Метаморфозы душевной жизни.Путь душевных переживаний. 2 часть - Рудольф Штейнер

Безмерно глубока Мысль,

И ее крылатое орудие — Слово!*

* Unermesslich tief ist der Gedanke, Und sein geflagelt Werkzeug ist das Wort!

Смех и слезы 3.11.1910

Предмет, который будет обсуждаться сегодня, многим может показаться незначительным в контексте цикла лекций о фактах духовной науки. Однако пренебрежение со стороны исследователя к частностям жизни, к непосредственной повседневной действительности как раз следует отнести к недостаткам таких восходящих к высоким областям бытия рассмотрений. Вообще людям нравится, когда в лекциях подобного рода говорится о конечности или бесконечности жизни, о высших свойствах души, о великих вопросах развития мира и человечества и, возможно, о ещё более высоких вещах, и люди в основном не очень охотно нисходят до так называемой обыденности (каковой она кажется, по крайней мере, на первый взгляд), подобной той, которая будет занимать нас сегодня. Но тот, кто пытается войти в области духовной жизни описанным в этих рассмотрениях путем, всё больше будет убеждаться, что спокойное, шаг за шагом, проникновение из самых общеизвестных в неизвестные области является как раз весьма полезным. Впрочем, вспомнив многие факты, вы сможете прийти к выводу, что и величайшие умы человечества совсем не смотрели на то, что обычно называют смехом и плачем, как на что — то всего лишь заурядное. Но то сознание, которое творчески работает в легендах и великих преданиях человечества, и работает довольно часто гораздо мудрее индивидуального человеческого сознания, — это сознание наделяло великую индивидуальность, имеющую для восточной культуры столь великое значение, — индивидуальность Заратустры — прославленной "улыбкой Заратустры". Сознание легенд и преданий видело нечто значительное в том, что этот великий дух вступил в мир улыбаясь. И глубокая мировая мудрость преданий дополняет этот факт улыбки Заратустры другим наблюдением: эта улыбка вызвала ликование всех земных творений и обратила в бегство всех злых духов и супостатов земли. Если мы теперь от этого творящего в легендарных преданиях сознания перейдем к творениям величайших умов, то можем вспомнить об образе, в котором Гёте воплотил большую часть своих чувств и представлений, об образе Фауста. Фауст, впав в глубочайшее отчаянье и готовясь свести счеты с жизнью, при звоне колоколов восклицает: "Слезы льются, я возвращен Земле!" Здесь слезы — символ того душевного настроения, которое помогает ему после глубокого, жесточайшего отчаянья, так сказать, вновь повернуться лицом к миру. Так Гёте — поэтом слезы представлены нам как символ нового обретения себя в земных отношениях.

Мы видим, что, в сущности, если только поразмыслить, можно сказать много важного о том, что выражается через смех и слезы. Было бы гораздо "уютнее" сразу же приступить к умозрительным рассуждениям о сущности духовного, чем искать дух в тех откровениях, в которых мы находим его, рассматривая мир, каким он дан нам непосредственно. И дух — прежде всего дух человека — в его сущности мы можем найти в тех проявлениях человеческой души, которые выражаются в смехе и слезах. Нам удастся понять то, что явлено нам в этих своеобразных откровениях души, если мы будем рассматривать эти проявления человека как выражение его внутренней духовной жизни. Но тогда нам надо не только признавать духовное существо человека, но и понимать его. Пониманию этого духовного существа человека были посвящены все лекции этого зимнего цикла. Поэтому сегодня лишь вкратце укажем на то, как мы духовнонаучно рассматриваем существо человека. Ибо, чтобы понять смех и слезы, мы должны исходить из духовнонаучного знания о существе человека.

Мы знаем, что человек, если рассматривать его существо в целом, представляется нам состоящим из физического тела, которое у него однородно со всей минеральной природой, из эфирного, или жизненного тела, которое однородно со всей растительной природой, далее, из астрального тела, однородного со всей животной природой и являющегося носителем удовольствия и боли, радости и страдания, страха и удивления, а также всех идей, которые ежедневно, от пробуждения до засыпания появляются и исчезают в нашей душевной жизни. Так, для нас существо человека состоит прежде всего из этих трех внешних оболочек; и только в этих оболочках может обитать то, что делает человека венцом земного творения, — человеческое Я. Я работает в душевной жизни, которая слагается опять же из трех душевных членов: из души ощущающей как самого низшего члена, из следующего члена — души рассудочной, или души характера, и третьего члена — души сознательной; и мы также знаем, как работает Я в этих душевных членах, чтобы вести человека ко всё большему совершенству.

Что же лежит в основе этой деятельности Я в человеческой душе?

Рассмотрим Я в его различных проявлениях. Перед Я человека, перед этим глубочайшим центром его духовной жизни, возникает какое — нибудь явление, какой — нибудь предмет или существо внешнего мира. По отношению к этому существу или предмету Я не остается равнодушным, но выражает себя определенным образом: оно внутренне, в душе переживает то или иное. Предмет нравится или не нравится Я. Оно может ликовать или испытывать глубочайшую печаль от какого — либо явления. Может отпрянуть в ужасе и страхе или любовно созерцать и обнимать собой это явление или существо. Оно может иметь внутреннее переживание: я понимаю процесс, который мне явлен, — или: я не понимаю его.

Проследив деятельность Я от пробуждения до засыпания, мы увидим, как оно пытается привести себя в созвучие с внешним миром. Если нам нравится какой — то предмет, если в нас возникает чувство: "Это существо меня интересует!", то тогда завязывается связь между нами и предметом; тогда от нас к предмету словно перекидывается какой — то мост. Это мы делаем, в сущности, со всем окружающим нас миром. Вся наша дневная жизнь в плане внутренних душевных процессов является нам как создание созвучия между Я и остальным миром. То, что мы переживаем по отношению к предметам или существам внешнего мира, то, что отражается в процессах нашей душевной жизни, действует не только на наши три душевных члена, поскольку в них живет Я, но также на астральное тело, эфирное и физическое. Мы уже часто приводили пример того, как те отношения, которые Я устанавливает между собой и каким — нибудь существом или предметом, не только пробуждают эмоции астрального тела, не только изменяют потоки и движения эфирного тела, но также воздействуют вплоть до физического тела. Разве вы не имели возможности наблюдать, как, например, человек бледнеет, если рядом с ним происходит нечто ужасное? Тут происходит не что иное, как именно возникновение отношений, которые Я устанавливает между собой и этим ужасным явлением, возникновение связи, которую оно завязывает между собой и предметом, воздействующим вплоть до физического тела, и сообщает движению крови иное направление. Кровь как бы отодвигается от внешней телесности, и благодаря этому наблюдается бледность. Приводился также и другой, особенно характерный пример: краска стыда. Когда мы полагаем необходимым установить между нами и каким — то существом внешнего мира отношения такого рода, при которых мы предпочли бы на какое — то мгновение скрыться, чтобы нас никто не видел, то клипу приливает кровь. В этих обоих случаях отношение Я к внешнему миру оказывает на кровь определенные воздействия. Мы могли бы привести много примеров, как в астральном теле, в эфирном и в физическом теле выражается всё, что переживает Я во внешнем мире.

Когда Я пытается установить созвучие или определенную связь между собой и окружением, возможны совершенно разные отношения. Об определенных отношениях с нашим окружением можно сказать: мы находим правильную позицию Я по отношению к тому или иному предмету или существу. Даже если мы испытываем перед каким — либо существом страх и этот страх вполне оправдан, то можем сказать: наше Я чувствует, если только оно имело возможность правильным образом оценить положение, что в этом чувстве страха оно находится в созвучии со своим окружением. Но наше Я особенно чувствует свое созвучие со своим окружением, когда, например, стремясь понять ту или иную вещь внешнего мира, оно в состоянии посредством своих понятий, чувств, ощущений и прочего действительно объяснить предметы, которые оно стремится понять. Тут Я чувствует свое единство с предметом, который оно хочет объяснить. Тогда оно чувствует себя как бы вышедшим из себя, как если бы оно погрузилось в предметы, и чувствует эту связь как правомерную. Или же Я вступает в совершенно определенные отношения с другими людьми, если их любит. В отношении каждого из этих людей Я чувствует удовлетворение, воодушевление; чувствует, что возникли гармоничные отношения между ним и внешним миром. В Я эти отношения выражаются прежде всего в том, что оно испытывает чувство удовольствия и переносит это чувство на свои оболочки, на астральное и эфирное тела.