Колизион. Шатер отверженных - Ясинская Марина Леонидовна

Остановившись рядом с Рондой, директор несколько долгих мгновений смотрел на смешавшегося Кабара.

– Значит, директор, да? – спросил он. Низкий голос отзывался вибрацией в позвоночнике и заставлял нервничать. Кристина посочувствовала Мануэлю и всем остальным циркачам «Обскуриона»; постоянно находиться рядом с человеком, одно лишь присутствие которого так подавляет и заставляет нервничать, должно быть, очень утомительно.

– Временно исполняющий обязанности, – ответил Кабар, протягивая ладонь для рукопожатия. Он уже успел собраться и снова стал похож на обычного самоуверенного себя, хотя было заметно, что рядом с директором «Обскуриона» ему некомфортно. Но все же Кабар старался; наверное, не хотел ударить в грязь лицом перед циркачами родного «Колизиона». А может, рисовался перед посторонними. – Кабар. Метатель ножей. Приятно познакомиться.

– Временно исполняющий обязанности, – медленно повторил директор «Обскуриона», словно пробуя каждое слово на вкус и демонстративно не замечая протянутой руки. – Как… необычно!

– Да, у нас… были в последнее время трудности, – ответил Кабар, явно не зная, что делать с рукой – продолжать держать или убрать? – А вы… извините, не расслышал ваше имя?

Ронда издала тихий смешок и переглянулась с директором. Тот едва заметно улыбнулся.

– А я его и не говорил, – ответил он.

Кабар наконец уронил руку, перестав надеяться на ответную вежливость.

– Это ваша страшная цирковая тайна? – наконец натужно пошутил он, пытаясь разрядить крайне неловкую обстановку.

– Да нет, почему же. Просто забавная формулировка. Вы не не расслышали мое имя, вы прекрасно знали, что я его не говорил. Почему бы не спросить прямо?

Кристина шумно выдохнула. Это не она разговаривала с директором «Обскуриона», но даже ей стремительно становилось некомфортно от одного лишь наблюдения за беседой со стороны; у нее даже спина вспотела! И впервые за все время Кристина почти посочувствовала Кабару; ему сейчас, наверное, намного хуже!

– Вероятно, ловушка правил вежливости, – спокойно ответил Кабар. Удивительно, но под натиском собеседника он все больше брал себя в руки. – Давайте попробуем еще раз. Кабар. А вы?

– Джордан, – после короткой, но ощутимой паузы ответил директор «Обскуриона».

– Рад знакомству, – кивнул Кабар и продолжил, вызвав у Кристины что-то похожее на уважение своей настойчивостью; она бы на его месте точно не продолжала. – Я – метатель ножей. А вы?

– А я – директор «Обскуриона», – просто ответил Джордан, поднял руку к переносице, снял очки и в упор взглянул на Кабара.

Метатель ножей не удержался и чуть отшатнулся.

Затем Джордан перевел взгляд на мнущегося поодаль Мануэля. Тот вздрогнул.

А потом директор «Обскуриона» прошелся взглядом по всем циркачам «Колизиона».

Когда очередь дошла до нее, Кристина поняла, почему вздрогнул Мануэль и попятился Кабар. Она думала, что глаза Джордана, должно быть, будут сверкать серебристым светом, как глаза циркачей «Колизиона», но глаза под очками-витражами были белесыми и незрячими. Директор «Обскуриона» оказался слепым.

– Не нравится мне этот цирк, – проворчал Фьор, когда Кабар с Джорданом отошли в сторону и стали что-то обсуждать, а всем остальным пришлось мяться на месте, не зная, что делать. – И Джордан мне не нравится. У меня от него мурашки по коже. А этот взгляд… Брр! – передернул он плечами.

– Да уж, очень интересно, как незрячий может управлять цирком, – задумчиво протянула Кристина. – Ты ведь сказал, в цирке не болеют, да? Наверняка и в «Обскурионе» тоже. Но раз так, почему у него тогда такой… изъян?

– По нему и не скажешь, что он слепой. Во всяком случае, двигается и ведет он себя как зрячий, – заметил Фьор.

– Джада! – резко опомнилась Кристина. – Ей же нужен врач! Где живет канатоходец?

Но, как оказалось, с Джадой было все в порядке. Когда Кристина с канатоходцем пришли к трейлеру, гимнастка уже сидела на своей кровати, целая и, похоже, относительно невредимая. Водителя, лежавшего без сознания, когда Кристина уходила, не было; Риона сказала, что он очнулся и ушел к себе. Похоже, все отделались легким испугом, парой мелких порезов и синяками.

Заботы Кристины Джада не оценила и довольно резко заявила, что помощь ей не нужна.

– Извините, – сконфуженно пробормотала Кристина, чувствуя себя неловко за то, что зря потревожила канатоходца.

– Ничего, – ответил тот и как-то так душевно потрепал ее по плечу, что вся неловкость Кристины сразу прошла. Она взглянула в добрые глаза канатоходца и подумала, как повезло с ним его пациентам в той, прежней жизни; когда доктор располагает к себе – это огромное облегчение для больного. И снова сам собой возник тот самый вечный вопрос: как, ну как мог этот врач стать лишним в своей собственной жизни?

Кристина пожала плечами в безмолвном «Подумаешь!», проводила канатоходца из трейлера и осталась снаружи. Вскоре к ней присоединились Риона и с большим интересом выслушала пересказ событий последнего получаса.

– Надо же, другой цирк, – потрясенно покачала головой она. – Нет, я, конечно, слышала. И верила. Но…

Кристина понимающе кивнула. Просто верить и однажды получить подтверждение своей веры – это совсем разные вещи.

– Я пойду посмотрю; ужасно интересно! – решила Риона и быстро ушла.

Кристина огляделась. Ночь отступала, темнота редела под натиском позднего осеннего рассвета. Лес, обрамлявший дорогу с двух сторон, из пугающе-черного превратился в мистически-серый. Черный автокараван «Обскуриона» уже не казался таким угрожающим, хотя все равно никак не походил на цирковой. Людей по-прежнему было не видно; то ли они сами поняли, что никуда прямо сейчас не едут, и пошли досыпать, то ли в ее отсутствие Кабар сообщил им, что они остаются здесь на некоторое время, и все разошлись по своим «домам». В любом случае сейчас это безлюдье не пугало.

После нервной встряски адреналин еще не схлынул, спать совсем не хотелось, и Кристина решила прогуляться вдоль растянувшегося на обочине трассы «Обскуриона»; мрачный автокараван отпугивал и одновременно притягивал.

Черные бока автобусов, трейлеров и грузовиков выглядели совершенно одинаковыми, все двери были закрыты, все стекла – тонированные, что делало бесполезной попытку заглянуть внутрь. Зато те, кто сидел там, могли беспрепятственно смотреть на нее, и от этой мысли Кристина поежилась; внезапно сразу стало казаться, что из-за зеркальной поверхности на нее сейчас пялятся десятки недружелюбных глаз… Воистину воображение – великая вещь! Сам придумаешь – сам испугаешься.

Придя к выводу, что внешний осмотр чужого цирка ничего ей не даст, Кристина решила, что пора возвращаться. Обошла автобус, чтобы обратно идти с другой стороны автокаравана, – и замерла, прижавшись спиной к черному металлическому боку: с другой стороны стояли Кабар с Джорданом.

Если раньше совесть еще попрекала Кристину, когда той доводилось пусть даже и случайно, но подслушивать, о чем говорят циркачи, сейчас она даже не пискнула. Видимо, тоже поняла, что в реалиях этой странной жизни именно так можно получить больше ценной информации.

– …Эти пять звезд наверху афиши? – низкий, отдающийся легкой вибрацией в позвоночнике голос принадлежал Джордану.

– Ну.

– Знаешь, что это такое?

– Никогда не задумывался. Наверное, просто для красоты, – ответил Кабар. – Или это типа какой-то рейтинг? Вроде как звезды у отеля?

– Это уровень сложности города.

– Уровень сложности?

– Я что, недостаточно четко сказал?

– Нет, я просто… удивлен, вот и все.

– Ты никогда не слышал про уровни сложности городов, в которых вам предстоит давать представления?

– Наш прежний директор нам ни о чем таком не рассказывала. Но я подозреваю, она и сама об этом не знала; директор из нее был никудышный. Да и тот, до нее, тоже не лучше. Однажды он вообще…

– О недостатках ваших прежних директоров пожалуйся кому-нибудь другому, – довольно резко оборвал Кабара, севшего на любимого конька, Джордан. – Я сейчас говорю про звезды. Пять звезд означает максимально трудную аудиторию. Я бы спросил, доводилось ли вам уже выступать в таких, но, кажется, я уже знаю ответ – ты ничего не знаешь.