ДИВИЗИОН - Николай Лозицкий

Хотя Абросимов и приказывал нам избегать боестолкновений с противником, но это же были не наземные части, к тому же руки так и чесались проучить обнаглевших немцев. Рядом оказалось очень удобное дерево с развилкой, в которую Сорочан и пристроил пулемет. Проверив установки прицела, он зарядил оружие и стал ждать очередного захода «Мессеров». Уверенные в своей безнаказанности, они проводили штурмовку на минимальной скорости и высоте. Начиная стрельбу издалека, они затем проносились на самой колонной. Как раз в такой момент Сорочан и выпустил по ведущему длинную, на пол диска, очередь. Самолет дернулся, за ним появился шлейф и, круто отвалив в сторону, он стал набирать высоту. Вероятнее всего, мы ему повредили систему охлаждения, и пока двигатель не остановился, летчик хотел подняться повыше. Я крикнул — Быстро уходим, — схватив пулемет, мы как лоси ломанулись в глубь леса. И как раз вовремя. Разозленный летчик второго самолета прошелся пулеметной очередью по опушке, а затем, развернувшись, стал догонять своего ведущего. Поняв, что самолеты удаляются, мы вернулись на опушку.

Дерево, с которого стрелял Сорочан, было все посечено пулями.

— Метко стреляет гад — сказал Сорочан дрогнувшим голосом.

— Ну, ты, положим, не хуже — подбодрил я его.

На дорогу, к машинам, начали собираться уцелевшие, лежавшие до этого в кюветах и ямках. Подошли и мы. Крепкий старшина, со светлыми волосами и густыми пшеничными усами на загорелом лице, забросив за спину винтовку, из которой он стрелял по самолету, руководил работами. Сначала, заметив нас, люди насторожились. Но, увидев, что мы держим оружие за спиной и ведем себя спокойно, успокоились тоже. Подойдя ближе, я спросил — Кто старший? Старшина представился — старшина Таращук. Оказалось, это взвод обеспечения одного из дивизионов, прикрывавших Владимир-Волынский укрепрайон (УР), направлялся на склады боепитания во Владимире-Волынском, за снарядами. Ехавший в первой машине лейтенант, командир взвода — погиб. Две оставшиеся машины чудом уцелели. Конечно, кабины и кузова были посечены пулями, но двигатели завелись и колеса целы. Пока мы помогали грузить в кузова убитых и раненых, старшина Таращук рассказал, что ДОТы УР и поддерживающие их дивизионы не дают немцам переправиться через Буг. Однако, незавершенность строительства огневых точек УРа, позволяет немцам мелкими группами просачиваться в наш тыл и, обстреливая, пытаться сеять панику. А действующие немецкие диверсионные группы одновременно, перед началом обстрела, вывели из строя всю проводную связь с вышестоящими штабами. На прощание мы подарили Таращуку пулемет и три диска с патронами.

— Ну теперь гады, пусть прилетят, — погрозил он кулаком в небо.

Мы расстались, а на дороге остались сгоревшие остатки машин и бурые, быстро темнеющие пятна крови раненных и убитых. Первых раненных и убитых виденных нами так близко.

Мы направились к своему БТРу. Все шли молча, внимательно вглядываясь в темнеющий лес. Настоящая война становилась суровой явью. Если б мы не отбежали в лес, то сейчас у нас тоже могли быть убитые или раненные. С непривычки, от этих мыслей, неприятный холодок пробегал по коже. Услышанная информация о просочившихся немцах, заставляла с особенным вниманием всматриваться в глубину леса. Дело усугублялось тем, что в основном, мы были уроженцы степных районов. Лес был нам мало знаком. Если раньше мы в него и попадали, то не надолго. У нас, в Краснодарском крае, лес только в горах. Иногда я ездил с друзьями в район Хадыженска или Горячего Ключа собирать грибы и кизил. Но то был мирный лес, максимум, что нам угрожало — заблудиться.

Встретивший нас Мавроди ворчал,

— Прётесь через лес как слоны, вас за километр слышно!

Мавроди, хоть и был моим земляком, с Кубани, вырос в предгорном районе, где лес был частью их жизни. Летом, во время каникул, он с такими же пацанами и кем то из родителей, уходили в лес на несколько дней, представляя себя, то партизанами, то разведчиками. Став постарше, ходил с отцом на охоту.

— Не бурчи! — сказал я — Назначаю тебя старшим Лешим, будешь нас всех учить, чтоб мы в лесу были как тени. А то действительно, разведка, а ходим по лесу как туристы!

Пока пришедшие рассказывали о наших похождениях, я связался с дивизионом и доложил о том, что узнал, умолчав, правда, о нашей стрельбе по самолету.

Через время, вышедший на связь начштаба Васильев, приказал возвращаться к складу и сказал, что машины сегодня не придут, а ночевать мы будем у склада.

Погрузившись на броню, мы тронулись в обратный путь. Вечерело, солнце опускалось все ниже и в лесу становилось сумрачно. Все внимательно вглядывались в мелькающий по сторонам лес. Мы хотели до темноты добраться до склада.

К складу мы добрались уже в сумерках. При подъезде я связался с нашей рацией на складе и предупредил, что мы скоро подъедем, чтобы нас в темноте не обстреляли.

По приезду нас ждал горячий ужин из каши с тушенкой и чая. Только сейчас мы почувствовали, как проголодались. Наскоро поужинав, я приказал загнать БТР внутрь ограждения и развернуть передом в сторону ворот, а сам с Коровиным, пока окончательно не стемнело, пошел проверить, как выполнены окопы и несется служба часовыми.

За время нашего отсутствия по периметру было вырыто несколько стрелковых ячеек в полный рост, которые соединялись между собой неглубокими ходами сообщения. В ячейках были сделаны ниши, в которых выложены запасные диски к ППД и гранаты.

— Я вижу, Вы поняли, — сказал я Коровину — что теперь у нас основная задача — оборона склада. Часовые должны нести службу в отрытых ячейках, готовые в любой момент принять бой. Завтра необходимо почистить периметр от кустарника на расстоянии двадцать метров от ограждения, чтоб к забору невозможно было подкрасться незамеченным. Ходы сообщения необходимо углубить, хотя бы до одного метра. Если какие будут вопросы, я в БТРе.

Стемнело, мы стали устраиваться на ночлег. Солдаты, разложив брезент, чистили оружие. Я тоже разобрал и протер свой ПМ (пистолет Макарова), пару раз для тренировки, разобрал ППД. Распределив, кто в какое время дежурит в башне у пулеметов, я забрался в БТР, сел на командирское место и собрался спать. Уставшее тело требовало отдыха, после сытного ужина мысли ворочались в голове медленно.

Последнее, что я подумал, перед тем как уснуть, что другие группы нашли что-то более важное, поэтому машины и не пришли. Как оказалось позже, так и было.

Часть 2

Старший лейтенант Лучик.

Этот год, хоть он был и не високосный, оказался для меня неудачным. Окончив семь лет назад университет, по специальности химик, я отработал пять лет в школе, в которую попал по распределению, вернулся домой и два года назад смог устроится на хорошую работу, дежурным оператором на химический завод. Работа была не пыльная, пульт управления находился в отдельном здании, на втором этаже. В смене было по два человека, стоял стол для настольного тенниса. Мы во время смены частенько играли, поглядывая на приборы и прислушиваясь к аварийной сигнализации. Платили неплохо, словом, жизнь налаживалась. В этом году мне исполнялось тридцать лет, после тридцати в армию уже не забирали. После очередных сборов, получив звание старшего лейтенанта, я надеялся, что в армию я так и не попаду. Но не тут то было! В середине января я получил повестку из военкомата. Явившись туда, я узнал, что меня призывают на два года. Все что я добился — летело коту под хвост. Хотя по закону я имел право вернуться на то же место работы, с которого уходил в армию, но кто же уступит мне такое теплое местечко. Короче, жизнь круто развернулась, и уже через неделю я принимал взвод управления второй батареи этого дивизион. За прошедшие годы я практически забыл все, чему учили на военной кафедре. Хорошо, что в дивизионе были еще офицеры-двухгодичники. Все они были моложе меня, т. к. были призваны сразу после окончания ВУЗов. Конечно, было тяжело привыкать к новой жизни, но постепенно я втянулся в новый распорядок жизни и даже появился какой то интерес. Из бывших студентов особенно выделялся Миша Гелеверя. Если остальные изучали только то, что положено по должности, то он всегда старался узнать побольше. Приставал с вопросами по артиллерийской стрельбе к кадровым офицерам, уточнял тонкости при выполнении огневых задач. Может быть, это кому-то и не нравилось, но комдив Абросимов поощрял его интерес. Это давало свои плоды. На зимних стрельбах он, единственный из «двухгодичников» отстрелялся на отлично. Точно подготовив данные, он уже вторым снарядом попал прямо в указанную цель, чем удивил присутствовавшего на НП начальника штаба дивизии.

— Кто этот лейтенант? — спросил он у командира дивизиона.

— Командир разведвзвода батареи управления лейтенант Гелеверя — ответил тот.