Земные и небесные странствия поэта - Тимур Зульфикаров

Но сосет берет теленок телка вымя мартовских кобыл избыточных степных! Утт! Учча! Утта!.. Айда!..

Но бродит блаженный сосунок жеребчик в струях теплых нежных материнских сладких молока!..

Айда! Урусутка!..

Я стар дряхл…

И пал мой ствол корень карагач…

Но ты жеребчик телка сосунок теля…

Возьми побереги да полелей да пожалей мой палый ствол корень карагач в свои уста! в своих устах!.. Айда!..

Дай воды гортани уст твоих сухому корню песчаному саксаульному моему дай дай!.. Уран!..

Иль возьмешь в живот свой впустишь мой уйгурский свежий нож тавро ясак!..

…И Хакан снимает сдирает сбивает с себя монгольский чапан-халат-дэл с рубиновыми пуговицами и садится в белопенную кунградскую кошму.

И он наг.

И он стар.

Но тело его мясистое сильное крутое вяленое густое кочевое… Волчье тело. Охотничье тело. Далеко еще до смерти телу этому…

Но… но…

И в руке у Хакана адов нож живет белеет мерцает тлеет…

Но… но…

Уж пришел срок…

Тогда Анастасия-Воскресенье-Русь улыбчиво послушливо опускается в белопенную кунградскую кошму в ноги медвежьи короткие низкие в ноги дрожащие Хакана Чингиза.

И поит ствол корень карагач сохлый палый водою родниковых уст своих…

И Хакан забывчиво закрывает глаза томительные блаженные дремливые и уйгурский бредовый дурманный ослепший нож падает на кошму из руки его.

А вокруг Великого Шатра ночь нощь степная медовая густая ночь чужая стоит стоит стоит как страж кромешный гортанный дремучий чагатай татарин вселенский с месяцем-ножом…

Ой!..

Но не уберегла Хакана ночь чагатай телохранитель нукер с месяцем-ножом…

Айда!..

Да срок пришел…

…И Анастасия яро режет зубами как ножами как топорами как секирами спящего Хакана корень карагач ствол

И Анастасия смежает смыкает сшибает уста ярые как врата города горящего как врата ада…

Срок пришел…

…Гляди Хакан убивец Руси!..

Гляди — ты говорил что ствол твой корень карагач высох а он живой а он кровоточит!..

Гляди Хакан Чингиз — твоя живая кровь на белопенную кошму свивается сливается каплет каплет… а теперь она чужая проклятая кровь бежит бежит бежит!..

Айда Хакан!.. Открой глаза степные байбачьи тарбаганьи! отвори глаза снежного орла-барса! Хакан, открой глаза!.. Видишь — ты убит!..

И Хакан укушенный уязвленный усеченный убиенный заживо намертво хрипит, но молчит…

Но!..

Уран!.. Айда!.. Урусутка! Айда!..

И Хакан Чингиз велик и в сечи и в смерти встает не открывая глаз с кошмы белопенной и наг заворачивается в кошму белопенную и идет из шатра…

…Айда урусутка змея сладкая! Айда!..

…И они выходят в нощь нощь змеиную степную тьмовую и там у Великого Шатра стоят спят охранники чагатаи с нагими ножами китайскими мечами!

Ай ночь медовая июльская сладка!

Ай Год Красной Свиньи год исхода сладок!

Ай месяц июль ай двенадцатый день сладок!..

Айда урусутка!..

Ай все мои охранники все телохранители спят спят при ножах при мечах!..

Но мой конь но мой белоснежный конь словно весь из сахара был словно весь из соли стал Сэтэр один верный друг не спит в последней моей ночи не спит!..

Ай урусутка! Ай конь Сэтэр айда!..

Ай урусутка Анастасия змея садись на коня! Айда! Урря! Уран!.. Айда Сэтэр!..

…И Хакан Чингиз велик в исходе своем сажает поднимает Анастасию на коня…

И садится за спиной ее на коня не открывая последних смертных глаз…

И они сидят двое на коне…

И они садятся двое на жемчужного шелкового кипчакского коня…

— Айда! Уран! Сэтэр!.. Скачи!.. Беги!.. Тащи влеки неси нас к матери моей от Каракорума столицы моей в дальный дальный дальный (где он?) Дэлигун-Болдаге на реку Онон в родной аил гнездо родимое исконное детское мое скачи конь Сэтэр к матери Огэдэн-Уджин моей…

И конь Сэтэр скачет в ночь.

И Хакан в белопенной кошме как в занданийский бухарский саван обернувшись забившись шепчет не отворяя смертных глаз:

— Там там там родной Онон! там матерь ждет Огэлэн-Уджун родимая верблюдица моя!..

И он сидит на коне в кошме и обнимает окружает обступает прижимает тяжкими руками Анастасию-Русь убийцу свою и шепчет не отворяя в страхе глаз:

— Ты урусутка! Ты змея!.. Ясачка!.. Дзе! Дзе!.. Да! да!..

Нет нет…Ты матерь теплая кочевая степная родимая моя…

Матерь дальняя Огэлэн… да это же твоя твоя твоя родная тихая блаженная спина…

Айда! Уран!.. Конь! Быстрей!.. Аман!.. Аман!.. Пощады! Пощады!.. Авва!.. Аллах!.. Шаман!.. Урря!.. Орря! Аман!..

— Хакан Чингиз!.. Не хватит ни тебя ни коня ни крови твоей чтоб нам до реки Онона до матери твоей умершей Огэлэн-Уджин до гнезда птенцового твоего Дэлигун-Болдаге доскакать!..

Хакан!.. Открой глаза!..

Не хватит коня! Не хватит тебя! не хватит крови твоя!.. Остановись… Гляди — белопенная кошма вся гранатовая вся кровавая вся мокрая вся кровяная вся тяжкая вся вся вся!.. Айда!..

— Дзе, дзе, Урусутка!.. Не хватит крови моей — хватит крови необъятной той что я проливал!.. Айда! Айда, конь!.. Айда, Урусутка!.. Айда, змея!.. Уран!..

— О Господи! Зачем я?.. О Господи прости мне!.. Но кошма кровавая вся льется рушится вся липнет никнет на кровавого коня…

Хакан… Отвори глаза! Не засыпай…

Сыне сыне мой убитый… Погоди…

Я я я матерь я Огэлэн усопшая твоя… но я пришла…я матерь…

Темучин мальчик дальный… Ты успел!.. Ты доскакал…

Иди иди слезай сходи на руки последние моя…

…И Хакан улыбается и шепчет и не отворяя глаз уходит истекает усыпает обнимая Анастасию-Русь:

— Матерь матерь… ты пришла пришла пришла…

Огэлэн-Уджин-Анастасия матерь дальная усопшая моя моя моя…

Я тосковал я доскакал!.. Уран!..

…И тут горят над степью чудной чудящей овечьей бараньей шаманящей Стожары Волосожары и горит Повозка Вечности — Большая Медведица.

И говорит Хакан Чингиз:

— Уран! Хватило меня! хватило коня!.. Хватило крови у меня!..

Матерь! Пересади меня с коня в Повозку Вечности!..

Матерь! Огэлэн-Уджин! Анастасия! Пересади меня в Повозку Вечности с коня!..

Матерь прощай!.. Айда! Уран!..

И конь Сэтэр стоит в степи в ночи.

И Матерь Анастасия сходит с коня.

И снимает усопшего Хакана с коня.

И вся белопенная былая кошма кровавая гранатовая уж.

Течет кромешная кошма.

И белоснежный конь весь течет уже кровав.

И холодно и зябко от крови ледяной Великого Хакана Вождя…

И дрожат былые белоснежные кожи коня…

— Уран! Очча! Уйда!.. Матерь Анастасия пересади переметни перенеси меня в Повозку Вечности с коня коня коня…

— Убитый мой Хакан Чингиз далекий пыльный мальчик Темучин но как Повозку Вечности достичь догнать достать?..

…О Господи Твой необъятный нестерпимый уродился в небесах текуч алмазов урожай!.. Ой!.. Да!..

Но Господи в степи уж ночь нощь протекла прошла.

И содвинулась надвинулась ночная всякая игольчатая звезда.

И пришла утренняя роса.

И утренняя птица дрохва пронеслась в степных емшанах саксаулах юлгунах…

И содвинулись ночные небеса.

И содвинулась Большая Медведица ночи ярая палящая Жена а утру а дню бледная Вдова…

И она содвинулась и стала у края степи близка хладна.

И Повозка Вечности содвинулась и опустилась у края степи.

И хладна близка.

И Она ждала!..

О Боже она покорная Хакана Чингиза ждала… Айда!..

…Чингиз Хакан айда идем взойдем на небеса!.. Уран!..

И Повозка Вечности в степи стояла среди росных тихих трав!

И ждала!..

Аллах, Аман!..

Тогда Анастасия-Русь усопшего истёкшего Хакана Чагониза Чингиз-хана на коня Сэтэра положила посадила вознесла.

И конь пошел пошел пошел и конь побежал.

И Повозка Вечности низкая степная земная ждала Алмазная средь трав.

И конь Сэтэр с усопшим Хаканом Чингизом вошел в повозку и там встал стоял.

И потянуло холодом в коня в ноздри в очи в кожи в язык его от звездного несметного блескучего трескучего алмазного овса овса овса…

Но конь учуял понял да слюну живу гладну не уронял.

Тогда Повозка Вечности изошла изшла взошла…

И только конь Сэтэр прощально заржал да замолчал.

Да замолчал восходя…

Айда!.. Учча! Очча! Чуй!.. Чуй!.. Уран! Уран! Уран!..

…Матерь… Урусутка… Анастасия…

Пересади переметни перенеси меня в Повозку Вечности со тленного со тонного со терпкого коня…

И пересадила. И проводила. И ушла.

Ай далека… Ой далека…

Та степь…