Течение Алкиона - Брайан Стэблфорд

Все это не сулило мне хорошего будущего. Но по крайней мере, пока П-шифтер находился на Новом Риме, я был удостоен незначительного медицинского внимания и начал превращаться в нечто, имеющее вид разумного существа. Алахак услышал, что меня нашли, и прислал свои поздравления. Очевидно, он не знал о юридической западне, в которую я попал. До Венца новости доходят медленно.

После всего от избытка душевной доброты люди «Карадок» позволили мне прокатиться на П-шифтере, когда он возвращался на Землю. Все совершенно бесплатно — проявление настоящего расположения. Человек должен быть благодарен за мелкие услуги.

Возможно, более разумным было подождать, пока я смогу перескочить на Пенафлор, где были в основном сосредоточены все космические линии и где находились главные строительные верфи. Но попутные полеты на космических кораблях — нелегкое дело, и мне пришлось пожить за счет благотворительности, пока я был на Новом Риме. «Карадок» же согласна была кормить меня овсянкой. В обмен на свои паршивые деньги. Кроме того, я чертовски устал и единственное, чего мне хотелось, — удрать домой и спрятаться. Земля — вот дом, который у меня был. Может быть, меня там никто не знал (кроме старого Хэролта), но я там начинал. Там я родился (по крайней мере я предполагал, что это так, хотя этому нет надежного подтверждения, и вполне возможно, что меня туда зашвырнуло в раннем возрасте).

Так или иначе, путь мой окончился в нью-йоркском космопорту. Мелочи у меня в кармане было ровно столько, чтобы купить себе пару раз еду и проехать на автобусе до города, вот и все. Дело было не в том, чтобы ехать в сам Нью-Йорк: порт, практически, тоже был городом, и если мне и суждено было найти работу, то, конечно же. здесь.

Помня о том, что даже приговоренный к смерти имеет право на хорошую еду. я нашел дешевую харчевню в северной части портового жилого комплекса и снова вкусил восторг от искусственной пищи. Можно сказать, что это была моя первая приличная трапеза за два года. Что ни говори, а на вкус она была прекрасна, особенно в сравнении с овсянкой, обычной в космическом полете, и чужеродной травой.

После того как я уделил время ублажению своего желудка, я откинулся назад, расслабился и позволил себе чуть-чуть пожалеть самого себя.

Это отворило дверь.

«Какой смысл горевать об этом?»

Я объяснил, что не горюю. Я ни в коей мере не являюсь рабом своих эмоций. Я сказал ветру, что просто сожалею о наиболее неудачных сторонах сложившейся ситуации, и думаю, что все изменится к лучшему.

«Ты притворщик, Грейнджер, — сказал ветер. — Железным тебя не назовешь. Ты чувствуешь то же, что и все остальные. Тебе просто стыдно в этом признаться».

В то время ветер еще недолго находился со мной. Поэтому он ошибался. Он уютно устроился у меня в голове, но еще не совсем акклиматизировался. Он все еще не знал меня, не говоря уж о том, чтобы меня понять.

«Оставь меня в покое, — попросил я. — Кончай спорить». С этого момента я решил думать о ветре как об одушевленном существе. Я решил, что это будет существо мужского пола. И не потому, что его голос и манеры были мужскими, а просто потому, что придать ему женский пол означало бы внести некие сексуальные тона в это присутствие, кстати, совершенно незаконное. Ветер так и не рассказал мне о себе ничего, кроме того, что он был выброшен на скалу Течением Алкиона точно так же, как и я. Я ничего не знал ни о его природе, ни о его истории. Только то, что он собирался остаться со мной на всю жизнь и что он, казалось, был настроен уважительно по отношению к своему новому дому, чего заслуживает хороший дом. Мне говорят, что дети часто разговаривают с несуществующими друзьями, но с возрастом это проходит. Иногда мне кажется, что просто с возрастом они перестают рассказывать другим о своих несуществующих друзьях.

Было поздно — около полуночи, — и хозяин вышвырнул меня прежде, чем я успел насидеться у него на стуле. Оказавшись на холоде, я сразу же снова нос к носу столкнулся со своими проблемами. Куда мне идти и что делать?

Пришлось идти искать Хэролта. Никого другого у меня не было на всей планете и, конечно, никого в окрестностях Нью-Йорка. Естественно, надо было идти туда — действительно, единственный шанс. Но мне было неохота, потому что я знал, что, скорее всего, никакого Хэролта не найду. Он, казалось, не знал, что такое возраст и время, но это было семь лет назад. Уже тогда он был стариком. В земных условиях, особенно в условиях Нью-Йорка, люди редко доживают до шестидесяти, а Хэролту столько должно было исполниться еще десять лет назад. Яд Земли накапливается у всех ее детей, какими бы сильными и несгибаемыми они ни были. А умственный стресс от образа жизни, которую мы не понимаем, держит в напряжении наши сердца. Даже в последний день своей жизни, я уверен, Хэролт работал. Но не мог же он жить вечно.

Не хотел бы я прийти к двери Хэролта, постучать и услышать от открывшего мне незнакомого человека, которому наплевать на то, жив Хэролт или нет, что с таким именем там никто не живет. Но что мне оставалось?

Я был в десяти милях от дома Хэролта и уже прошел три мили или четыре от космодрома. Но тем не менее я все еще тащился в правильном направлении. Я был не в лучшей своей форме после двух лет жизни на Могиле Лэпторна (так я экспромтом назвал этот мир), а впереди было еще десять миль. Я потратил более трех часов и когда наконец добрался, то одеревенел от холода и смертельно устал.

Никаких признаков жизни я не нашел.

Хэролт жил над своей мастерской, где ремонтировал различные приборы, необходимые для нормальной работы средств передвижения различных типов — автомобилей, кораблей, даже летательных аппаратов. Казалось, мастерская должна быть полна инструментов, верстаков, незаконченной работы, всяких обломков и запахов масла. Но этого не было. Я попал внутрь, открыв незапертую дверь. Было ясно, что здесь недавно убрали. От Хэролта осталась только маленькая кабинка в одном из углов мастерской. Я включил в кабинке свет и заглянул в ящики стола.

Ничего. Выметено все до последнего клочка бумаги. Хэролт умер, это ясно. Он забыт. Стерт с лица Земли.

Кресло в кабинке было закреплено на петлях таким образом, что его можно было временно превращать в кровать. Хэролт жил очень близко к своей работе. Здесь внизу он не спал — так уж получилось, — его собственная кровать была наверху. Однако он ночевал и здесь — иногда, когда ему этого хотелось. Чтобы быть готовым к работе в любой момент. Я здесь тоже иногда спал, но это было почти двадцать лет назад. Я разложил кресло и лег на него.

Было чересчур холодно, и я не мог чувствовать себя уютно, но через некоторое время мне удалось погрузиться в сон.