо проскочить перед машиной на перекрестке, либо пропустить ее.
Почему он не смотрел на автомобили, едущие сбоку? Потому что он следил за появлением собак. Почуяв приближение Миши, все псы, находящиеся не на привязи, покидали свои дворы и веранды и выбегали на улицу. Миша хотел быть готовым к их появлению. Он хотел видеть их до того, как они заметят его, и быть готовым к встрече. Разумеется, ближайшая собака подходила к Мише с поднятым хвостом и ушами. Когда эта собака оказывалась метрах в десяти, Миша замедлял шаг, но постепенно шел на сближение.
Шея Миши выгибалась дугой, хвост поднимался. Вторая собака останавливалась для встречи с ним. Миша подходил, и оба пса церемонно становились на небольшом расстоянии друг от друга. Миша обычно отворачивал голову, чтобы искоса посмотреть в глаза другой собаке, которая обычно смотрела на Мишу прямо, но вопросительно, а потом слегка отворачивала голову. Во время таких встреч Миша держал хвост высоко поднятым, а уши направленными вперед. Шерсть его при этом слегка приподнималась. Если другая собака пыталась обнюхать его под хвостом, Миша отпрыгивал в сторону, чтобы избежать этого. Наконец, он делал решающий жест: он поворачивался
