Тревожные люди - Бакман Фредрик

Риелтор набрала в грудь воздуха и сказала то, что обычно женщины говорят мужчинам, которые не понимают, что их недостаточное знание предмета мешает им сделать правильный вывод.

– Вы, безусловно, правы.

Глава 13

На самом деле вовсе не прыгнувший с моста человек побудил мальчика выбрать профессию полицейского. Неделю спустя на том же парапете стояла девочка-подросток, и полицейским он стал именно благодаря ей. Девочка не прыгнула.

Глава 14

В воздухе просвистела кофейная чашка. Она пролетела над обоими столами, но благодаря неисповедимым законам физики в ней остался почти весь недопитый кофе. Чашка со всей силы ударилась об стену, окрасив ее в цвет капучино.

Полицейские посмотрели друг на друга: один смущенно, другой в ужасе. Старого полицейского звали Джим. Молодого, его сына, звали Джек. Полицейский участок слишком мал для того, чтобы им не встречаться, и в конце концов они, как обычно, оказались по разные стороны одного письменного стола, лишь наполовину прикрытые каждый своим монитором, ведь работа полицейского сегодня всего на одну десятую состоит из собственно полицейской работы, а в остальном – из описания того, как он ее выполняет.

Для поколения Джима компьютеры казались волшебством, а для поколения Джека стали обыденностью. Когда Джим был маленьким, не выпускать ребенка из комнаты считалось наказанием, а сегодня родители не знают, как выманить ребенка из комнаты. Раньше детей не могли угомонить, а сегодня – заставить двигаться. Когда Джим писал свой рапорт, он основательно нажимал каждую клавишу, сверялся с экраном, все ли в порядке, и только после этого нажимал следующую. Джима не проведешь. Джек сочинял свой с беззаботностью молодого человека, не представляющего мира без интернета; он мог печатать вслепую и касаться клавиш так, что никакой криминологической экспертизе не найти на них его отпечатков.

Старый и молодой полицейские доводили друг друга до исступления по самым смехотворным поводам. Когда надо было поискать что-то в интернете, сын говорил, что «погуглит» это, а отец – что он «забьет в Гугл». Когда они не могли на чем-то сойтись, отец говорил: «Но я же прочитал это в Гугле!» – а сын орал: «В Гугле не ЧИТАЮТ, папа, а ИЩУТ!»

Сына бесила не столько папина компьютерная безграмотность, как его полуграмотность. Например, Джим до сих пор не научился делать скриншот. Чтобы получить изображение своего экрана, он брал телефон и фотографировал им монитор. А чтобы вывести изображение из телефона на бумагу, он клал его в ксерокс. Последняя крупная ссора Джека и Джима произошла из-за того, что начальник начальника нашел недостаточным освещение работы участка в соцсетях (еще бы, в Стокгольме-то все знают всё про каждый чих любого из полицейских) и попросил их фотографировать друг друга в течение дня за работой. Поэтому Джим сфотографировал Джека за рулем. На полном ходу. Со вспышкой.

И вот они сидят друг против друга и пишут, в постоянной противофазе. Джим – человек обстоятельный. Джек – эффективный. Джим рассказывает историю. Джек пишет рапорт. Джим стирает и переписывает, Джек стрекочет по клавиатуре так, будто во всем мире есть лишь один возможный вариант изложения дела. В молодости Джим мечтал стать писателем. Джек подрастал, но Джим не переставал мечтать. Потом он мечтал о том, чтобы писателем стал Джек. Сыновьям этого не понять, а отцы стыдятся это признать: мы не хотим, чтобы у наших детей были свои мечты, и не хотим, чтобы дети пошли по нашим стопам. Мы сами хотим идти по их стопам, когда они воплощают наши мечты в жизнь.

На их письменных столах стоят фотографии одной и той же женщины – мамы одного и жены другого. На столе Джима также стоит фотография другой женщины, молодой, на семь лет старше Джека. О ней отец и сын говорят редко, а она дает о себе знать, только когда нужны деньги. Всякий раз в начале зимы Джим с надеждой говорит: «Может, твоя сестра приедет домой на Рождество», Джек отвечает: «Конечно, папа, поживем – увидим». Сын никогда не называл отца наивным. Потому что любил его. На плечах отца лежали невидимые камни, когда он поздно вечером накануне очередного Рождества говорил: «Она не виновата, понимаешь, она просто…» – а Джек заканчивал фразу: «Больна. Да, папа, я знаю. Моя сестра просто больна. Может, еще по пиву?»

Многое разделяло молодого и старого полицейских, но они были близки. В конце концов Джек перестал бегать за сестрой, в этом была разница между отцом и братом. Когда дочь стала подростком, Джиму казалось, что дети как воздушные змеи – надо только не выпускать из рук бечевку, но все-таки ветер ее унес. Она вырвалась и взлетела к небесам. Никогда точно не скажешь, когда у человека появилась зависимость, люди врут, говоря, что все под контролем. Наркотики – это сумерки, когда нам кажется, будто мы сами решаем, когда выключить лампу, но это не так: тьма поглощает нас, когда ей вздумается. Несколько лет назад Джим узнал, что Джек снял все свои сбережения, отложенные на покупку квартиры, и потратил их на оплату дорогостоящего лечения сестры в эксклюзивной больнице. Он сам отвез ее туда. Через две недели она выписалась – деньги обратно он не получил, было уже слишком поздно. Она не давала о себе знать полгода, а потом позвонила посреди ночи так, будто ничего не случилось, и попросила взаймы пару тысяч. На билет домой, как она сказала. Джек выслал деньги, но она так и не приехала. А отец так и бегал внизу, пытаясь не потерять из виду воздушного змея, в том-то и была разница между отцом и братом. На следующее Рождество Джим скажет: «Просто она…» – а Джек прошепчет: «Да, папа, я знаю» – и предложит еще по пиву.

Из-за пива они тоже ругались. Джек был из тех молодых людей, которые любят пробовать пиво со вкусом грейпфрута, пряников, мармеладных гномиков «и тому подобной дряни». Джим любил пиво со вкусом пива. Иногда он называл все эти новомодные сорта пива «стокгольмскими выкрутасами», но лишь иногда, потому что от этого Джек зверел, и Джиму долгое время приходилось покупать себе пиво самому. Черт разбери, почему в одной семье дети вырастают такими непохожими друг на друга. Джим покосился на монитор Джека: пальцы сына порхали по клавиатуре. Маленький полицейский участок в не слишком большом городе был местом спокойным и тихим. Здесь особо ничего не происходило, и драма с заложниками была им в новинку, как и любая драма вообще. Джим знал: для Джека это блестящая возможность себя показать. Пока дело не прибрали к рукам стокгольмцы.

Недовольство самим собой давило на веки, усталость делала свое дело, Джек был на грани нервного срыва с тех пор, как первым вошел в квартиру. Он долго держал себя в руках, но, допросив последнего свидетеля, вошел на кухню в участке и взорвался: «Кто-то из свидетелей ЗНАЕТ, что произошло! Кто-то из них знает и лжет мне в лицо! Неужели они не понимают, что этот человек лежит где-то, истекая кровью?! Как можно врать полиции, когда человек УМИРАЕТ?!»

Когда Джек сел тем вечером за компьютер, Джим ничего не сказал. Он просто запустил чашкой в стену. Да, Джек бесился, оттого что не смог спасти злоумышленника, и был в ярости, оттого что вот-вот заявятся проклятые стокгольмцы и возьмут расследование в свои руки; но знал бы он, что чувствует отец, который не может помочь своему сыну.

Они молча посмотрели друг на друга, а потом снова уткнулись в мониторы. Наконец Джим сказал:

– Прости, я все уберу. Я просто… Я понимаю, что ты в отчаянии. Просто хотел сказать, что… я сам в отчаянии.

Джим и Джек изучили каждый сантиметр плана квартиры. Там не было ни одной возможности где-то спрятаться. Джек посмотрел на отца, потом на остатки чашки у себя за спиной и тихо сказал:

– Ему помогли. Что-то мы с тобой упустили.

Джим пробежал глазами протоколы допроса.

– Мы делаем все, что от нас зависит, сынок.

Гораздо проще говорить о работе, когда не находишь слов для всего остального, но в данном случае речь шла не только о работе, но и о жизни вообще. Джек думал про мост с того самого момента, как узнал о происшествии с заложниками, – даже в самые спокойные ночи ему по-прежнему снилось, что человек не прыгнул с моста, что его удалось спасти. Джим тоже непрерывно думал про мост, а в худшие моменты ему снилось, что с моста прыгает Джек.