Микрошечка - Владимир Васильев

Я пыталась писать маленькими птичьими перышками, но получалось это не слишком аккуратно, и часто приходилось отвлекаться. Я этого не люблю. К тому же, что делать с этими малюсенькими, по гулливеровским меркам, листочками, которые разлетаются по необъятной комнате при малейшем дуновении воздуха - от сквозняка, вентиляции или слишком энергичного взмаха руки моего великана.

Благо клавиатура переносная, без кабеля, и я могу пользоваться ею там, где мне, грубо говоря, приспичило, то есть где меня настигнет вдохновение. Если тоску дозволительно называть вдохновением... Или страх. Я прячусь за слова и строки, как заяц за кусты и деревья. Но есть ли спасение от волчьих зубов истины?..

С помощью записок я возвращаюсь в прошлое, пусть самое недавнее, и настоящее при этом как бы пребывает в состоянии вероятного будущего, а будущее кажется и, вообще, невероятным...

* * *

Сегодня я поняла очень важную вещь. Я давно ее чувствовала, и от этого чувства мне становилось неуютно и тревожно. Может быть, я именно поэтому как воробей скакала по спящему громадному дому, пытаясь отыскать причину тревоги?

Но, чтобы стать словом, чувство должно созреть. И сегодня я вкусила сей плод... Но прямо выразить письменным слогом его вкус я не решаюсь. Надо постепенно...

Мы старались неукоснительно следовать нами же установленным традициям, ощущая в них залог устойчивости бытия, которое рассыпалось, как песочный замок. Одной из таких традиций была ежедневная прогулка по лесу. Я полагаю, что мой Несуществующий Читатель уже обратил на это внимание. Можно подумать, что мы только и делаем, что гуляем. Однако это эффект избирательности моей памяти. Может быть, потому что в эти минуты и часы нашего общения не только друг с другом, но и с окружающим миром, происходит нечто, позднее заслуживающее нашего внимания?..

Я уже не могла самостоятельно передвигаться по лесу. То есть, вообще-то, могла бы, но мое передвижение напоминало бы (и напоминало - я пробовала) многотрудное путешествие муравья, для которого каждая былинка препятствие, каждая ямка - пропасть, каждая кочка - гора. Конечно, и муравьи без жалоб передвигаются по тому же лесу, но расстояния, им доступные, не могли служить маршрутом прогулки для моего Исполина. Да и моя память ассоциировала понятие прогулки совсем с другими масштабами.

Посему я давно уже путешествовала на моем Святогоре. Однако и с этим были проблемы: с плеча и с головы я соскальзывала при ходьбе, в кармане проваливалась на дно и буквально содрогалась от громоподобного биения его сердца. А запахи! О, эти ураганы запахов энергично движущегося мужского тела!.. Я задыхалась, я впадала в наркотический транс и бред и, наверное, могла бы шаманить и прорицать, если бы Святогор был способен прислушиваться к моему бормотанию в его нагрудном кармане...

Пытался он носить меня и в ладони, но это тоже то еще удовольствие то он ее слишком разожмет так, что рискуешь свалиться наземь с высоты многоэтажного дома, то слишком сожмет, чтобы не уронить, и все твои косточки готовы хрустнуть, то, забывшись или оступившись, сделает энергичный взмах рукой, а это, я вам доложу, перегрузочки, которых ни на какой центрифуге не добьешься!.. К тому же, ладонь постоянно потеет и излучает тепло, как хороший радиатор. Парная, да и только! Впрочем, кто не испытал этого "удовольствия", вряд ли меня поймет.

Но с недавнего времени все эти проблемы были сняты с помощью нового транспортного средства для прогулок - мой умелец Гулливер соорудил для меня что-то вроде клетки для птички. Только прутья в ней были не металлические, а из полых мягких пластмассовых трубок, чтобы я не поранилась. Весьма, надо сказать, комфортное транспортное средство: мягкое дно - упадешь - не поранишься, вплетенное кресло с подлокотниками и подвижным козырьком от солнца и дождя. Хотя от непогоды, в основном, должен был защищать прозрачный купол на клетке, тоже раздвижной.

Итак, мой Святогор повесил клетку со мной на шею и решительно зашагал в лес. День был пасмурный и прохладный. Поздняя осень. Лиственные полуоблысели, хотя еще не потеряли окончательно прозрачную красу закатных солнечных красок, щедро обливших листву. Хвойные старчески поскрипывали на ветру остеохондрозно выпрямленными, негнущимися позвоночниками. Ветер исполнял свою осеннюю симфонию, шурша и шепча на листве, гудя на стволах , тоненько скуля на прутьях моей клетки.

А Святогор ритмично пыхтел, как кузнечные меха, которых я никогда не видела и не слышала, разве что в фильме каком, и выдыхал мне в клетку свой отработанный воздух. Спасибо ветру - он быстро очищал атмосферу, но запах человеческого нутра успевал периодически оглушать меня.

- Святогорчик! Лапонька! - возопила я в микрофон, укрепленный на спинке кресла. - Возьми, пожалуйста, клетку в руку!

Он незамедлительно без вопросов выполнил мою просьбу. Вообще-то нам давно приходится общаться с помощью звукорегуляторов, если только я не у него на плече или возле уха на подушке. Голосок мой совсем слаб по нормальным человеческим стандартам. Так - писк комариный. Без техники членораздельное общение невозможно. Его голосище, наоборот, надо приглушать, чтобы я могла что-либо разобрать кроме раскатов грома.

Клетка повисла где-то в районе его колена. Хотя это тоже высота приличная, если падать. Дышать стало легче, но непроизвольное покачивание его руки при ходьбе вызывало приличную качку. С вистибуляркой у меня все нормально - "морской болезни" не подвержена. Появилась возможность осмотреться.

Бревноподобные ветви кустарников не часто, но симпатично врезались в бревноподобные же прутья клетки. Нельзя сказать, чтобы я приходила в ужас от этих столкновений - я понимала и видела, что защищена достаточно надежно, но удовольствия это мне явно не доставляло. К тому же, сквозь прутья в клетку влетали сухие и пыльные лохмотья мертвых листьев, быстро покрывшие дно клетки и меня саму. Эти царапающие, иногда болезненно, прикосновения не вызывали ничего, кроме раздражения и чиха.

И все же я очень старалась сосредоточиться на прелестях прогулки. Закуталась в махровый полог, оставив только щелку для глаз, и смотрела, смотрела, понимая, что смотреть мне осталось недолго.

И видела я улетающие в небесную бесконечность, изрытые глубокими шрамами, сверхъестественно громадные стволы деревьев, которые мне не то, что обхватить, но и обежать-то непросто. Я практически легла в кресле, вытянув ноги, чтобы разглядеть кроны, однако они темным пятном расплывались в серой пропасти неба. Стволы смыкались над моей клеточкой исполинской клеткой и угрожающе раскачивались. У меня закружилась голова. Показалось, что они вот-вот рухнут под тяжестью неба и раздавят меня. Я закрыла глаза. Осенняя симфония ветра продолжалась. И хотя звучала она не очень весело, но все-таки жизнеутверждающе. Что есть бессмертнее этой симфонии? Даже тишина штиля - лишь пауза в ней.