Каждый может любить - Валентина Игоревна Колесникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чувство собственной никчемности разрывало изнутри до такой степени, что разболелся низ живота. Голова внезапно закружилась, перед глазами все потемнело, но сознание я не потеряла. Успев присесть на одиноко стоящую скамейку, я замерла, уставилась в бескрайнее голубое небо и тяжело вздохнула.
Легче-то станет когда-нибудь? На самом деле я не хотела этого вечера, не хотела этой выставки, потому что рядом не будет его — моей поддержки и опоры. Каждая ночь превращалась в кошмар, наполненный одиночеством и тоской, горькой обидой и бесконечным воплем в подушку. Я не понимала, когда засыпала, не осознавала, что со мной происходит, и постепенно сходила с ума от неимоверной боли в сердце. Наблюдая за собой в зеркале, я видела, как меняюсь на глазах, как осунулось мое тело, как изменился цвет лица, и на голове появились седые волосы. И это в мои тридцать лет. И кому я нужна теперь? Как строить свою жизнь дальше? Как не бояться теперь точно такого же финала? А хотя… Да ну всех к лешему! Я переживу это, смогу! Вопреки всем и самой себе. Чтобы ни случилось, как бы больно мне не было, но сегодня я буду блистать на своей выставке, потому что иначе просто нельзя! Не нужны мне отношения, ничего больше не хочу. Ни чужого запаха, ни чьих-то мыслей, ни компромиссов… Ничего! Лучше одной быть.
Немного собрав мысли, я вернулась в реальный мир, сверилась со временем и быстро направилась в сторону метро. До выставки всего несколько часов, надо еще столько всего успеть…
И надо придумать, как объяснить его отсутствие… Почему-то мне стыдно.
***
— Это просто невероятно!
— Это что-то потрясающее! Столько эмоций возникает от одного лишь взгляда…
— Да, мне тоже нравится…
Двери выставочного зала открылись для того, чтобы принять гостей. На входе играла живая музыка, горка с шампанским придавала толику изысканности, особенно ярко сочетаясь с кубиком сухого льда. Мягкий дымок распространялся по залу, вызывая соответствующие эмоции и настроение. Картин в моей коллекции было не очень много, но все они вызывали странные, отличные друг от друга эмоции. Мокрый акрил творил чудеса, эпоксидная смола застывала, сохраняя краски, словно некогда живое существо на поверхности холста…
Люди замирали у полотен, устремляя свой взор в самую глубь. Я видела, как блестят их глаза, как они наполняются мыслями и образами — именно этого я и добивалась.
Жемчужиной коллекции стало “Сердце” и “Тишина”. Две единственные работы, которые не продавались, которые были до безумия важны и имели особый смысл.
“Сердце” — здесь использовались алые оттенки, с переходом в белый цвет. Множество линий и плавных разводов — словно кровь, струящаяся из открытой раны, и даже если она когда-то затянется, на этом месте обязательно останется шрам…
— Дарья! — Алена дико переживала, носилась между гостями, мило интересуясь их мнением, записывала в специальную книгу пожелания и занималась продажей. Те экземпляры, что имели несколько покупателей, в самом конце будут разыграны методом аукциона. — Это просто невероятно! Ты выглядишь потрясающе! Я восхищена тобой, правда! Вечер обещает быть интересным, ты посмотри на этот список! Они все хотят твои работы! Честно признаться, я не ожидала такого ажиотажа, но ты даже не представляешь, сколько желающих заполучить твою жемчужину…
— Они не продаются.
— Жаль это слышать, — тихий голос заставил вздрогнуть. Нежный, мягкий и спокойный, — я давно не испытывала таких эмоций при взгляде на картину. “Тишина” невероятна.
Она стояла прямо напротив моей картины, смотрела в самую ее глубь, не в силах оторвать взгляда. Легкая улыбка на губах, мягкие черты миловидного, на вид очень нежного лица. Девушка выглядела изысканно, привлекая к себе внимание. Я видела, как мужчины бросали в ее сторону взгляды, но самое удивительное, ни в одном из них я не почувствовала похоти или разврата. Эта женщина просто не вызывала подобных эмоций или желаний — вокруг нее витал странный аромат уверенности, утонченности и… спокойствия.
— Эти невероятные переливы синего цвета, в сочетании с белым акрилом… Словно морские глубины… Невозможно оторваться и я отчасти понимаю, почему вы не хотите расставаться со своим сокровищем.
— Мне приятно слышать, что работа вам нравится.
— Похвала в данном случае не на пустом месте, — она мило улыбнулась своей белоснежной улыбкой и протянула навстречу руку, — Мария. Мария Смирнова, я очень рада, что приняла верное решение и посетила вашу выставку. Честно признаться, я не знала о подобной технике.
— Вы художник? — мягко поинтересовалась я, чувствуя, как мы все больше привлекаем внимания. Странно, кто же она такая?
— Нет, что вы, я лишь изредка балуюсь маслом. Не более того… простите, но кажется, нам придется прервать разговор…
Через главный вход вошел мужчина, держа за руку девочку лет четырех-пяти. Маленькая леди выглядела до ужаса мило. Ямочки на ее щеках привлекали внимание, а улыбка, наполненная светом и теплом, невольно заставляла завидовать этому счастью. Как бы и я хотела иметь детишек…
— Ваша дочь? Она чудесна!
— Благодарю! — Незнакомка слегка поклонилась, и тут же устремилась навстречу паре. Девочка не могла устоять на месте, нервно перескакивая с ножки на ножку — понимала, что в подобном месте нужно вести себя прилично, но была очень рада видеть маму. Она мгновенно обняла девушку за шею, целуя ее в нос, а затем в щеки. Мария подхватила дочку на руки и уже после этого обняла мужа… Мужа ведь, да? Но странно — дочь совсем на папу не похожа… Может, вся в маму пошла, да и не мое это дело…
Мужчина выглядел немного уставшим, но при всем при этом — счастливым. Спокойный, как удав, уверенный в себе, он с восхищением смотрел на свою спутницу, мягко взял ее под руку и что-то тихо зашептал у самого уха.
Мы с Димой так же выглядели со стороны… Нам многие завидовали…
Внутри тут же кольнуло и я отвернулась. Не могу смотреть на счастливые пары. Тут дело не в зависти — совсем не в ней. Тут дело во внутренней боли и разбитых вдребезги мечтах, дело в душевных ранах,
