Время собирать камни - Вячеслав Игоревич Борняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А мысли уже путаются, да и в груди пылает жар. К тебе взываю, Беатриче, душа моя, я принимаю щедрый дар из рук твоих под сенью храмов у стен Казанского кремля.
Ох, надо перевести дух, иначе эта женщина просто сведёт меня с ума своей идеальностью. Вы бы знали, сколько у неё великолепных нарядов: и традиционные русские в своём естественном пышном убранстве, и восточные, все расшитые множеством драгоценных и полудрагоценных камней, с бессчётным количеством деталей и узоров. От которых поначалу аж рябит в глазах, но от этого не менее прекрасных. А какие у неё роскошные заграничные платья! Просто произведения искусства. Тут и куртуазные французские наряды для выхода в свет, и более строгие, элегантные вещицы от немецких мастеров. Но все эти украшения смотрелись бы блёкло и простовато, если бы не утончённый, словно вылепленный греческими скульпторами богоподобный стан их владелицы. Ну, и как всем давно уже известно, настоящая красота исходит всегда изнутри, сияя через кожу, мысли и время. И ни за какими формами или нарядами не спрятать от пытливого ока её отсутствие. На пустом месте она взяться никак не может. Отчего моя новая знакомая молниеносно становится в тысячу раз привлекательней, а любовь к ней – в миллионы раз крепче алмаза. И каждый глоток этой любви теперь опьяняет и дурманит всё сильнее, не оставляя шанса на скорейшее исцеление от неё похмельем. Только долгий, долгий запой.
Вы, конечно же, захотите узнать, если ли тому реальные, достаточно объективные причины, кроме жгущего желания моего быть ею очарованным. А я вам без малейшего раздумья отвечу: конечно же, да! Ведь ваш скептицизм основан лишь на отсутствии подобного рода встреч и переживаний. На невозможности выбраться из вашей скорлупы, из ваших панцирей на свет Божий, где творится настоящая жизнь, где она неотделима от чувств и событий, от встреч горящих свободой глаз, искренних улыбок, таких же чистых, как родник в глухой тайге. Там и понятие любви абсолютно другое. Оно не сковывает, а лишь окрыляет, не просит, а лишь дарит, всегда с распростёртыми руками бежит тебе навстречу, принося с собой лишь благие вести. Такая вот история. Такой водоворот страстей. Но продолжим.
И вот, составляя вместе эти разноцветные, многогранные кусочки мозаики образов и чувств, перед нами предстаёт одухотворённая картина одного удивительного уголка России, имя которому Казань. Восторженно-живописный, игривый и непредсказуемый в своём многообразии город, в который просто невозможно не влюбиться. Он открывает в тебе доселе неуловимые черты, откупоривает душу ото сна, разливая по всему телу твоему новый порядок эмпатии, сопричастности всему. Внешнему миру, в его неуёмном желании стать частью тебя, и внутренним союзам на грани перехода в открытый космос подсознания. Кажется, тут есть всё! И манящая сквозь столетия глубина восприятия жизни. Благодаря, конечно, восточным корням. И духовное начало, постоянно подкрепляемое неиссякаемыми источниками силы земли. Ну а красота здешних мест просто неоспорима, отчего только она и может служить огранкой столь дивных сестерций, соединяя их воедино. Будто вплетённые в длиннющую русскую косу самые изысканные восточные украшения.
В какой-то момент я даже поймал себя на мысли:«А стоит ли двигаться дальше? Стоит ли искать ещё, копать глубже? Не здесь ли находится та самая золотая середина, священный Грааль, или как там называют самые сокровенные для человека вещи?». Непреодолимо тянуло остаться, навсегда остаться в этой безмятежной гавани обретённого счастья. Всё как-то неожиданно сходилось в одной точке и ждало лишь моего непоколебимого решения. Особенно хорошо ложившегося на багровеющий сквозь густые облака закат над Волгой. Навьюченный увесистой поклажей, я шёл в сторону вокзала с непримиримым грузом внутри. Довериться своим чувствам или внутреннему голосу, который зовёт меня куда-то дальше, где уже точно не будет всего этого самообмана и недосказанности, что так беспечно выливаю я на белоснежные, ни в чём не повинные страницы? Простите меня. Я не был абсолютно честен с вами, да и с самим собой. Всё вышеописанное является, однако, правдой, но правдой из уст действительно влюблённого человека. Попросту, безо всяких высших смыслов, искренне по-человечески влюблённому. И, как показывает горький опыт, а опыт другим, почему-то, не бывает, шарм наутро рассеивается, и ты просыпаешься в похмельном бреду где-то на последнем этаже паршивой гостишки, что на окраине города. – Пытался я уговорить сам себя. –Рядом мадемуазель, так щедро и самозабвенно которую ты ещё вчера носил на руках и прилюдно боготворил, а теперь только и думаешь, как бы побыстрей смыться отсюда. И забыть всё, забыть, стереть навсегда из памяти этот полночный бред. Так я и шёл, погружённый в сумрак раздумий, когда уже показалась финишная прямая. Мне оставалось только найти свой вагон, находившийся где-то на другом конце перрона. Я лавировал среди привокзальной публики, пробираясь всё дальше и дальше, пока взгляд мой судорожно цеплялся за любую мелочь в попытке выцедить из неё хоть мало-мальский знак свыше, символ, поворот судьбы. И знаете, что? В таких случаях я всегда подбрасываю монетку, о чём сейчас же вспомнил. Помогает безотказно и безотлагательно. Вся мощь проведения на нескольких квадратных сантиметрах обычного металла. Хоп! Несколько оборотов в воздухе. Шлёп. Поворот. И я еду дальше.
**
А дальше контрастный душ по законам жанра. Озноб, мандраж. Всё резко становится более чем реальным, с эффектом квантовых точек и отбитых почек. Оторвав своё внимание от тщательного запихивания в потаённые недра кошелька добросовестного моего оракула номиналом десять рублей, я поднял голову, чтобы гордо встретить предзнаменованное. И, блин, на те. Вы, нахрен, серьёзно? – чуть ли не в голос вырвалось у меня от увиденного.Монументальная картина прожигала бездонную дыру на месте моих глаз. Четыре одинокого лысых человека, в почти одинаковых шортах и абсолютно одинаковых носках под, внимание, исключительно разными шлепанцами величественно восседали на кортах возле моего вагона. И, Господи прости, конечно же щёлкали семечки. Всадники, бляха-муха, апокалипсиса. А повернуть уже нельзя: выбор сделан. К тому же их ясные очи, что осматривали теперь меня с ног до головы, буквально горели ненавистью к любого рода ссыкунам и дезертирам. Дать повод им усомниться в твёрдости моих намерений неминуемо бы вело к долгому разговору в тамбуре вагона, предварённому ненавязчивой просьбой закурить. И не важно
