Наблюдатели - Рэй Брэдбери

Рэй Брэдбери

Наблюдатели

В этой комнате пишущая машинка стучит, будто костяшки пальцев по дереву, и капельки пота падают на клавиши, которых беспрерывно касаются мои дрожащие руки. А еще насмешливо пищит москит, кружащий у меня над головой, и несколько мух, постоянно задевающих за экран‑сетку. Вокруг голой электрической лампочки, висящей на потолке, трепещет бабочка, напоминающая клочок белой бумаги. Муравей ползет по стене; я наблюдаю за ним — и невесело смеюсь. Какая ирония: блестящие мухи, рыжие муравьи и сверчки, защищенные своей броней. Как жестоко мы все трое ошибались: Сьюзен, я и Вильям Тинсли.

Кем бы вы ни были, если к вам в руки попадут эти записки, никогда больше не давите муравья на обочине дороги, не убивайте шмеля, с шумом пролетающего мимо вашего окна, не уничтожайте сверчков, поселившихся у вас за очагом.

Вот в чем заключалась страшная ошибка Тинсли.

Вы конечно помните Вильяма Тинсли? Человека, потратившего миллион долларов на средства против мух, муравьев и других насекомых?

В офисе Тинсли не было места для мух или москитов. Ни на белой стене, ни на зеленом столе — нигде в кабинете не могло укрыться ни одно насекомое. Тинсли уничтожал их при помощи своей фирменной хлопушки для мух. Я никогда не забуду это орудие убийства. Тинсли, как истинный монарх, правил своим королевством, пользуясь хлопушкой, будто скипетром.

Я был секретарем Тинсли и его правой рукой в индустрии по производству кухонной посуды; иногда я давал ему советы относительно вложения денег.

В июне тысяча девятьсот сорок четвертого года Тинсли носил хлопушку для мух с собой на работу. Ближе к концу недели если я занимался какими‑нибудь документами, то о появлении Тинсли узнавал по характерным щелчкам — босс приканчивал утреннюю порцию своих жертв.

Шли дни, и я замечал, что Тинсли постоянно на чеку. Он диктовал мне, но его глаза последовательно прочесывали северную, южную, восточную, западную стены, ковер, книжные полки и даже мою одежду. Один раз я рассмеялся и ввернул что‑то насчет Тинсли и Клайда Битти — бесстрашных дрессировщиков диких животных, а он напрягся и повернулся ко мне спиной. Я замолчал. «Люди имеют право на странности», — подумал я тогда.

— Привет, Стив, — сказал как‑то утром Тинсли, помахав зажатой в руке хлопушкой, когда я взял карандаш и приготовился записывать. — Ты не мог убрать трупы перед тем, как мы начнем работать?

На толстом ковре цвета охры ваялись павшие в неравном бою мухи; смятые, неподвижные тела с вывернутыми крыльями. Я побросал их одну за другой в мусорную корзину, мрачно бормоча себе под нос.

— С. Х. Литтлу, Филадельфия. «Дорогой Литтл, мы готовы вложить деньги в ваше новое средство против мух. Пять тысяч долларов…»

Пять тысяч? — переспросил я и перестал писать.

Тинсли не обращал на меня ни малейшего внимания.

— «…Пять тысяч долларов. Советуем начать производство, как только позволят условия военного времени. Искренне ваш…» — Тинсли щелкнул хлопушкой. — Думаешь, я спятил?

— Это постскриптум или ты обращаешься ко мне? — спросил я.

Позвонили из компании по борьбе с термитами, Тинсли велел выписать им чек на тысячу долларов за то, что они обработали его дом. Затем похлопал по ручке металлического стула.

— Вот что мне нравиться в офисах, — заявил он. — Металл, бетон — все такое надежное, прочное, здесь никогда не заведутся термиты. — Босс вскочил с кресла, хлопушка просвистела в воздухе. — Проклятие, Стив, эта тварь все время находилась здесь!

Что‑то прожужжало в последний раз, и наступила тишина.

Нас окружали четыре безмолвных стены: казалось, потолок пристально нас разглядывает… Воздух медленно выходил через ноздри Тинсли. Я никогда не видел инфернального насекомого.

Тинсли взорвался:

— Помоги мне найти ее! Черт тебя подери, помоги!

— Одну минуту, подожди… — ответил я.

Кто‑то постучал в дверь.

— Не входите! — пронзительно закричал Тинсли. — Отойдите от двери и не вздумайте ее открыть! — Он стремительно метнулся к двери, запер ее, прижался спиной. — Быстрее, Стив, начинай систематические поиски! Не сиди!

Стол, стулья, подсвечник, стены. Как обезумевшее животное, Тинсли искал, нашел источник жужжания и нанес сокрушительный удар. Мертвое, блестящее тельце упало на пол, и Тинсли со странным торжеством раздавил его ногой.

Он начал успокаивать меня, но я разозлился.

— Послушай, — резко сказал я, — я твой секретарь и главный помощник, а не наводчик для стрельбы по быстро летающим целям. У меня нет глаз на затылке!

— И у них тоже! — воскликнул Тинсли. — Ты знаешь, что они делают?

— Они? Кто, черт возьми, они такие?

Он замолчал. Устало подошел к письменному столу и сел в кресло.

— Не имеет значения, — сказал Тинсли через некоторое время. — Забудь об этом. И никому не рассказывай о нашем разговоре.

Я смягчился:

— Билл. Тебе следует обратиться к психиатру…

Тинсли горько рассмеялся:

— А психиатр расскажет своей жене, та — подругам, а потом они обо всем узнают. Они повсюду. Да, повсюду. Я не хочу, чтобы моя компания была остановлена.

— Если ты имеешь в виду сто тысяч долларов, которые потратил на средства против мух и муравьев за последние четыре недели, — сказал я, — то кто‑то должен тебя остановить. Ты разоришь себя, меня и других держателей акций. Видит Бог, Тинсли…

— Замолчи! — рявкнул он. — Ты не понимаешь.

Пожалуй, тогда оно так и было. Я ушел в свой кабинет и целый день был вынужден слушать жестокие удары проклятой хлопушки, доносившиеся из‑за стены.

Тем же вечером я ужинал со Сьюзен Миллер. Я рассказал ей о Тинсли, а она выслушала меня с вежливым профессиональным интересом. Потом постучала сигаретой о стол, закурила и сказала:

— Стив, я, конечно психиатр, но у меня нет ни одного шанса, если Тинсли не придет ко мне добровольно. Я не смогу помочь ему, если он сам того не захочет. — Она похлопала меня по плечу. — Но ради тебя я его посмотрю. Впрочем, если пациент со мной не заодно, считай, что сражение уже наполовину проиграно.

— Ты должна мне помочь, Сьюзен, — сказал я, — Через месяц он окончательно тронется. Мне кажется, у него мания преследования…

Мы подъехали к дому Тинсли.

Первая встреча прошла удачно. Мы много смеялись, танцевали, а потом поужинали в «Коричневом эле». Тинсли даже и в голову не пришло, что стройная женщина с тихим голосом, с которой он кружился в вальсе, была психиатром, внимательно изучавшим его реакции.

Сидя за столиком, я наблюдал за ними, стараясь не улыбаться, и услышал, как рассмеялась одной из шуток моего босса Сьюзен.