Если она полюбит - Эдвардс Марк

— Ну, что скажешь? — спросила Рэйчел, когда я спрыгнул на землю перед станцией.

Я попытался изгнать из головы образ Чарли в черном кожаном костюме.

— Да, это было весело. И немного страшно.

— Значит, это сильнее тебя, — сказала Рэйчел. — Но стоит попробовать, чтобы понять нас, понять, почему мы считаем это лучшим ощущением на свете.

— А кто это «мы»?

— Такие, как я.

— Ты из «Ангелов ада»? — поинтересовался я.

— Нет, мы не ангелы. Во всяком случае, не настоящие. У нас просто байкерский клуб.

— Понятно. — Я представил людей, о которых говорила Рэйчел: длинные волосы, бороды, татуировки, грубоватая манера держаться.

— Эндрю… — она опустила голову.

О-о, подумал я. Когда кто-то обращается так по имени, это редко предвещает нечто хорошее.

— Да?

— У тебя есть еще хотя бы пять минут до поезда, чтобы поговорить?

— Хм… — я взглянул на часы. — На самом деле, даже пятнадцать. А что такое?

Она сошла с мотоцикла.

— Пойдем, выпьем чая, и я все расскажу.

Значит, о Тилли.

Она взяла две чашки чая в станционном буфете, и мы сели за покрытый жирными пятнами пластиковый столик. Меня раздражало выражение лица и интонация Рэйчел. Что-то не так с Тилли, о чем еще я не знаю?

Рэйчел поводила туда-сюда замком молнии на кожаной куртке.

Заговорив, она избегала смотреть мне в лицо; взгляд ее скользил по комнате.

— Я уже давно хотела с тобой поговорить. Но ты должен обещать, что не расскажешь об этом Тилли. Она будет нервничать и может даже уволить меня.

Теперь я и вправду встревожился.

— Это зависит от того, что ты скажешь.

Она еще подергала молнию, несколько раз поднесла ладонь ко рту и лишь потом заговорила.

— Я беспокоюсь за нее. Ты знаешь, что она всегда была склонна к периодам мрачного настроения и приступов жалости к себе. Но в последнее время ситуация становится все хуже и хуже. Хороших дней стало меньше, чем плохих.

Я был потрясен. Я вообще не знал, что у Тилли бывают такие приступы, разве что изредка, как и у любого человека на свете.

— Я думаю, что доктор перевел ее на новый антидепрессант, но с тех пор, как Джонатан бросил ее…

Я поднял ладони.

— Стоп-стоп, не гони. Антидепрессанты? А кто такой Джонатан?

Она казалась искренне удивленной и в первый раз посмотрела мне прямо в глаза.

— Мне и в голову не приходило, что ты не знал. Я думала, вы с Тилли очень близки.

— Очевидно, не настолько, как я сам думал.

— Извини. Хорошо, суть вот в чем: около месяца назад она стала встречаться с парнем, с которым познакомилась в бассейне. Я отвожу ее туда пару раз в неделю.

— Этот Джонатан, у него тоже проблемы?

— Да, он бывший солдат, потерял ногу ниже колена, наступив на мину в Ираке. Во всяком случае, Тилли была им совершенно очарована. Она все время говорила о нем.

Только не со мной, подумал я.

— Он бросил ее пару недель назад. Внезапно. Она-то думала, что у них все идет отлично. И с тех пор словно обезумела.

Я барабанил пальцами по столу. В кафе было пусто и тихо, только глухо жужжала кофемашина и какой-то старик вполголоса разговаривал со своей собакой.

— Ты уверена, что дело только в ее разбитом сердце?

Она подняла бровь.

— Я не говорю, что разбитое сердце — это несерьезно, — быстро добавил я. — Но ведь все тяжело переживают после разрыва с тем, кто им по-настоящему нравился.

— Здесь нечто большее, — настаивала Рэйчел. — Она постоянно говорит, что у нее никого нет, что ее жизнь полное дерьмо, что ей незачем жить. Думаю, тебе стоит поговорить с ней.

У меня кровь застыла в жилах.

— При этом не упоминать, что ты мне все это рассказала?

— Это было бы идеально. Я же говорю, она может ужасно рассердиться. Если бы ты мог что-то сделать, приободрить ее… показать, что у нее есть, зачем жить. Но ты так далеко…

— Я всего лишь в Лондоне, в семидесяти милях отсюда.

— Я знаю. Но вы не так часто видитесь, правда?

Если бы не был так сильно обеспокоен за Тилли, я почувствовал бы себя оскорбленным тем, как малознакомая женщина намекает, что я пренебрегаю собственной сестрой. Но я действительно ощущал некую вину.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мне нужно подумать, что я могу предпринять, — сказал я, размышляя над словами Рэйчел. Часть меня хотела немедленно вернуться к Тилли и поговорить с ней, не откладывая, но я согласился с доводами Рэйчел. Надо подождать, проявить деликатность. Кроме того, я был в смятении, надо было все взвесить и осознать.

— Это разумно, — кивнула Рэйчел, показывая редкую улыбку, не прикрытую рукой. — Спасибо, Эндрю.

— Нет, это тебе спасибо. Тилли повезло, что у нее есть та, кто о ней так заботится.

Рэйчел забрала шлем, провела ладонью по его гладкому куполу.

— Если бы она это понимала.

* * *

Вернувшись в Лондон, я зашел в кафе, чтобы выпить кофе, а потом направился на пересадку до дома.

И тут зазвонил мой телефон. Номер был незнакомый. Вдруг это она?

— Привет?

Вызов сбросили.

В раздражении я выключил телефон Нужно, в конце концов, забыть про нее, покончить с этим. Я не позволю, чтобы меня морально поработили, как мою бедную сестру. Ведь еще даже ничего не началось.

* * *

Моя квартира расположена на четвертом этаже викторианского коттеджа. Полагаю, когда-то это был чердак. Здесь тесно, и подъем по лестнице изнурителен, зато из окон открывается фантастический вид: сияющая ажурная телебашня на месте былого Хрустального дворца, а в другую сторону, за парком — овальной формы свеча небоскрёба Мэри-Экс (попросту «Огурец»). Соседи отличные.

И это все, что я мог себе позволить. И мама, и папа были застрахованы, деньги достались Тилли и мне. Я настоял, чтобы большая часть денег отошла Тилли на покупку удобного жилья, но и мне хватило, чтобы внести депозит за эту квартиру и заплатить за обучение.

Я поднялся по лестнице с вещами, швырнул сумку на кровать и пустил воду в ванной. Подумал позвонить Саше — вдруг она захочет встретиться, но потом вспомнил, что она уехала к семье в Корнуолл. Так что меня ждал обычный скучный вечер: несколько часов в сети или перед телевизором, поиски в морозилке чего-нибудь, пригодного для быстрого разогрева, игра в онлайн-покер.

Часов в одиннадцать я разделся, готовясь ко сну. И тут из кармана джинсов выпал телефон. Он был выключен весь вечер. Едва я включил его, как он дважды провибрировал: пропущенный звонок и голосовая почта. Оба с неизвестного мобильного номера, хотя и не с того, с которого в тот же день раньше звонили, но сразу сбросили.

Я прослушал голосовую почту. Это была она.

«Эй, Эндрю, просто подожду немного, вдруг ты успеешь отозваться… Нет? Ну, ладно, может, ты просто не хочешь говорить со мной, потому что я была такой психичкой. Или, может, все дело в поцелуе. Может, я тебе не понравилась. Хотя мне кажется, что нам было хорошо. Очень хорошо. Боже, я болтаю всякую ерунду».

Я почувствовал, как расплываюсь в улыбке.

«Итак, вот что случилось: я потеряла свой телефон. Знаю, знаю… Похоже на старейшее оправдание в мире. Но это правда, Богом клянусь. Я потеряла его, а вместе с ним и твой номер, он же был сохранен в телефоне, а не где-то основательно. Не знаю, как сказать грамотно. В облако или где-то там. Короче, я думала, что ты возненавидишь меня навсегда или, может, испытаешь огромное облегчение, что эта психопатка, устраивающая перебранки в пабах, оставила тебя в покое. А потом я сегодня вернулась на работу — нет отдыха для обреченных душ — и сделала нечто запретное. Я посмотрела информацию о тебе в базе данных больницы. Надеюсь, ты не против».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Против? Да я был в восторге.

«Позвони мне. Если захочешь. Мне было очень здорово тем вечером. Ужасно весело. Я, наверное, встану поздно, но ты звони в любое время. Разбуди меня, я не возражаю. Пока!»

Я в восторге рубанул рукой по воздуху.