Чужой - Атаджан Таган

— Тадо сделать так, чтобы они не догадались, и обеим прижать хвосты. Если удастся это сделать, две змеи покусают друг друга. Для нас нет разницы, кто кого ужалит. Такой хищник, как человек, и двух драконов заставит драться.

Последние слова Гара сертипа пришлись по душе Блоквилу. Он пару раз согласно кивнул головой.

Вся земля была изрыта норами сусликов и змеи. Кони и верблюды спотыкались об эти дыры и ломали ноги. Глубокой ночью в армии начался переполох. В ту ночь погибли 2 тысячи голов обессилевших от жажды скота. Это повторилось и на следующий день…

Голова туркмена, надетая на острие копья, была выбрита, его длинная борода колыхалась на ветру. Несмотря на следы ножевых ран на его лице застыла ироничная улыбка.

Третьего июля тысяча восемьсот шестидесятого года туркменская пустыня показала свою власть.

На вопрос принца, какой дорогой лучше отправиться в Мерв, Гара сертип ответил не так, как того требовали местные условия, а так, как того желала его душа. Посчитав, что идти по старым проложенным тропам опасно, он решил идти прямиком через пустыню. Такое предложение Гара сертипа, а также решительность принца, поддержавшего его, были связаны только с выгодными лично для них надеждами. Они хотели избежать мелких стычек с туркменами, выиграть время и тем самым сэкономить продовольствие. Но у пустыни свои правила, и они никак не отвечают желаниям тех, кто ими пренебрегает. С самого начала июля зажарило так, что сразу же всем стало понятно: шутки с природой плохи.

Запасов питьевой воды огромного войска, растянувшегося от начала до конца на пять километров, хватило всего на три дня. И жара, которую с таким страхом ожидал Блоквил, вступила в свои права.

Рассчитывавшие проходить ежедневно по пять-шесть фарсахов пути, военачальники не одолели столько даже за три дня. Протоптанные дороги остались вдали, и когда они выбрались на сыпучие пески, двигаться стало еще труднее. Верблюды с плоскими подошвами еще как-то передвигались, а вот лошади, ослы и мулы и шагу не могли сделать по пескам. Острые копыта тяжело груженных животных, словно гвозди, вонзались в песок, утопали в нем. Воздух был раскален докрасна. Люди чувствовали себя так, словно находились возле гудящей печи, нет, они ощущали себя попавшими в эту печь. Когда начали падать от бессилия вначале сербазы, а затем и животные, Хамза Мирза, послушавшись совета, решил сделать привал.

Жорж Блоквил вперед всех раскинул палатку и теперь наблюдал за происходящим из-за приподнятого полога. Первое, что удивило его больше всего, — в этой пустыне росли деревца, на которых были лепестки! Прямо напротив его палатки рос громадных саксаул, весь с твол которого был потрескан. Блоквил решил, что это произошло оттого, что дерево не вынесло жары. “Это не земля — настоящий ад. Людей, которые живут на этой земле и выживают, надо не в Балх и Бухару гнать, борясь за их земли, они достойны самого глубокого уважение за свое мужество. Об их отваге надо всему миру рассказать, брать с них пример всем нам. Да, они достойны уважения за свое долготерпение…”

Для человека, впервые в жизни попавшего в пустыню с серебристыми песками, тем более европейца, все здесь было незнакомым и удивительным. Блоквил изумленно смотрел на такыр, словно островок в океане, лежащий среди зыбучих песков. В длину и ширину такыр был не более трехсот шагов. За границами этой изборожденной трещинами площадки снова начинались зыбучие пески. Казалось бы, любое дуновение ветра должно было бы засыпать такыр песком. Француз никак не мог уразуметь, почему этот кусок земли стоит, словно выметенный веником. Блоквил знал наперед, что ответят ему Гара сертип или Хамза Мирза, спроси он у них об интересующем его предмете: “На все воля Божья, господин”. Такой ответ не мог удовлетворить француза. Потому что он и без иранцев понимал, что это Божье творение, его другое интересовало: как Богу удается сохранить небольшой участок гладкой почвы среди песчаного океана.

Такыр, (ровно место в пустыне) поразивший воображение Блоквила, очень скоро превратился в поле битвы. Но не в прямом значении этого слова, здесь люди не бросались друг на друга с оружием в руках, напротив, вооружившись лопатами, они боролись со смертью. Сейчас ни для кого не имело значения, кто они и откуда, куда идут. Цель, желания у всех были одни — одолеть этого безоружного врага, именуемого пустыней. А для этого существовал только один путь — добыть влагу из недр смертоносной пустыни, угрожающей их жизням. Не желая терять ни одной драгоценной минуты, сербазы без отдыха самозабвенно рыли колодец.

Со стороны картина выглядела есвли не мешной, то забавной. Однако, когда Блоквил вышел из палатки и понаблюдал за происходящим, в душе его не осталось места ни смеху, ни удивлению. Пустыня очень быстро дала ему понять, что она за зверь. Поэтому он должен понять и что значит для них колодец. Потому что, если они не добудут влагу на этом такыре, большинство сербазов погибнут от жажды.

Блоквил опасался, что может случиться и нечто худшее. У экспедиции обязательно должны быть запасы воды, предназначенные для полководцев и старшин. Сербазы об этом знали. И если им не удастся добыть воду из-под такыра, может случиться, что сербазы развяжут войну из-за припасов воды, и тогда в ход пойдут сабли, приготовленные для мервских туркменов.

Не дай Бог, но если это все же произойдет, в каком положении окажется парижский капрал Жорж Анри Гулибеф де Блоквил, специальный посланник шаха Насреддина, направленный в Мерв для того, чтобы поведать миру об остроте клинков его прославленной армии? Появятся ли тогда на страницах европейских газет сообщения о том, что иранские сербазы набрасывались с оружием в руках на своих командиров из-за глотка или фляжки воды, вместо того, чтобы проявлять отвагу в битве с врагом?

Думая над ответом на этот вопрос, Блоквил, наблюдая за работой копателей колодца сербазов, решил: “Нет, я не смогу так поступить. Чем провинились эти несчастные сербазы. Они ведь наемные рабы, озабоченные всего лишь собственным выживанием. Думаете, вон тот шестидесятилетний старик и пятнадцатилетний мальчишка рядом с ним пошли сюда, потому что им нравится проливать кровь?! У этих несчастных есть только один порок — их бедность. Ну а те, кто гонит этих бедняг на смерть… Вот кого надо развенчивать, если удастся. Но ведь это сделать не так-то просто. Я и сам скорее один из этих сербазов. Только их положение намного тяжелее, чем у меня. Это безвольные люди они словно пешки на шахматном поле. Ведь и в шахматах пешки погибают, постоянно защищая короля и ферзя. Король не попадает в плен до тех пор, пока не погибнет последняя пешка…”

И впрямь, на огромных просторах пустыни между Сарахсом и Мервом сейчас разыгрывалась шахматная партия. Пешки — сербазы должны спасти свои жизни во имя спасения шаха и его визиря. Именно поэтому они и рыли колодец. Похоже, эти несчастные не ведали, что даже если в этот раз им удастся вырваться из цепких когтей Каракумов, спасти свои жизни и дойти до Мерва, то уже там им придется положить свои черные головы на плахи, чтобы уберечь от неминуемой гибели своих хозяев. Ну конечно, в шахматах на то и придуманы пешки, слоны, кони, чтобы они защищали короля.

Увидев Гара сертипа, вышедшего из укрытия, Блоквил подумал: “А вот и главарь пешек!” — и улыбнулся. Француз догадался, что Мирза Мамед Ковам эд-Довле в такую жару неспроста покинул командную палатку и направился сюда. Он понял это, когда увидел в руках Черного генерала отрезанную у самого основания свежеобритую голову. Тот держал ее за бороду и раскачивал в руках. Нынешний приказ, видимо, исходил непосредственно от самого Хамзы Мирзы. Потому что, зная, что Блоквил не очень высокого мнения о боевой подготовке его армии, Хамза Мирза Хишмет Довле не отказывался ни от одной возможности, чтобы поднять боевой дух своих сербазов… А сейчас сербазы оказались в очень тяжелом положении. Надо было любыми путями поддержать их, приободрить.

Черная голова, которую несли за бороду, напомнила вчерашнюю легкую стычку. Правда, поскольку его палатка стояла рядом с командными, сам Блоквил не был свидетелем потасовки, возникшей в другом конце обоза. Но, по слухам, ближе к рассвету с северной стороны армии промчались несколько туркменских всадников, они ранили нескольких сербазов, еще три-четыре человека были взяты в плен. В этой схватке один туркмен вывалился из седла, ему-то и отрезали голову.

Каракумский зной усиливался, словно поставил перед собой цель истребить иранское войско еще до того, как оно доберется до Мерва. И даже сами иранцы, привычные к жаре, отмечали, что нигде и никогда прежде они не испытывали такой невыносимой жары. А Блоквилу, который и вовсе не сталкивался с такими природными катаклизмами, вообще казалось, что солнце слишком приблизилось к земле.