Падение царского режима. Том 2 - Павел Щёголев

Руднев. — Скажите, пожалуйста, с графиней Игнатьевой вы знакомы?

Андроников. — Нет, т.-е. встретил однажды у покойной Е. П. Соколовой,[*] у которой она крестила детей.

Руднев. — А она имела большое влияние на назначения?

Андроников. — Нет, никакого!

Руднев. — Но она близка была к Царскому Селу?

Андроников. — Она была близка — в прежние годы — к Марии Федоровне… Муж ее был кавалергардом… Насколько я помню, к ней даже несколько отрицательно относились в Царском Селе.

Завадский. — По какой причине вы ездили в Ригу во время войны?

Андроников. — Я ни разу не был в Риге… Но у меня был пропуск. Это в связи с приглашением генерала Беляева. Должен сказать, что генерала Беляева я знал, когда он был редактором «Русского Инвалида», и после того долго с ним не видался. Затем, он был начальником штаба у генерала Горбатовского. Генерала Горбатовского я знал еще, когда он был начальником Алексеевского училища, но мало. Когда он был начальником 12-ой армии, я его не видел, потому что он был в Риге. А когда он был назначен сюда, в Петроград, он здесь жил, и мне приходилось неоднократно видеть его. Я ведь с ним был в хороших отношениях, и он мне хвалил своего начальника штаба. У меня было несколько просьб к генералу Горбатовскому, — он их исполнил. Адъютанты генерала Горбатовского также ко мне обращались с маленькими пустячными просьбами, которые я старался исполнять: я просил, ходатайствовал… Когда генерал Горбатовский был назначен начальником 10-ой армии, приехал сюда, в Петроград, генерал Беляев и был у меня. Мы с ним неоднократно говорили: он мне рассказывал о своей деятельности, — как ему тяжело и как он ссорится с тамошним губернатором (не помню, кто тогда был губернатором). Он говорил о том, что у них там распри, говорил о целом ряде вопросов… Он мне говорит: «Не хотите ли приехать в Ригу и посмотреть, как я там дело наладил и как там хорошо?». Нужно сказать, что я воспитывался в Лифляндской губернии, у графа Берга, знал Ригу и мне было интересно посмотреть Ригу во время войны. Кроме того, недалеко от Риги стоял полк офицерской школы, в котором было много знакомых. Беляев и прислал мне пропуск. Но я пропуском этим не воспользовался, потому что фактически не было времени, не было возможности!… Затем, второй раз, он мне прислал пропуск после 10 января, когда я уже был в ссылке, так что я уже не мог воспользоваться…

Завадский. — Как это странно: пропуск штатскому человеку в расположение войск, во время войны, для простого любопытства!

Андроников. — Это было основано чисто на личных отношениях и решительно никакой задней мысли у меня не было… А у него, может быть, было желание видеть меня, так как я ему обещал приехать в Ригу, и он меня усиленно звал…

Председатель. — Как могли эти личные отношения привести к некоторому, так сказать, общественному или даже государственному шагу: во время войны дать частному человеку пропуск в армию?

Андроников. — Т.-е. не в армию, а в город… А чем он руководствовался? — я не знаю…

Председатель. — А чем вы руководствовались?

Андроников. — Просто любопытством…

Председатель. — Каким образом вы, частное лицо, получали в обмен на ваш журнал «Известия 12 армии»?

Андроников. — Я получил раз: генерал Горбатовский мне привез…

Председатель. — Нет не раз, а несколько раз вы получали: значит, вам высылались эти «Известия 12 армии»?

Андроников. — Несколько раз мне было прислано, потому что редактор этих известий был мой знакомый, подполковник Тулузаков,[*] который их издавал…

Председатель. — Ведь это вне правила, вероятно, чтобы «Известия 12 армии» присылались частному лицу?

Андроников. — Г. председатель! это — журнал совершенно безвредный!… Те номера, которые были у меня, ничего решительно не стоили… В этих номерах был помещен портрет Горбатовского и несколько стихотворений…

Завадский. — С бывшим военным министром у вас сначала были хорошие отношения, а потом испортились?

Андроников. — Да. Видите ли, эти отношения, конечно, всячески портил мне Сухомлинов… У меня отношения к генералу Поливанову были очень хорошие. Он был преподавателем в пажеском корпусе, так что я его давно знал и очень уважал. Затем, когда Сухомлинов начал выживать своего помощника Поливанова, он всячески натравливал, так сказать, меня против него. У нас были мелкие столкновения, которые впоследствии, однако, сгладились…

Завадский. — Был такой случай, что вы грозили Поливанову пожаловаться на него Сухомлинову за то, что он недостаточно почтительно поздоровался с вами?

Андроников. — Ох! это было… Не то — что «грозил», а это было так: приезжает Сухомлинов; я поехал его встречать на вокзал. Вижу, стоит А. Д. Поливанов;[*] я подхожу к нему, с ним здороваюсь, он мне еле отвечает: — палец, и никакого внимания!… Затем я к нему подхожу и что-то спрашиваю, — он мне резко что-то такое ответил… Я счел себя обиженным и написал ему письмо: «Чем я заслужил ваше такое недоброжелательное, так сказать, отношение, — я совершенно не знаю, и, конечно, об этом вашем таком нехорошем ко мне отношении я рассказал Сухомлинову»… Это я написал, — совершенно верно.

Завадский. — Я не могу понять, на каком основании частный человек, нигде не служащий, позволяет себе требовать от помощника военного министра почтительного к себе отношения?

Андроников. — Нет! Не то — что он был «непочтителен», но, одним словом, это было, — как вам сказать? была… этакая ошибка… Как человека, так сказать, независимого и благожелательно всегда относящегося к генералу Поливанову, меня, так сказать, обидело такое отношение, и я чистосердечно ему написал…

Завадский. — Это как раз было перед тем, когда Поливанов был устранен от должности помощника военного министра?

Андроников. — Нет, он ушел, если не ошибаюсь, весной, а этот инцидент был зимой… Это было за много месяцев до того!

Завадский. — Вы писали кому-нибудь письмо о том, что генерал Поливанов и генерал Лукомский — кадетствующие, что их нужно выгнать и заменить генералом Беляевым?

Андроников. — Что Лукомский — кадетствующий? Да.

Завадский. — Писали, что надо было уволить военного министра, помощника военного министра и заменить Поливанова ген. Беляевым?

Андроников. — Я написал, если не ошибаюсь, генералу Воейкову.

Завадский. — Вы сказали, что вы хорошо относились к генералу Поливанову…

Андроников. — А потом мы с ним разошлись…

Завадский. — По той причине, что он недостаточно хорошо вам кланялся?

Андроников. — Нет, нет! У меня серьезного ничего не было… А с его стороны был целый ряд проявлений недоброжелательного отношения. Я должен сказать, что в январе 1915 года я о том же самом генерале Поливанове писал в Ставку в. к. Николаю Николаевичу, что он — единственное лицо, которое может, по моему мнению, быть несомненно популярным… Затем, после этого, зная доброе отношение к генералу Поливанову со стороны В. Н. Коковцева, я просил, во что бы то ни стало, свидания с генералом Поливановым и звонил к нему по телефону… Он сам подошел к телефону, и было условлено, что я должен был через несколько дней к нему позвонить, — опять для того, чтобы назначить свидание. Тут он был очень любезен, много говорил о том, что В. Н. Коковцев ему передавал и что В. Н. Коковцев продолжает ворчать на то, что он продолжает бездействовать… Когда меня Коковцев спросил, говорил ли я с Поливановым, — я говорю: «Он, между прочим, сказал, что вы продолжаете ворчать на его бездействие»… Коковцев сейчас же передал Поливанову в обиженном виде, и произошло то, что когда я позвонил (как было условлено через несколько дней) — мне не пришлось с ним видеться… Затем, когда Поливанов был назначен министром, я ему написал: «Осеним себя крестным знамением! От всей души приветствую ваше назначение. Никогда еще правда не существовала так, как с назначением вашим. Вас Сухомлинов ел, а теперь же вы, слава богу! назначены»…

Завадский. — Значит, сначала вы его приветствуете, а потом пишете, что он должен быть заменен человеком, который знаком с Распутиным и кланяется ему, — генералом Беляевым?

Андроников. — Относительно того, что ген. Беляев был знаком с Распутиным, я не знал… Я только узнал в декабре, — единственный раз, когда я его видел после назначения, — что он знаком с Вырубовой, что он знаком с Танеевым, — это я знал. Но не знал, что он знаком с Распутиным… Затем, когда на мои неоднократные просьбы повидать генерала Поливанова, я никогда ответа не получал, а слышал, напротив, что он там обо мне недоброжелательно отзывается, у меня к нему совершенно переменилось отношение…