Улыбка льва - Михаил Белозеров

Колодец достаточно глубок, чтобы ты погрузился с макушкой, — напоминает Мемнон. — У тебя нет шансов выбраться, хотя тебе это ровным счетом ничего не будет стоить — она и так влюблена в тебя по уши. Забей же золотой гвоздь и не мучайся.

Ты непоследователен, — возражает Леонт. — К тому же Хариса так совершенна, что одного того, что я пялюсь на ее грудь и каждые пять минут вхожу в противоречие с самим собой, достаточно, чтобы выбить меня из колеи на ближайшие два часа.

Красота женщины — это не что иное, как ловушка для мужчин. Только немногие из женщин в зрелости сотворяют из нее нечто большее, — замечает Мемнон.

Боюсь, что твои доводы носят чисто умозрительный характер. Хотя… может, стоит попробовать?

Но вместо этого произносит:

— Если этот тип не явится, я не особенно расстроюсь. Из-за того, что когда-то мы сидели с ним за одной партой, он готов сесть на голову, и это называется дружбой?!

— Хочешь, я вас помирю? — спрашивает она чуть-чуть легкомысленно, как способна спросить только женщина, которую после тридцати пяти волнует не будущее, а настоящее, которая уже успела стряхнуть усталость под душем и сменить дорожный костюм на легкое платье цвета морской волны, обрести шедевр ловкого парикмахера в гостиничном кабинете, и вообще, произвести над собой ряд изменений, сродни загадочным метаморфозам женской души, которые так волнуют Леонта. Ему даже кажется, что он чувствует воздушность ее платья, и на мгновение представляет ее бездумно податливой с запрокинутой головой и полуоткрытыми влажными губами.

Не то, не то, — напоминает Мемнон. — Мечтательность губит не одного тебя. Стоит ли тратить время впустую?

— Совсем недавно Анга устроила ему маленький скандал, — рассказывает Хариса, — из-за того, что он не уступил в споре. Она способна поссориться даже с телефонной трубкой. Иногда она их разбивает о собственную голову.

Кажется, что Хариса абсолютно равнодушна к его мыслям.

И, слава Богу, — говорит Мемнон, — если нет собственных. Умных женщин слишком мало, и они предпочитают держаться в тени.

— И с тех пор он носа не показывает? — спрашивает Леонт, сглатывая слюну и с трудом обходя взглядом мраморную шейку.

— Но из-за этой он точно появится.

Теперь уже и Леонт с любопытством рассматривает зал. Меньше всего его волнует в нем публика.

Хотя…

— Постой… постой… — озадаченно спрашивает он, — кто, ты говоришь, эта женщина?

Что-то в его интонации настораживает Харису. Она отрывается от шторы и бросает на него взгляд, полный удивления и тревоги. Конечно, ей тоже хочется иметь что-то взамен своей душевной невинности.

— Кажется… — произносит растерянно Леонт, — я ее хорошо знаю. Было бы неучтиво торчать здесь. Извини.

Хариса уступает его с сожалением. Как всякой женщине, ей грустно оставаться в одиночестве даже наедине со своими мыслями, которые не отличаются полной ясностью и для нее самой представляют едва ли доступную загадку.

Если мужчины для достижения своих целей пользуются абсолютно логическими доводами, и довольно часто, это может в конце концов навести на некоторые размышления, например, о форме носика или достаточно ли хорошо сидит на вас костюм, или о вздорности характера; но, может быть, все дело в том, что вы чересчур чопорны и не позволяете даже намека на вольность, а мужчины так недогадливы, что не пробуют взять вашу крепость штурмом.

"Ну их всех, — думает в отчаянии Хариса, — чем я хуже Мариам; в конце концов, я тоже могла бы быть более неразборчивой в мыслях и поступках. Женщины только выигрывают от этого".

Она так расстроена, что не замечает, как рядом с нею появляется мужчина с зеленым лицом.

У него крупный нос и вывернутые толстые губы. Он достаточно высок, чтобы наклониться под весом пиквикского брюшка и поцеловать Харису в шею.

— Какая душистая, — бормочет он, близоруко рассматривая кожу на ее плечах.

— Ах, Гурей! Вечно ты со своими шуточками, — ежится Хариса. От отвращения ее почти передергивает, хотя при всей своей наглости Гурей довольно беспомощен, и сочетание неуверенности с апломбом делают его похожим на побитую собачонку.

— Не огорчайся, крошка, ничего не потеряно, лучше спроси у меня что-нибудь.

Как всегда, у него на лице кислое выражение, а зеленые щечки подрагивают при каждом слове, но теперь в них есть что-то от зазнайства, словно их владелец потенциально способен на подвиг и даже не во имя одной славы.

— А что спросить? — Хариса отрывается от щелочки, в которую следит за Леонтом, и с любопытством разглядывает Гурея.

Этот заплывающий жиром человек, бывший в прошлом звездой первой величины по кличке Зеленый Верзила, играл центровым в университетской команде Квинта, и она даже помнит время, когда ходила на игры с его участием. Но с тех пор прошло столько лет, что сами воспоминания кажутся придуманными.

— Всю жизнь мечтал, чтобы меня полюбила такая женщина…

Еще не окончив фразы, он сбивается под ироническим взглядом.

Хариса ни на мгновение не упускает из поля зрения удаляющегося Леонта.

— Спроси, что у меня в кармане, — уныло просит Гурей.

— Гурей, что у тебя в кармане?

— А в кармане у меня план новой книги! — Он рад, как ребенок, которому показали волшебное зеркальце.

— Ты все еще играешь в эти штучки, — Хариса сразу теряет к нему всякий интерес и возвращается к шторе.

Порой он снимается голым в сомнительных журналах, полных такого натурализма, что они больше напоминают мясную лавку.

Гурей беспомощно переминается позади.

— Что ты! что ты! — уверяет он ее. — Теперь все будет по-иному: я все продумал, отличные идеи, а сюжет!.. Все в наших руках, никакого популизма, и главное — авторы…

Она смотрит на него с сомнением. Чувство юмора изменяет ей.

— Что, авторы? — переспрашивает Хариса.

— Я мечтаю… я мечтаю…

Он так старательно бормочет в ухо, что с его губ летит слюна. Он старается внушить ей то, что носит в себе, как хрустальное яйцо, как мечту — слишком хрупкую, чтобы ее можно было доверять кому попало.

— … о новых шедеврах! — бросает раздраженно Хариса. — Не понимаю!

Она слишком презрительна и скептична. Крылатый ум не посещает ее. Она всегда боится чужого мнения.

— Нет! — пугается ее взгляда Гурей.

Она не верит. Ей хочется спросить: как та швабра, к которой направляется Леонт, спит с таким нудным типом? Но вместо этого спрашивает следующее:

— Не понимаю, как тебе не надоело? — Она кипит от возмущения. Пожалуй, она наперед знает все, что может сказать этот вечный прожектер.