Темный ангел одиночества - Инна Бачинская

– Я знаю, что она была не то моделью, не то актрисой, и ее фотография висела в витрине фотоателье в центре города, друг рассказывал. Он увидел ее и сразу влюбился. Познакомился, и они стали встречаться. А потом уехали вместе. – Он помолчал. – Я понимаю ваши опасения, Екатерина Васильевна, но почему бы не попробовать? Терять нам нечего.

Он улыбался своей подкупающей улыбкой. «В чем в чем, а в обаянии ему не откажешь», – подумала я.

– Хорошо, я попробую, – с сомнением произнесла я, рассматривая фотографию женщины в светлом плаще у колонны старинного здания; через плечо у нее висела сумочка, и она прижимала к груди не то куклу, не то медвежонка красного цвета. У нее были темные волосы, челка, закрывающая лоб, вьющаяся прядка падала на глаз. – Здесь ничего нельзя рассмотреть…

– Понимаю, – перебил он. – Я все понимаю, дорогая Екатерина Васильевна. Попробуйте, я не требую большего. Как бы там ни было, фотография дает представление о росте Нонны, ее стати. Смотрите, у нее длинная шея, округлые плечи, она худощавая, цвет волос, как я понимаю, не примета. – Он рассмеялся. – У меня есть ваш телефон, я буду звонить. Вот моя визитка. – Он протянул мне белый прямоугольник.

Он преувеличенно серьезно называл меня по имени-отчеству, повторял мое имя, рассматривал… нет, присматривался ко мне с доброжелательным любопытством и легкой иронией. В конце концов у меня загорелись щеки и кончики ушей. Вот наказание! Краснею, как школьница… даже неловко.

– «Сергей Владимирович Шеремет, бизнес-консалтинг», – прочитала я.

– В каком-то смысле мы коллеги, – пошутил он, поднимаясь. – До свидания, Екатерина Васильевна. – Он поднялся, протянул мне руку, я протянула свою – и он задержал ее…

…А вечером, легок на помине, позвонил Леша Добродеев и сказал, что мы идем в гости. Завтра вечером. В одну обалденно интересную компанию. Его старые друзья, замечательные люди, творческая интеллигенция – страшно яйцеголовые, но классные ребята. Особенно Женька, который профессор и пишет книжки. И отказов он не принимает. Форма одежды вечерняя, смокинг и бабочка.

– Слышишь, малышаня! – кричал радостно Леша. – Сто лет тебя не видел! Надеюсь, они тебе понравятся. Я подхвачу тебя завтра в восемь. Они все бьют копытом, хотят тебя увидеть и потрогать. Читали мой материал, восторг полнейший! Никто и понятия не имел, что такая замечательная личность прозябает у нас в городе. Я горд, малышаня, говорю – моя старинная подруга, Екатерина Берест, потрясающая женщина!

«Женщина-яхта!» – подумала я.

– Леша, я боюсь незнакомых компаний…

– А я? – удивился он. – Ты же не одна, с тобой же я, твой верный паж!

Я только хмыкнула – хорош паж! С живым весом в сто сорок кэгэ! Да-да, не меньше, что не мешает ему, тряся изрядным животом, вприпрыжку нестись по жизни.

– Ничего не хочу слышать! – кричал Лешка. – А то закопалась, ушла в подполье… До завтра! С большим приветом, твой верный друг Алексей Добродеев! Чмок тебя! Чмок, чмок, чмок!

С громким кучерским чмоканьем он отключился, и я осталась одна, вся в сомнениях – идти или не идти, какое платье надеть, и вообще, нужно ли – я теряюсь при чужих. Одним словом – быть или не быть. Права Галка – теряю социальные навыки, шарахаюсь от людей, разучилась быть красивой и беззаботной… Рабочая лошадка! Вот-вот, не танцующая яхта, а рабочая лошадь. И Ситников намекал… в смысле требовал – Ситников не умеет намекать, Ситников умеет требовать и рубить сплеча! Да брось ты, Катюха, свой небабский бизнес, требовал Ситников. На хрен тебе эта обуза? Ты красивая женщина, я тебя люблю… Нет! Ситников ни разу не сказал, что любит меня. Ни разу! В глазах защипало… Ну вот, начинается! Вот наказание, сколько можно? Пережито, забыто… Стоять, смирно! Подбородок вперед, зубы сцепить, брови нахмурить. И не реветь! Раз-два, левой! Вперед, в спальню, на смотр парадной одежды.

Короче говоря, достала я из шкафа все свои платья, бросила на кровать, принялась примерять одно за другим. Крутилась перед зеркалом, вешала на себя бижутерию, рассматривала ногти, забывшие о маникюре…

Остановилась я на темно-синем платье с глубоким вырезом, сказала: «Выше нос, Катюха!» – и уселась перед зеркалом, высыпав перед собой гору косметики. Принялась неторопливо краситься… репетировать!

Купер уселся рядом, щурясь, поставив зрачки вертикально, не сводил с меня внимательных глаз – похоже, удивлялся.

– Ты… это… полегче, – нарисовался озабоченный Каспар. – Эти интеллигенты… у них другие ценности, между прочим. И с бижу осторожней, нитка жемчуга… или там медальон с бирюзой, и хватит. Сейчас уже никто не красится, никакой агрессии, разве что малолетки. И бесцветный лак на ногтях – упаси боже, никаких фиолетов и малины!

– Только не надо учить меня жить! – ответила я, намазывая губы бежевой помадой. – Сам с усам!

О моем новом клиенте, бизнес-консультанте Сергее Владимировиче Шеремете, я совершенно забыла…

Глава 4

Мрак и ночь

Девушка постучала, за дверью номера раздались неторопливые шаги. Дверь распахнулась – на пороге стоял высокий мужчина в свитере и джинсах. Девушка улыбнулась – он посторонился, пропуская ее.

Некоторое время они рассматривали друг друга. Девушка – рослая, хорошо одетая, сильно накрашенная – с той неистребимой печатью в облике, на лице, в глазах, которую налагает продажа любовных утех за деньги. Профессионалка. Профи. Деловита – расчет по времени, твердая такса: за час, за два, за ночь, и деньги вперед. Удобна – ничего не стесняется, ничему не удивляется, совокупились – и разбежались навеки. Хорошая актриса – отыграет и страсть, и наивность; по желанию клиента расскажет историю падения – в двенадцать лет, в одиннадцать, в десять… от рук соседа, мужика сорока… – оценивающий взгляд на клиента… – сорока пяти, директора школы, кругом положительного, тем самым разжигая партнера и выкладывая такие детали, от которых его начинает плющить похлеще, чем от виагры. Она знает о них все – об их тайных мыслях и желаниях, самых гнусных, самых грязных; с ней легко, свои деньги она честно отрабатывает. А деньги, нужно заметить, немалые. Девушка для состоятельных.

О, как он их ненавидел! За деловитость, бесчувственность, жесткость, за то, что всякий может их купить… Но при его образе жизни он мог позволить себе только такой полуфабрикат, фастфуд, «живое мясо». И, разрываясь от презрения к ним и похоти, он прибегал к их услугам.

Девушка улыбнулась.

– Меня зовут Лиза. – Мила, дружелюбна, в глазах равнодушие и пустота. – Может, выпьем? Я люблю шампанское.

Она сидела на диване, не касаясь спинки – как на рауте. Приличная девушка из хорошей семьи. Прекрасно одетая. И шампанское она не лакала, а пила медленно, маленькими глотками. И взгляд не нахальный. Встречаясь с ним глазами, она чуть улыбалась. Он не стал пить, поставил свой бокал на журнальный столик. Он видел ее горло, она пила, и по горлу словно пробегала маленькая волна… Он непроизвольно сглотнул. Красивые волосы – каштановые, – на чем он всегда настаивал. Гостиничный дежурный, сутенер по совместительству, сказал, закатывая глаза, что есть у него девочка… натуральная блондинка… Нет, сказал он, волосы должны быть каштановыми.

…Она провела ладонью по его щеке, и он притянул ее к себе. Целовалась она профессионально. Он, пьянея и теряя голову, впился в ее рот. Она застонала – то ли он сделал ей больно, то ли подыгрывая ему, – а ее руки уже расстегивали ворот его рубахи…

…Она была хороша! Она недаром брала деньги. Уже потом она лежала нагая, опираясь на подушки, запрокинув за голову руки, с улыбкой глядя на него. Прекрасное тело, длинные ноги, прекрасные каштановые волосы, умеренный загар… Он жадно рассматривал ее, чувствуя, как подкатывает из глубин то самое состояние, которого он боялся и тайно желал, потому что только оно давало ему разрядку на некоторое время, недолгий промежуток расслабленности и облегчения… до следующего раза, приступа, обострения…

Она протянула руку – собиралась погладить по лицу или груди. Он перехватил руку и спросил хрипло, как ее зовут.

Лиза, ответила она с улыбкой, а взгляд невольно метнулся к часам на тумбочке – который час, сколько осталось до конца… сеанса и можно ли уже… завершать. Она казалась спокойной, но он видел, что ей не по себе – она почувствовала что-то своим обостренным чутьем профессионалки. Он видел ее насквозь… Он всех их видел насквозь, к сожалению, мужчин и женщин, и знал, что последует дальше. Он тоже был профи. Это чувство было его наркотиком, и он, как всякий наркоман, должен был принять дозу. Всякий раз он надеялся, что повторится чувство некой сопричастности, похожести, одной крови… его и женщины, но чувства этого все не было.