«Букет» на приеме - Ольга Лаврова

Повисает долгая пауза.

— Коли у вас так ловко устроены мозги, что вы можете все вообразить за другого человека, тогда вы должны понять… этого Кирпичова.

— И оправдать вранье?

— Интересы службы не дозволяют?

— И службы и самого Кирпичова.

— Да?

— Да! С точки зрения юридической вы сейчас на грани соучастия. Продолжая запираться, подготовите себе до того неблаговидную роль на суде, что…

— Доброе у вас сердце, гражданин майор!

— А доброе сердце — это стыдно? Или смешно?

— Н-нет. Извините, гражданин майор… Но вы говорите «на суде». Одного-то меня судить не будут, а тех еще…

— Полагаете, их не задержат без ваших показаний? Уж как-нибудь Петровка без Кирпичова не пропадет, будьте спокойны! Загляните чуть-чуть вперед. Мы начнем беспокоить Санатюка, а вы? Приметесь его убеждать, что, дескать, не по вашей вине? Каким манером? Попросите у меня справку: «Удостоверяю, что гражданин Кирпичов на следствии лжет. Дана для представления по месту жительства». Поразмыслите, что может произойти.

— Ничего хорошего в любом случае, — угрюмо цедит Кирпичов. — Хоть говори, хоть молчи… У вас теперь моим словам все равно веры нет.

— Будет искренность — будет вера. Те крупинки правды, что вы обронили прошлый раз, и то уже сослужили службу.

— Прошлый раз?

— Удивлены? А ведь нашлась, например, клюква и очень оказалась к месту. И бутылка шампанского нашлась. Даже знаю, где и когда куплена.

— А если я скажу такую несуразицу, что они вместо чаевых шестьдесят копеек по счетчику не доплатили? Поверите?

— Оставить шоферу такую памятку… — произносит Знаменский после задумчивого молчания. — А пожалуй, поверю, Кирпичов! И на все дело тогда взгляну другими глазами… Но при условии, что Варя Санатюк…

С Кирпичовым происходит разительная перемена. Он вскакивает, но говорит тихо:

— Варя? Ах, Варя… Ясненько… Ясно. Мягко стелете, да жестко спать, гражданин майор! Не о чем нам больше разговаривать!

Кирпичов дома. Он следит за кем-то в окно, затем направляется к двери и впускает Варю Санатюк.

— Была у почтенного дядюшки?

— Мать просила забежать… раз все равно буду рядом.

— Ты ей докладываешь, когда встречаемся? По-моему, тебе не шестнадцать!

— Я помню, что тридцать шесть. Поэтому, идя к тебе, должна провести хоть полчаса перед зеркалом. Мать, естественно, замечает.

— Лучше приходи нечесаная!

— Артемушка, ну что ты накинулся с порога? И вообще — зачем цапаться?

— Цапаемся потому, что у нас идиотские отношения. Садись, надо серьезно поговорить.

— Не хочу серьезно говорить! Посмотрите-ка, у меня новая кофточка, и всего двенадцать рублей…

— Кончай этот лепет.

Пауза. Кирпичов подыскивает слова, но Варя его опережает:

— Вы с матерью нипочем не уживетесь! А ее не бросишь — совсем старуха…

— Сегодня, кстати, я не собирался делать предложение. Разговор не про то.

— Что-нибудь случилось?

— Да, кое-что этакое.

— Ты так смотришь, будто я виновата…

— «Будто»… Из-за того, что ты — не случайная знакомая, я попал между двух огней. Надо решать, как быть.

— Между двух огней? У тебя другая женщина?!

— Дура. Вот не пойму — ведь любишь меня?

— Люблю.

— И таскаешься к старому бандиту, от которого меня с души воротит!

— Если на то пошло, меня тоже!

— Тогда объясни, что вас связывает?

Варя молчит.

— Нет уж, подпер такой момент, что не отступлюсь! Санатюка на бочку или… чего доброго, Варя, и попрощаемся.

Стиснув руки, она обводит взглядом комнату. Попрощаемся? Уйти отсюда, где Артем — ее позднее счастье? Где стены увешаны ее фотографиями — фас, профиль, три четверти, — Артем так наловчился снимать, что Варя на стенах кажется рекламной красавицей… Нет, расстаться немыслимо! Варя садится в уголок дивана, поджав ноги, и решается:

— Я его помню лет с шести. Отец умер, мама заболела, меня взяли соседи. И вдруг появился дядя Толя — отсидел срок… Он зачастил к нам. Меня звал «дочкой», а маму — «рыжей телкой». Она была малограмотная, работала уборщицей и рвалась обратно в деревню. Дядя Толя запретил… Устраивал скандалы, если видел у меня на пятке дыру. Мама и пикнуть не смела… Фактически он нас содержал.

— А мать соображала, на какие средства?

— В то время — вряд ли. Официально он где-то числился… Через четыре года снова забрали. Это было горе, я все не верила… Но он попал под амнистию, вернулся, клялся, что невиновен, и пошло по-прежнему… до следующего ареста. В этот раз он исчез надолго, но я знала: стоит освободиться, и опять он влезет в нашу жизнь. А у меня уже был Володя. Хороший парень, футболист… Санатюк свалился как снег на голову, и началось страшное. Я, безмозглая, постеснялась сразу рассказать Володе, а Санатюк как-то очень быстро его опутал, заморочил голову и втянул в уголовщину.

— Скотина!

— Я не подозревала, как он хитер. Чувствовала опасность, пробовала бороться — по-своему, по-женски. Пришла к Володе и осталась с ним, чтобы удержать. На третий день утром — милиция… — Она умолкает в слезах.

— Говори до конца.

— Был ребенок, Артем. Прожил ровно семь часов. Санатюк встречал у роддома и плакал — по этому мальчику. Мать тайком снова брала у него деньги. Повадилась в церковь, замаливала грехи раба божия Анатолия. Мне было все равно… Устроилась на работу. Старалась забыть. Но Санатюк вечно маячил на горизонте.

— Да чего он, собственно, добивался?

— Наверно, каждому человеку, даже такому, хочется кого-то любить. Он любил меня. И сейчас любит — как умеет…

Глубоко засунув руки в карманы, смотрит Кирпичов во двор. Там светится окошко ненавистного старого сыча.

— Вопрос как стоял ребром, так и стоит: чем он тебя на поводке держит? Или это жалость?

— Страх, Артем.

— Страх?

— Я боюсь, что он озлобится.

— И что?

— Не знаю… Понимаешь, он не раз меня сватал — за своих. Он и Володю погубил не со зла, даже не думал губить, только сделал своим. А теперь ты…

— Я не нравлюсь главе семьи? — цедит Кирпичов.

— Ты для него перебежчик, вроде предателя. Был там, да переметнулся к честным людям.

— Это я, конечно, подлец… Значит, вот почему нам нельзя жениться. И здесь чертов Сатанюк поперек дороги! Одно к одному.

— Только не связывайся с ним! Он на вид дряхлый и безобидный, но…

— Он не безобидный. Потому придется связываться.

— Артем, ради Бога!

Первая растерянность Бориса Петухова прошла; он успокоился и приободрился. И теперь беседует со Знаменским довольно развязно.

— Отец с перепугу даже наружность не разглядел. Только одно и твердит: «Страшные, ужас какие! Истинные разбойники!»

— Мне он тоже описывал их смутно, — поддакивает Пал Палыч.

— А Сашка даже до майора дослужился? Вот бы не подумал! Бегал такой вихрастый пацанчик, ничего особенного, только надоедный очень был, во все совался. Я даже лупил его, помню.

— По-видимому, это сказалось на нем положительно.

— Да-а, меняются люди, меняются, — охотно посмеивается Борис. — По себе знаю. Вам небось донесли, какой я раньше был оболтус?

— Тем больше чести вам теперь.

— А все Север! Суровая кузница характеров. Кует и перековывает.

— Простите за любопытство, дело прошлое, — вы туда отправились с сознательным намерением перековаться?

— Да нет… честно говоря — подальше от родителей. Все воспитывали. Ну а потом засосало… то есть, хотел сказать, увлекло.

— Ясно, ясно.

Тот, кто знает Пал Палыча, заметил бы, что собеседник ему не по душе, хотя, казалось бы, имеет право на сочувствие. И даже сам Борис по временам чует в интонациях следователя какую-то неопределенность.

— Наверно, думаете — за длинным рублем?

— С точки зрения юридической длина рубля измерению не подлежит, — отшучивается Знаменский. — Да без рубля и не проживешь. А когда набежала возможность, отчего не купить ту же машину?

— Вообще-то, я больше для стариков старался. — Борис откидывается на стуле, нога на ногу и цитирует Томина: — Я рассуждал как? Надо людям на старости лет моральную компенсацию получить. Мало, что ли, они за меня краснели? Так пусть теперь любому скажут: «Вы не верили, что Борис в люди выйдет, а он — нате вам, не хуже прочих». Эх, человек предполагает, а вор располагает. Сколько лет труда…

— Погодите крест ставить. Возьмем воров, вернутся и деньги.

— Да откуда вы их возьмете?

— А откуда мы берем всех, кого задерживаем?

— Не знаю… не верится. Да черт с ними, с деньгами, лишь бы старики поправились.

— Одно другому не помеха. Кстати, вот образец искового заявления. Напишите прямо сейчас.

— И что будет?

— Вас признают гражданским истцом. — Знаменский прячет в глазах огонек любопытства.