Одна пуля — для одного - Рекс Стаут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мистер Кремер? Ниро Вулф.
— Ага… Что вам угодно?
— Сожалею, что был занят вчера вечером. Всегда рад видеть вас. Я втянут в расследование по делу о смерти Кейса, и, полагаю, поделившись со мной обыденной информацией, вы принесёте нам обоим пользу.
— А какой именно?
— Для начала мне надо бы знать, сколько верховых полицейских видели Кейса в то утро на парковых дорожках и как их звали? Я хочу послать Арчи…
И тут Кремер положил трубку.
Положил трубку и Вулф. Простёр руку к подносу с пивом, доставленному Фрицем, и сказал мне:
— Дозвонись до прокуратуры, до Скиннера…
Я выполнил указание, и Вулф занялся делом. В прошлом Скиннер получил свою порцию негативных нервных раздражителей от Вулфа, но вчера у него перед носом дверь не захлопывали и он хоть не грубил. Под аккомпанемент Вулфовых уверений, что Скиннеру начнут регулярно поставлять информацию о ходе следствия — а это была, как они оба знали, чистейшая ложь, — товарищ окружного прокурора согласился просить управление, чтоб мне устроили свидание с полицейским. И сдержал слово. Через десять минут после его беседы с Вулфом позвонили с Сентер-стрит и сообщили, что офицер, по имени Хеферан, готов встретиться со мной в одиннадцать сорок пять на углу Шестьдесят шестой улицы на западной аллее Центрального парка.
Менее чем за десять минут Вулф выпил пиво, расспросил Сола о его семье и запрограммировал схему моего разговора с полисменом, тем самым уязвив моё самолюбие и раззадорив моё любопытство.
Когда мы ведём поиск, у Вулфа иной раз складывается мнение, будто я взволнован определённым аспектом дела или неким участником драмы, а потому необходимо на время отодвинуть меня в сторону. Я уже почти перестал тратить нервную энергию на протесты по сему поводу. И всё-таки — что волнует его теперь? Я не соблазнился ничьей версией, моё воображение было свободно от пут. Зачем надо было подсовывать мне эту жвачку, эти беседы с полицейским, а задачи по-настоящему серьёзные перекладывать на Сола и Орри?
Прозвенел телефонный звонок. Фердинанд Поул затребовал Вулфа.
— Я сейчас в конторе Кейса, — сказал Поул. — Угол Сорок седьмой улицы и Мэдисон-авеню. Можете прибыть сюда немедленно?
— Конечно же нет, — сказал Вулф опечаленным голосом. Его ужасно сердило, когда объявлялись на свете люди, не ведающие, что он никогда не покидает дом ради дел и чрезвычайно редко — по другим поводам. — Я работаю исключительно у себя дома. Что случилось?
— Здесь есть кое-кто, и я хотел бы, чтоб вы с ними поговорили. Два члена правления. Их показания помогут мне подтвердить, что Талботт взял эти дизайны и продал их Бродайку. Таким образом, станет ясно, что Талботт убил Кейса. Из нас пятерых если кого и можно заподозрить, так это мисс Руни и этого конюха с их обоюдным алиби.
— Чепуха! Вам обязательно хочется её в чём-то подозревать. Доказуемо только одно: она была несправедливо обвинена в краже. А несправедливое обвинение мучит куда больше, чем обоснованное. Мистеру Талботту вы можете предъявить обвинение в воровстве, по меньшей мере… Я чрезвычайно занят. Благодарю вас за звонок.
Поул был склонен ко всяческим предложениям, но Вулф избавился от него, испил ещё пива, повернулся ко мне:
— Тебя ждут там через двадцать минут, Арчи, а учитывая твоё пристрастие к быстрой езде с последующим арестом за превышение…
У меня был один-единственный прокол за превышение за последние восемь лет. Я направился к двери, но повернулся перед выходом и заметил с горечью:
— Если вы думаете, что я еду забавляться, это глубокое заблуждение. Кто последним видел Кейса в живых? Полицейский. Он, именно он! И к кому я его доставлю? К вам? Нет! К инспектору Кремеру!
Глава 8
Было солнечно и тепло — для октября, и поездка в город доставила бы мне одно только удовольствие, кабы не досадливое чувство, что меня хотят обвести вокруг пальца. Оставив машину на Шестьдесят пятой улице, я обогнул угол дома, прошёл квартал, пересёк западную часть Центрального парка — там человек в униформе манипулировал уздечкой своего коня. Я предъявил ему документы и высказался в том смысле, что это очень мило с его стороны при такой занятости выкроить для меня время.
— О! — воскликнул он. — Выдающееся светило! Так?
Я занял оборонительную позицию:
— Выдающееся? Как рыбье яйцо в банке икры.
— Выходит, питаешься икрой?
— Погоди-ка, — пробормотал я, — давай начнём сначала. — Я промаршировал четыре шага к столбу, сделал «кругом», вернулся к нему и провозгласил: — Я — Арчи Гудвин, работаю на Ниро Вулфа. В управлении мне разрешили задать тебе пару вопросов, и я был бы тебе за ответы весьма признателен.
— Ага! Мой друг из пятнадцатого отдела рассказывал про тебя. По твоей милости его чуть не заслали на болота.
— Выходит, ты заранее против меня настроен. Я тоже — но не против тебя. И даже не против твоей лошади. Кстати, о лошадях. В то утро, когда ты увидел Кейса на лошади, незадолго до убийства, — в котором это было часу?
— В семь часов десять минут.
— С поправкой на минуту-другую?
— Без всяких поправок. В семь десять. Я тогда был в утренней смене, она кончается в восемь. Я очень занят, у меня совсем нету времени, вот я и дожидался Кейса, чтоб он проехал мимо по своему расписанию. Очень мне его конь нравится, светло-гнедой, лёгкий ход.
— А как он выглядел в это утро — как обычно? Спорым и скорым? — Вглядевшись в выражение его лица, я добавил поспешно: — В общем, меня интересует, его ли лошадь это была?
— Ещё бы! Ты можешь ошибаться в лошадях… А я-то их знаю!
— О'кей! Я тоже их знал когда-то мальчишкой на ферме в Огайо, но вышло так, что утратил с ними контакты. Ладно, перейдём к Кейсу. Был он весел — или нос повесил? Или ещё что?
— Был абсолютно нормален. Как всегда.
— Ты с ним общался?
— Нет.
— Далеко находился от него?
— Двести семьдесят футов. Собственными шагами промерил.
— Не трудно показать мне это место? Где был он и где ты?
— Может, и трудно, да у меня есть приказ.
Высшая вежливость требовала, чтоб он взял свою лошадь под уздцы и проследовал со мной до места пешком. Этого он не сделал. Он забрался на свою скотину и проехал до парка верхом, а я плёлся сзади, и это ещё не всё — должно быть, он подал ей условный знак: дескать, не смей медлить! Никогда ещё на моей памяти лошадь не ходила так быстро. Я дал своим ногам максимальную за последние годы нагрузку, отставая шагов на тридцать, когда она наконец забралась на макушку бугра. Там, справа по склону, деревья, низкорослые и высокорослые, слева кустарник, но посерёдке хорошо просматривается лента тропы. Она образовывает почти прямой угол с нашим наблюдательным взором, и до неё добрая сотня ярдов.
Он продолжает сидеть в седле. Нет на свете более лёгкого способа почувствовать своё превосходство над окружающими, нежели этот: вещать с конского хребта. Я стараюсь не показать, что сорвал на подъёме дыхание.
— Ты находился здесь?
— Прямо здесь!
— А он забрал к северу?
— Ага!
— Ты-то его заметил. А он тебя?
— Тоже. Он помахал мне кнутовищем, а я — в ответ. Мы часто обменивались таким приветствием.
— Но он не останавливался, не таращился на тебя напрямую?
— Не таращился ни впрямь, ни вкривь. Он выехал на прогулку. Послушай, братец, — по тону всадника можно было заключить, что он решил покончить со мной на юмористическом поприще — и вообще покончить. — Всё это мы уже вдоль и поперёк прошли с ребятами из службы убийств. Тебя интересует, Кейс ли мне попался? Да, Кейс. И был он на своей лошади. И были на нём его ярко-жёлтые бриджи, единственные в своём роде во всей округе, и его куртка, и его чёрная шляпа. И сидел он на свой манер, со свободно отпущенными стременами. Это был Кейс.
— Ладно. Можно погладить твоего коня?
— Нет.
— Тогда не буду. Меня вполне удовлетворит возможность — коль таковая появится — погладить по головке тебя, замолвить за тебя словечко сегодня вечером, ужиная с инспектором, — без уточнений: почему и как.
Я пешим ходом проделал маршрут: Центральный парк — Бродвей, нашёл аптеку с телефонной будкой и там уж набрал свой любимый номер. Трубку снял Орри Кэтер. «Вот оно что, — сказал я самому себе. — Он всё ещё там, сидит, вероятнее всего, за моим столом; надо полагать, Вулф дал ему задание высшей сложности!» Я затребовал Вулфа и услышал:
— Да, Арчи.
— Звоню согласно полученным указаниям. Офицер Хеферан преисполнен ненависти к Гудвину, и мне пришлось смирить свою гордость. Под присягой он будет клясться налево и направо, что видел Кейса в надлежащем времени и пространстве. Может, так оно и есть. Но хороший законник обстреляет его своими «но» и «если».
— В чём дело? Неужто этот Хеферан трепач?
— Ни в коем случае. Он всё знает. Но чего-то недоговаривает.