Посмертно подсудимый - Анатолий Наумов

Одновременно с интересом поэта к светской жизни (театр, балы, вечеринки с друзьями) с каждым днем все отчетливее проглядываются его симпатии к прогрессивным взглядам будущих декабристов: Тургенева, Якушкина, Муравьева, крепнет его дружба с Чаадаевым. Весной 1819 года в Петербурге организуется негласный литературный кружок «Зеленая лампа», связанный с тайным обществом – Союзом Благоденствия. На заседаниях «Зеленой лампы» обсуждались не только литературные вопросы, но и политические, там читались и антиправительственные стихи. Пушкин принимал самое активное участие в заседаниях этого кружка. Он подозревал и о существовании тайного политического общества, и о том, что его участниками являются Н. И. Тургенев и И.И. Пущин, о чем Пущин упоминает в своих мемуарных записках. Нельзя думать, что влияние более старших по возрасту и опыту друзей поэта на развитие его политических взглядов было односторонним. Как показал впоследствии судебный процесс по делу декабристов, и сам поэт сыграл огромную роль в распространении свободолюбивых идей в 1817–1820 гг. и тем самым в организации и развитии декабристского движения. Действительно, в эти годы им были написаны ода «Вольность» (1817), «Сказки», «К Чаадаеву» (1818), «Деревня», «На Стурдзу», эпиграммы на Аракчеева и других (1819–1820). Эти стихи передавались из уст в уста и быстро расходились среди читателей в многочисленных списках. По словам И.И. Пущина, «тогда везде ходили по рукам, переписывались и читались наизусть его „Деревня“, „Ода на свободу“, „Ура, в Россию скачет…“ и другие мелочи в том же духе».[22] Трудно не согласиться с Александром I, который в беседе с директором Царскосельского лицея Энгельгардтом (после уведомления царя Милорадовичем о чистосердечном признании поэта в авторстве «противоправительственных» стихов) сказал, что Пушкин «наводнил Россию возмутительными стихами; вся молодежь наизусть их читает»[23] (возмутительными, разумеется, с точки зрения царя).

Широкое распространение неопубликованных стихов Пушкина оказало ему плохую службу еще до официального знакомства с тайной полицией. Все те, кто читал оду «Вольность», «Сказки» и эпиграммы, не могли не сознавать, какой интерес их автор представлял для тайной полиции и какой угрозе он в связи с этим подвергался. Еще до того, как он был вызван к петербургскому военному генерал-губернатору, вокруг его имени распространилась гнусная сплетня о том, что будто бы за свои вольнолюбивые стихи он был подвергнут телесному наказанию в тайной полиции. Об этом, например, сделал запись в своем дневнике кишиневский знакомый Пушкина молодой офицер Ф. Н. Лугинин. «Он (Пушкин. – А. Н.) много писал против правительства и тем сделал о себе много шуму, его хотели сослать в Сибирь или Соловецкий монастырь, но государь простил его… и послали его в Кишинев с тем, чтоб никуда не выезжал… Носились слухи, что его высекли в Тайной канцелярии, но это вздор. В Петербурге имел он за это дуэль. Также в Москву этой зимой хочет он ехать, чтоб иметь дуэль с одним графом Толстым, Американцем, который главный распускает эти слухи».[24] Это в точности подтверждается и черновым (неотправленным) письмом Пушкина Александру I, написанным примерно в начале июля – сентябре 1825 года в Михайловском. В нем, в частности, поэт писал:

«Необдуманные речи, сатирические стихи обратили на меня внимание в обществе, распространились сплетни, будто я был отведен в тайную полицию и высечен.

До меня позже всех дошли эти сплетни, сделавшиеся общим достоянием, я почувствовал себя опозоренным в общественном мнении, я впал в отчаяние, дрался на дуэли – мне было 20 лет в 1820, – я размышлял, не следует ли мне покончить с собой или убить В.» (предполагается «Ваше Величество». – А. Н.) (10, 182, 788).

«Возмутительные» стихи дошли все же позже до тайной полиции и, как уже отмечалось, стали известны царю. Официальным следствием этого было «перемещение» поэта по службе из столичного Петербурга в провинциальный Екатеринослав. Так, в «препроводительном» документе, официально врученном Пушкину, сообщалось:

«По указу Его Величества государь император Александр Павлович и прочая, и прочая, и прочая. Показатель сего, Ведомства государственной коллегии иностранных дел коллежский секретарь Александр Пушкин отправлен по надобности службы к главному попечителю колонистов южного края г. генерал-лейтенанту Инзову; посему для свободного проезда сей пашпорт из оной коллегии дан ему.

В Санкт-Петербурге майи 5-го дня 1820-го года».[25]

Неофициальным последствием «перемещения» по службе явилось установление негласного надзора полиции за фактически сосланным. Кстати говоря, сам поэт всегда называл себя юридически точно – ссыльным. Особенно ясно это видно из его переписки с друзьями и знакомыми. Так, в 1823 году один из его знакомых – А. Г. Родзянко опубликовал направленную против поэта сатиру, в которой иронически отзывался о его политическом фрондерстве:

…два, или три Ноэля,Гимн Занду на стихах,В руках портрет Лувеля.[26]

В своем письме от 13 июня 1823 г. А. А. Бестужеву, не веря в авторство Родзянко, Пушкин пишет: «Донос на человека сосланного есть последняя степень бешенства и подлости…» (10, 62). В письме от 22 мая 1824 г. А. И. Казначееву – правителю одесской канцелярии Воронцова он называет получаемые им ежегодно 700 рублей не «как жалованье чиновника, но как паек ссылочного невольника» (10, 87). В письме к брату – Л. С. Пушкину, датируемом январем – февралем 1824 г., – он, сетуя на то, что ему отказывают в отпуске, в качестве варианта своего возможного поведения называет и такой: «…не то взять тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть на Константинополь» (10, 80). Не мог же поэт считать себя вечно сосланным, поэтому побег за границу был для него вполне мотивированным.

Надзор в Кишиневе

Пушкин был направлен на службу в так называемый Попечительный комитет о колонистах Южной России, принадлежащий к ведомству иностранных дел и находившийся в Екатеринославе. Возглавлял этот комитет, как уже отмечалось, И. М. Инзов, герой Отечественной войны 1812 года, благожелательно относившийся к сосланному поэту. Одной из причин этого было также доброе отношение к поэту со стороны И. А. Каподистрии, который в это время возглавлял (вместе с К. В. Нессельроде) Коллегию иностранных дел[27] и был непосредственным начальником Инзова. В официальной депеше от 5 мая 1820 г. о прикомандировании Пушкина к канцелярии Инзова (завизированной императором), подкупающей современного читателя искренней заботой о юном поэте, а также высокой оценкой его как поэта и человека, Каподистрия дает ему следующую характеристику: