Клуб одиноких зомби - Екатерина Савина

Я немного умерила свой пыл и стала говорить тише и с расстановкой, потому что Голявин слушал меня без энтузиазма и, с опаской поглядывая на дверь.

– Понимаете, что больше такого шанса вам может не предоставится. А так вы сможете узнать и зафиксировать, какие процессы происходят в мозге человека, да и во всем его физическом теле, когда он выходит в астрал. Решайтесь, или вы с моей помощью делаете научное открытие или... не сделаете его никогда.

Я понимала, что я шантажировала Голявина его диссертацией, и это был запрещенный прием, но, тем не менее, я это сделала. Теперь слово было за ним. Но Александр Геннадиевич молчал, я видела, что внутри него происходила борьба. Он сел на стул и попеременно поглядывал то на меня, то куда-то вдаль, сквозь окно палаты, и никак не мог решиться принять мое смелое предложение.

– Вы чего-то боитесь? – спросила я, почувствовав, что размышления Голявина зашли в тупик. – Тогда скажите мне прямо, что вас беспокоит?

– Меня беспокоите вы и боюсь я только за вас, – ответил Александр Геннадиевич, зацепившись за мои подсказки. – Я хорошо знаю теорию выхода в астрал и прекрасно понимаю, что это опасно, что оттуда можно и не вернуться... Я не могу вами рисковать... А что касается той женщины, о которой вы говорите, поверьте мне, она не стоит того, чтобы ради нее рисковать... она просто-напросто не представляет никакого интереса ни для меня, ни... ни для кого. Насчет «третьего глаза» я тогда ошибся, сам не знаю, почему я так решил. А вам, Ольга Антоновна, нужен полный покой... да, я, как ваш лечащий врач, запрещаю вам любые утомительные занятия, активные прогулки по больничному зданию и, конечно, по астралу.

Я поняла, что Голявину стало известно о том, что я дважды за сегодняшний день пыталась проникнуть в третью палату, но он прямо об этом не говорил. Он продолжал морочить мне голову, а я-то, наивная, думала, что наш разговор будет откровенным. Я могла бы ему совсем не говорить о своем интересе к этой женщине, но я хотела помочь ему собрать материал для диссертации. Лично мне совсем не нужны были данные, подтверждающие наличие у меня исключительных экстрасенсорных способностей, я о них давно уже знаю, мне только хотелось узнать от него имя этой женщины. Но Александр Геннадиевич, также как и все остальные, скрывал от меня что-то важное, и этим он очень задел мое самолюбие.

– Вы мне запрещаете использовать мои экстрасенсорные способности, – с усмешкой сказала я. – Странное дельце! Еще сегодня утром у вас были совсем другие намерения, и вдруг что-то изменилось! Не хотите мне говорить правду, ну и не надо! Я все узнаю сама! Вы не можете мне запретить пользоваться моим «третьим глазом» и другими способностями, потому что этот дар дан мне свыше... Да что вы, вообще, можете знать обо мне! Если бы я каждый раз спрашивала чьего-нибудь разрешения, то я никогда бы не разделалась ни с Захаром, этим нелюдем, погубившим столько ни в чем неповинных людей, ни с Бесом, принимавшим обмен автовладельцев и угнавшим не один десяток машин, ни с энергетическими слепнями, принимавших порой бережливость и экономность за жадность и доводящих людей до полной нищеты. Никто, понимаете, никто не давал мне разрешения на это... Но я это сделала, потому что в этом состоит смысл моей жизни, в этом мое земное предназначение! И если вы этого не понимаете, то вы никогда не напишите свою диссертацию. Вот так!

Я закончила свой монолог и только после этого заметила, что Александр Геннадиевич улыбался. Сначала я подумала, что моя словесная тирада затронула совсем не те струны его души, как мне хотелось бы, а потому вызвала у него насмешку. Но его глаза смотрели на меня ласково и проникновенно, и я поняла, что это была вовсе не насмешка, а улыбка восхищения.

Тем не менее он не сказал мне больше ни слова, встал и вышел, дав понять, что право пользоваться моим природным даром остается за мной.

Нет, я не радовалась тому, что отстояла свои права, я впервые задумалась о том, стоит ли лезть туда, куда не просят. Я поразмыслила и поняла, что мне трудно отказаться от моей идеи «фикс». Таинственная женщина из палаты номер три завладела всем моим сознанием, и просто так выбросить ее из своей головы я не могла. Только я подумала о том, что ситуация безвыходна, как мне на ум пришло простое решение. Я вспомнила слова Белой Лилии, владелицы одноименного салона парапсихологии, с которой мне довелось общаться, когда я искала выход на энергетических слепней. Белая Лилия дала мне очень простой, но важный совет: «Ни в коем случае нельзя приниматься за новое дело, не сделав запрос из Высшего Разума о том, можно или нет вмешиваться своей энергетикой в естественный ход событий».

И я сделала такой запрос, чтобы выяснить, что же мной движет – желание развлечься, преодолеть скуку или нечто большее. Под этим большим я имела в виду, что, разгадав тайну, я смогу предотвратить чей-то злой умысел.

Александр Геннадиевич Голявин боялся именно того, что Ольга Калинова будет расспрашивать у него о больной, о которой он сам утром ненароком обмолвился при обходе. Тогда доктор еще не знал, что это запретная тема. До этого он имел неосторожность высказать предположение о раскрытии «третьего глаза» хирургическим путем, вызвал этим бурю насмешек от коллег, а потом оказалось, что он был прав.

Это теперь он осознавал, что если бы он тогда промолчал, то проблем было бы меньше. Ему не нравилось происходящее в больнице, потому что совершенно посторонние люди вмешиваются в лечащий процесс. Голявин чувствовал, что своим «длинным языком» доставил немало хлопот профессору Волынскому и всем остальным. Теперь все следили друг за другом и, конечно, за Ольгой Калиновой. Чтобы избежать некоторые проблемы, Александр Геннадиевич даже предложил выписать Ольгу, но Волынский не решился на это.

– То, что Кириллова не жилец – это очевидно. Похоже, что мы ничем не сможем ей помочь, да нам и не дадут это сделать. И рисковать из-за нее здоровьем Калиновой я не могу, – почти шепотом говорил Юрий Яковлевич Голявину, когда их посетитель вышел. – Выписать на четвертый день после коматозного состояния – это преступление! Да почему она, вообще, должна интересоваться Кирилловой? Разве они знакомы?

– Скорее всего, нет, – пожал плечами Голявин, даже не думавший признаваться, что сам уже проболтался кое о чем. – Просто этот тип откуда-то узнал, что у нас есть ясновидящая пациентка. Кто-то из наших стучит.

– Мне кажется, я знаю кто, – проговорил заведующий отделением, но называть имя стукача не стал. – Надо сделать так, чтобы Калинова ничего не слышала о Кирилловой.

Вот именно после этих слов Волынский и Голявин открыли кабинет и увидели, что Ольга, обычно не выходившая из своей палаты, шла из запретной для нее зоны.

«Что она делала в том крыле?» – спросили глаза профессора. «Просто гуляла по коридору», – попытался внушить его ассистент.

И вот в самом конце рабочего дня непредсказуемая Ольга Калинова захотела его увидеть. А предложение выхода в астрал под контролем медицинских приборов было слишком несвоевременным. Профессор Волынский считал, что если Калинова не будет соблюдать полный покой, у нее может резко ухудшиться самочувствие. Сам Голявин был вынужден приостановить свои научные исследования взаимосвязей паранормальных способностей человека и его физиологии.

Виной этому была Кириллова...

Александр Геннадиевич ехал домой и вспоминал Ольгину страстную речь, она была похожа на внезапно сорвавшуюся снежную лавину. Он чувствовал, что находится под воздействием ее мощной энергетики и выбраться из-под этого влияния еще долго не сможет.

Голявин думал об Ольге. Сегодня вечером он впервые посмотрел на нее не как на пациентку, не как на экстрасенса, а как на очень привлекательную и страстную женщину. «В ее глазах было столько огня! Почему я раньше не замечал ее красоты? Только бы она не наделала глупостей! Впрочем, если делать глупости, то вместе. Она сможет вить из меня веревки, потому что она самая... самая...» – думал Александр, но так и не придумал подходящего для нее слова.

Глава 5

Кириллова Вера Васильевна много раз за свою сорокалетнюю жизнь читала в общественном транспорте, что «во избежание падения при экстренном торможении необходимо держаться за поручни», но никогда не предполагала, что кто-то, когда-то придумал эту косноязычную формулировку специально для нее. И вот однажды она не доехала всего одну остановку до своего дома, потому что не смогла удержать равновесие, когда трамвай резко затормозил. Кириллова ударилась лбом о тот самый поручень, который должен был, напротив, «спасти ее».

Вере Васильевне, в отличии от всех остальных пассажиров, надлежало быть особенно внимательной и осторожной, потому что полгода назад ей была сделана трепанация черепа в области лба.