Страница детства - Александра Антоновна Котенкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Раз. Два… Три!
И я прыгаю вверх так сильно, как могу, а бабушка подбрасывает так высоко, как возможно. Я лечу, я парю, как птица. У меня словно есть настоящие крылья, которые переливаются, искрятся на перьях золотыми бликами от света пылающего закатного Солнца, как я когда-то мечтала, которые мне подарила она, бабушка… Я улетаю не так высоко, я касаюсь пальцами своих ног прокатывающейся подо мной волны, но всё, что открывается вокруг меня, уменьшается: люди, деревья, уточки вдалеке, баржа… Но от этого полёт становится ещё более захватывающим, невероятным, но, несомненно, настоящим.
Если вы у меня спросите, как ощущается счастье – я обязательно опишу вам этот момент… Ведь ничего не может быть лучше этого: крыльев за спиной и любимого человека, который помогает вам их обрести.
А потом мы обе опускаемся на землю, не теряя этих крыльев за спиной, и возвращаемся домой, где бабушка Рая уже облагородила своей любовью огород и начала готовить вкусный ужин из только что выкопанного молодого картофеля, сосисок и свежих китайских (таких длинных, похожих на саму Китайскую стену) огурцов. Форма блюда, которое мы доготавливаем уже вместе, не так важна, как его вкус – домашний, родной, с частичкой души.
Мы ужинаем, уплетая всё за две щёки, а потом коротаем вечер теми же играми, что и днём, когда играли в прятки с надоедливым Солнцем, и теми же разговорами.
Но в дополнение, ради преследуемого иногда разнообразия, мы купаемся в синей бочке. Точнее, я купаюсь, а вы стоите рядом и, улыбаясь не только глазами, но и всем сердцем, наблюдаете за мной. И мы все ведём себя, как маленькие дети: брызгаемся водой, плескаемся и смеёмся так громко, что слышат соседи, и так сильно, что у нас тянет животы. А спустя несколько минут, как малыш Дюк, услышав громкие счастливые возгласы, подаёт голос, бабушка Нина выпускает его из вольера, и он пулей прилетает к нам с бабушкой Раей и сразу же становится обстрелянным водой. И мы играем, пока прохладой не обдувает наши плечи, а затем уходим в дом и неспешно готовимся ко сну: доигрываем последние партии в «дурака», моем ноги в красном небольшом тазике, вытираем их вафельным, но очень нежным от наших прикосновений полотенцем, запираем входную дверь на замок, а потом ещё и щеколду, несмотря на то что она сделана из железа, мы будем в курсе любого прикосновения к ней, даже если оставим её открытой, и расходимся по своим комнатам, где нас ждёт сладкий сон, а меня – ещё и сказка на ночь про Машу и Мишу.
И мы все потихоньку засыпаем под неугомонное стрекотание сверчков в лёгких объятиях ночи. Я заснула спустя минут семь после того, как услышала тихое сопенье бабушки, заснула после того, как детально изучила её портрет: её серебряные волосы, от которых пахнет шампунем, ниспадающие к основанию лица; её лоб, испещрённый морщинами; её широко распахнутые глаза тёмного, насыщенного цвета; её нос с небольшой горбинкой на переносице; её немного обвисшие щёки; её округлый подбородок; её маленькие губы с опущенными уголками. «Это моя бабушка», – с этой мыслью и с этим портретом я провалилась в сон.
В эту ночь в моей голове не воспроизводились фильмы моего подсознания – мне ничего не снилось. А может, и снилось, но я не помню. Наверное, просто потому что я счастлива. Нет ни страхов, ни ожиданий, ни мечтаний. В моей душе и сердце – жизнь. И она настоящая… Я чувствую, как она растекается приятный вязью, похожей на мёд, по моим венам и артериям, как она заряжает меня…
Под одеяло пробирается будоражащий холодок. Я медленно открываю глаза, чувствуя, как там, в пейзаже перед глазами, ключом бьётся жизнь, как там разливается наслаждение – и это подарил мне лишь один взгляд в распахнутое окно. Словно глядя в экран телевизора, обрамлённый не пластиковой чёрной, а деревянной белой рамой, я видела записанный в замедленном действии пейзаж: ветви огромной, размером больше двухэтажного дома, вишни склонялись от сильного ветра и любопытно заглядывали в комнату; листья приятно шелестели, создавая мимолётную ассоциацию со страницами тетради, в которой я писала всё, что думается и что болит, и своей тихой мелодией словно касались души тех, кто ещё не проснулся – то есть только меня; лучики солнца каждое утро подгадывали угол или намеренно его рассчитывали по математической формуле (только сейчас понимаю, что в этом окне – родина солнца) и бегали по моему лицу, цепляясь теплотой за длинные ресницы, за «хомячьи» щёчки, за острый подбородок. И я, сладко улыбаясь, раскидываю руки в стороны, потягиваюсь до приятного жжения растекающейся бодрости в крови и только потом встаю с кровати… Встаю с кровати, ступаю на ковёр босыми ногами и чувствую, как его маленькие ворсинки щекотят меня, а в это время солнце своими лучами ласкает мою правую щёку…
Как хорошо, что эта страница не оказалась пролистанной мною.
