Богоборец - Александр Чикин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я тронул за плечо Гошу и указал на процессию, двигавшуюся по касательной относительно нас.
– Товарищ прапорщик, можно пострелять? – живо пристал Дрягин к Петрухе.
– Отвали, – буркнул прапор из-под мешка.
– Конечно, не здесь, – гнул своё Гоша. – Сейчас отвалим подальше в степь, там и постреляем. Мешать не будем.
– Придурок, ты же в части норовил чужой автомат схватить, чтобы потом свой не чистить, а теперь стрелять собрался. Радовался бы, что вертолётчики нас не на ту дорогу выбросили.
– Спасибо, что про автомат напомнили, товарищ прапорщик, – озабоченный Гоша вытащил из-под руки рядового Киселя АкаэМ. – Спи, спи, Колёк, – успокоил он салабона, пристраивая ему под мышку своего «калаша».
Никто ничего не замечал, все продолжали лежать и неугомонный Игорь, поманив меня, пополз наперерез отаре. Расположившись на пути следования овец, мы дождались их приближения и резко вскочили. Овцы брызнули в стороны, а лошадь с пастухом, всхрапнув, остановилась. Гоша демонстративно передёрнул затвор и долбанул очередью в сторону всадника. Глаза у пастуха-казаха приобрели европейскую круглоту и он, лихорадочно понукая мохнорылую «савраску», умчался обратно в степной горизонт. Примерно в том же направлении разбежались и овцы.
– Ты что, Гоша – перегрелся? Я думал, мы его в плен возьмём, а ты его сразу расстреливать взялся.
– Шура, мы же диверсанты: террор и никаких обозов с пленными. Видал, как его с холостых-то патронов пробрало: с такими темпами он к вечеру до Владивостока долетит! – Гоша ласково похлопал киселёвский автомат. – Люблю в войнушку поиграть!
– Дурень ты, Игорь. Мужику, наверное, небо с овчинку показалось. Из бурьяна уже торчали головы наших ребят, а к нам поспешал прапорщик Петров.
– Идиоты! В дисбат захотели? – тщедушный и мелкий прапорщик был похож на задиристого воробья. – А если бы его хватил инфаркт? Или он теперь овец растеряет? Остолопы!
– Ха! Скажете тоже, товарищ прапорщик, – инфаркт. С такой-то рожей? – возмутился Гоша. – Да он здоровее своей лошади! Скорее её «кондратий» хватит.
– Рапорт командиру напишу, – отрезал Петруха. – на «губе» насидитесь.
– За что «губа», товарищ прапорщик? – заканючил Игорь. – Мы же ничего особенного не сделали: чем больше он сейчас напугался, тем счастливее будет потом, когда обнаружит, что жив и невредим.
– Вот и ты «осчастливишься», когда вместо дисбата на «губе» окажешься.
2
Все, кроме Киселя, повалились обратно в полынь. Киселёву валиться не пришлось – он, несмотря на стрельбу, продолжал безмятежно спать.
– Вот здоровый сон у хлопца! – похвалил его Игорь, меняя автоматы. – Я тоже по первому году службы мог бы на парадной лестнице вниз головой выспаться, но три часа на таком пекле ни за что бы не смог. Какая смена растёт: орёл! Вставай, скотина! – ткнув «орла» в бок, заорал Гоша.
Кисель мгновенно вскочил, затравленно вытаращив мутные со сна и залитые потом глаза.
– Пригнись, – повалил его Гоша, дёрнув снизу за ремень. – Диверсант хренов! Чего как столб встал? «Шпиён» недорезанный. Ты где, салага, находишься? На боевом задании или у мамкиной титьки? Мы с Шурой только что тебе жизнь спасли – фалангу раздавили, – Игорь указал на Петрухин плевок, подсыхавший рядом. – Полюбуйся: по твоей заднице ползала.
Руки Киселя непроизвольно поползли к ягодицам, и он с ужасом воззрился на Петрухину соплю:
– Спасибо, братцы. Фу, какая она мерзкая! Хорошо, что эти фаланги у нас в Свердловске не водятся.
– Ещё как водятся! Был я проездом на вашем вокзале: полным-полно.
– Полно пугать, Игорь: дома я, отродясь этой сволочи, не видел. Её нужно в коробок положить, – Кисель полез в карман. – Высушу и маме пошлю: пусть полюбуется, какие страсти-то на белом свете бывают.
– Дятел ты, Коля. Выкинь свой коробок, пока нас не вырвало, – Гоша выбил спички из его рук. – Если уж невтерпёж мамулю «порадовать», я тебе у казармы в курилке покрупнее экземплярчик покажу.
– Да кончайте пугать-то, ребята! Нешто эти твари прямо в дивизии водятся? Нужно же каким-нибудь дихлофосом всё полить. Товарищ прапорщик! – позвал Кисель. – Разрешите обратиться? Что делать, если фаланга укусит?
– Помирать, – посоветовал Петруха, недовольный тем, что его обеспокоили. – Фаланги, Киселёв, километров на пятьсот южнее живут, в пустыне.
– Да в какой пустыне, товарищ прапорщик? Вот же ребята только сейчас раздавили! По мне ползала, – не без некоторой гордости добавил Кисель.
– Где? Дайте глянуть, – встрепенулся Петруха. – В жизни не видал! – прапор вперился в артефакт и тоже его не узнал. – Это, ребята, наверное не фаланга, – скептически произнес он. – Мне кто-то рассказывал, что у них ноги большие, волосатые, а у этой и ног-то нет!
– Может быть, она их под себя поджала? – сделал предположение Кисель и стал отламывать былинку от куста полыни, явно намереваясь перевернуть «животное».
Работая коленями и локтями, подгребли оба сержанта.
– Знаете, какая она шустрая была? Как заводная носилась. Поэтому Шурик ей первым делом ноги оторвал, прежде чем я её раздавил, – с этими словами Гоша, которого уже вовсю мутило от всей этой «зоологии», вскочил и первым движением сапога – присыпал пылью, а вторым – размазал по земле предмет всеобщего внимания. Все возмущённо загудели.
– Да кончайте дурака валять! – прикрикнул на них Гоша. – Откуда такая любовь к живой природе? Меня чуть не вырвало! Как дети, право слово. Найдут какую-то мерзость и ну «консилиум» разводить: «Волосы, ноги…» Если хотите, я вам могу дохлую кошку подарить – в автопарке за седьмым боксом валяется: там уж и волос, и ног сколько хочешь!
Пристыжённые «натуралисты» расползлись по местам.
– Так, боец, – обратился Игорь к Киселю, – занимай пост. Твоя очередь за дорогой следить.
– А если фаланга? – забеспокоился Киселёв. – Что тогда делать-то? Я их боюсь.
– Нас не беспокой – Петруху свистнешь: он их не видел никогда, вот пусть и любуется.
3
Гоша растянулся на земле и, спрятав голову под вещмешком, замер. Через пять минут задремал и Кисель. Ещё через две, его перетянула голова и он ткнулся лбом мне в бедро. Спустя ещё минуту он разогнул ноги, вытянулся поудобней и захрапел. Гоша вылез из-под рюкзака, сел, потянулся и неодобрительно посмотрел на Киселя:
– Аника-воин, завалит всю операцию! – презрительно пробормотал он, но тут же засуетился, заметив что-то сзади меня. – Автомат, на всякий случай, у него возьму. Айда на лошадях кататься!
Примерно в километре от нас откуда-то появился табунок лошадей: штук шесть – семь с жеребятами. Мы направились прямо к ним. Лошади не подпускали.
– Нужно сменить тактику, – предложил я. – Ты, Игорь, стой здесь. Я один попробую. Я стал заходить по большой дуге, делая вид, что иду как бы мимо, но потихоньку, по спирали приближался к лошадям. Оказавшись от них в трёх – четырёх метрах, зайдя с подветренной стороны, я протянул к ближайшей «сивке» магазин от автомата, и ласково поманил. Наивная скотинка клюнула на дешёвый трюк и поплатилась тем, что я поймал её за чёлку. Она, было, попыталась ухватить меня желтыми зубами за локоть, но получив по носу магазином, поняла кто здесь главный.
– Ловко ты, Шура, её охомутал, – восхитился Гоша, приближаясь к нам. – А скакать-то как? У неё и сиденья-то нет.
Лошади, напуганные его приближением, отбежали подальше в степь. Да и моей пленнице Гошина стремительность была не по душе: она пригнула шею к земле, ощерилась, прижав уши, захрапела и топнула по земле передним копытом.
– Осторожно, Игорь! Ты ей не нравишься, – только и успел сказать я.
– Да что я ей, конь что ли? – брякнул он и тут она его ухватила за ляжку зубами.
– Ой, …! – матерщина брызнула из Гоши, как из разбитого горшка, – Она мне, сволочь, ногу откусила! – Игорь ужом извивался в траве. – Ни хрена себе: прокатился! Гони её отсюда!
Просто так отпускать кобылку было жалко: столько ловили, и я опрометчиво прыгнул ей на спину. Тут Гоша жахнул из автомата у самого лошадиного уха. Лошадёнка вскинулась, подхватилась и понесла. Напрасно я, сжав колени и вцепившись в гриву, пытался остановить или хотя бы развернуть её в сторону нашей засады – она упрямо несла меня вперёд, в степную ширь, вслед за своими товарками, летящими впереди. Кубарем спешился и похромал к маячившему вдали Гоше.
– Ну, ты мастер! – начал подлизываться Игорь. – Словно с этой клячей между ног родился. Лихо ты от меня усвистал. Хоть бы меня прокатил. Она тебя не покусала? – Гоша озабоченно осмотрел меня. – Мне, смотри, «х/б» порвала и синячище на ноге – страх! О, она тебе флягу помяла! Копытом? – с надеждой в голосе спросил он. – Как это раньше гусары с ними справлялись? Рыцарем-то ещё можно: в железе всё-таки, а вот если бы я гусаром был? У меня бы всё время на войну с лошадью ушло. Что с флягой-то делать будем? Может у Киселя поменяем, пока он спит? Петруха-то тебя за неё не похвалит.