Волчьи законы тайги - Владимир Колычев

Но зимой найти останки погибших и обломки вертолета не удалось: метель надежно погребла их под снегом.

А весной, в мае состоялся суд, который оправдал Данилу по всем статьям. К этому времени в тайге сошел снег и, не дожидаясь второго пришествия поисковой группы, он сам занялся вертолетом. И обломки нашел, и фрагменты человеческих тел... Пока не прибыла группа, он тщательно обследовал местность в районе падения останков и обломков, но женскую сумочку с бриллиантовым колье так и не нашел.

Правда, нашел брелок автомобильной сигнализации – без ключей, без обгорелостей, как если бы он вывалился из горящего вертолета. Может, эту штуку обронила Лена. Возможно, этим брелоком ставилась на сигнализацию ее машина. Но где же тогда ключи?..

Данила с грустью нажал на кнопку, представил, как защелкиваются двери на ее машине там, в далекой Москве. Приятные фантазии. Приятные, потому что мысленно увидел Лену. Фантазии, потому что слабенькая радиоволна не могла преодолеть расстояние до нее, да и батарейка в пульте окислилась от сырости. Он мог бы выбросить брелок, потому что Лена в любом случае в нем уже не нуждалась. Или запасной пульт у нее был, или она просто сменила сигнализацию... Но выбрасывать брелок он не стал, приберег его как память...

Удача приветила его чуть позже, когда он взялся исследовать возможный маршрут, которым Лена шла на встречу с волками. На поиски ушло не меньше месяца, но все-таки он нашел сумочку. Она лежала в болотистой луже, ремешком зацепившись за сучок гниющей коряги. Оказалось, Данила несколько раз проходил мимо этого места, но только в конце июня сумел зацепиться взглядом за ремешок, который легко можно было принять за истлевший древесный прутик... Паспорт в сумочке превратился в целлюлозную слизь, косметика – в дурнопахнущую массу, ключи от квартиры и машины заржавели, но с колье ничего не случилось – все-таки золото и бриллианты. Кстати, ключи от машины были без брелока сигнализации, что позволило ему точно установить природу происхождения более ранней находки.

Колье стоило девяносто тысяч долларов, продать его можно было за пятьдесят. Данила никогда не держал в руках таких денег. Но тем не менее и подумать не мог, чтобы оставить эту вещь себе. Он страшно соскучился по Лене. Он очень хотел к ней. И это счастье, что в Москву он поедет не с пустыми руками.

Глава 4

Стоянка поезда – тридцать минут, и он только-только пришвартовался к перрону. Данила смотрел в окно и удивлялся, почему люди не идут к вагонам, а почти бегут. Пышная коротконогая женщина в зеленой длиннополой кофте и цветастом платке, с двумя клетчатыми сумками в руках, глаза большие и выпученные, как у белки-летяги в момент приземления на ветку; губы трубочкой, как будто загудеть хочет: «Постой, паровоз! Я сейчас, сейчас...» Но эта видно, что из деревни. А вот долговязый сухопарый мужчина с интеллигентным складом лица, модный летний костюм на нем, туфли отливают лаком, пластиковый чемодан аккуратно катится вслед на колесиках. Но шагает он широко, быстро, как будто боится не успеть...

Были, конечно, исключения. Вот идет худенькая девушка с миловидным, но угреватым лицом. В одной руке тяжелый чемодан, в другой – пузатая спортивная сумка. А рядом парень – налысо бритый, с крупными и смазанными чертами лица. Маленькие нахальные глазки, толстые губы обжимают горлышко пивной бутылки, которую он держал одной рукой. Вторая конечность тоже занята – ею парнишка обнимал обремененную ношей девушку, по сути, висел у нее на шее. Любовь зла, полюбишь и дегенерата...

До Екатеринбурга Данила ехал в купе один. Но точно знал, что сейчас у него появятся соседи. До Москвы путь не близкий – хотелось бы знать, с кем его коротать. Пусть будет тетка в цветастом платке или долговязый мужчина с чемоданом на колесиках. Лишь бы только не лысый нахал со своей рабыней. Еще шуметь начнет, права качать, как бы его тогда случайно не покалечить. Не любил он таких типов, и если на него вдруг найдет, может и челюсть сломать.

Но прыщавая девушка пронесла своего недоношенного дружка мимо его вагона. Женщина в зеленой кофте с шумом протиснула свое грузное и утяжеленное сумками тело в коридор, стихийным бедствием пронеслась мимо купе.

Затишье после бури длилось недолго. В купе к Даниле вломились два парня лет двадцати пяти. Белобрысый верзила с широким треугольным носом и мясистыми, сильно обветренными губами. И худосочный живчик – чернявый, смуглявый, с длинными пышными ресницами над большими, раскосыми, как у лисицы, глазами.

– Здорово! – трубным голосом прозвучал верзила. И протянул Даниле крепкую широкую ладонь. – Степан.

– А я Тимоха! – развязно подмигнул ему чернявый.

Но руки не подал. Бросил свою сумку на свободную нижнюю полку, закинул ногу за ногу, языком выковырял из-за щеки резиновый комок, смачно жевнул.

– Степа, ты же любишь сверху, да?

– И наверху люблю, и сверху, – кивнул верзила, легко забросив свой чемодан на третью багажную полку.

– Было бы на ком, да? – сорвавшись на фальцет, засмеялся чернявый Тимоха.

– Так нет же никого, – расстроенно протянул Степан.

Парень был одет неплохо – новенькая футболка с нагромождением из иностранных слов, добротные джинсы с умеренными потертостями, кроссовки с высокой подошвой. Но сидело это все на нем как-то непритязательно. Как форма на солдате первого срока службы. Зато его дружок Тимоха, если пользоваться таким сравнением, был похож на дембеля. Непринужденный, раскованный, те же джинсы и футболка шли ему так, будто он в них родился.

– Ничего, братишка! Нам еще ехать и ехать! Весь поезд обойдем, а подруг себе нароем!.. Вот Данила нам скажет, где тут у нас рыбные места.

– Не знаю, не искал.

– Ты что, монах?

– Нет, но не озабочен.

– А мы, брат, озабочены. Как говорится, все, что движется...

– Ты это, будь осторожен, ладно? А то ведь поезд тоже движется, как бы не перепутал чего...

– Ты не так понял, – насупился Тимоха. – Мы все, что в поезде... Степа, объясни человеку!

Верзила сел напротив Данилы, уперся ладонями в широко разведенные колени, выставил вперед локти. В упор посмотрел на него.

– А чего тут объяснять? Он все понимает. И выпьет с нами за знакомство, да ведь, Данила?

– Извини, но я не пью.

– Не пью, не курю, баб не... Ну, ты в натуре! – оскалился Тимоха.

– Ну почему не курю? Курю. А пить нельзя...

– Болеешь?

– Ты меня не трогай, ладно? – Данила лег на спину, забросил руки за голову. – А то ведь я и разозлиться могу.

– Ух, мы какие! – пренебрежительно протянул Тимоха.

И тут же выдал ту же самую фразу, но уже другим, восторженно-заигрывающим тоном. И виной тому была юная и симпатичная шатенка, заглянувшая к ним купе.

– У меня четырнадцатое место, – звонкой капелью прозвучал ее сочный, с нежной хрипотцой голосок.

Невысокая, худенькая, но не сказать, что хрупкая. «Мокрая химия» на голове, высокие, тонко выщипанные брови, крупные светло-серые глаза, того же примерно цвета глянец на красивых полноватых губах. Изящный носик портила небольшая сережка в ноздре. Точно такая жемчужинка торчала из пупка. Короткий топик с бородатым ликом Че Гевары, предельно низко посаженные джинсы с рваниной на коленях. На плече розовый кожаный рюкзачок.

– А у меня тринадцатое! – вскочив со своего места, нахально улыбнулся Тимоха.

И, запанибратски обняв за талию, пропустил мимо себя к столу. Рюкзак девушка бросила на полку, которую освободил чернявый. Но, как оказалось, сделал он это не для нее.

– Смотрю на тебя, красавица, и вижу, что мы созданы друг для друга. Ты зайка, а я твой хвостик, ты правая рука, я левая, – Тимоха бодро крутил свою пластинку. Видно, что поднаторел в окучивании женских грядок. – Ты справа должна спать, а я слева...

Все бы ничего, но спать, по его мнению, девушка должна была на месте Данилы.

– Да я не против, – пожала она плечами.

– Жаль, что место занято. Но Данила у нас настоящий джентльмен. Правда, Данила?

Он мог бы оспорить это мнение, но выяснять отношения в присутствии девушки не хотелось. Да и вообще, проблемы ему совершенно не нужны. Что бы ни случилось, нужно сохранять спокойствие. А на рожон лезть и вовсе противопоказано.

Данила молча поднялся, скатал свой матрац вместе с бельем, забросил его на верхнюю полку слева от двери. Сумку оставил под нижним лежаком: вещей у девушки немного, мешать она ей не будет.

– И как тебя зовут, свет моих очей? – продолжал распинаться Тимоха.

– Что?! Свет моих очей?! – неожиданно для него скривилась девушка. – Ты где таких штампов нахватался, чувак?

– Э-э, каких штампов? – ошарашил его такой отлуп.

– Ладно, проехали... – прощающе отмахнулась она. – Вита меня зовут. Я до Москвы, а вам куда?

– И нам туда же! – снова расхорохорился Тимоха.

– На шабашку или как?

– И так, и сяк...

– Каменщики, штукатуры?

– Почему сразу каменщики? Может, мы студенты?

– Да ладно, студенты... – скептически хмыкнула Вита. – На калым едете, так и скажите. Что здесь такого? Труд, как известно, облагораживает...