Ангел-наблюдатель (СИ) - Ирина Буря
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
29 ноября.
Хотела написать о другом, но по прошлой записи вижу, что сначала нужно закончить с этой дурацкой водной темой.
Меня отстранили от купания. Совсем. Меня! Ту, которая открыла для ребенка то ни с чем не сравнимое блаженство, которое испытывает человек, нежась в ванне!
И если, когда они плескались в ванне, я хоть рядом могла стоять, страхуя каждое их движение, то вход в душ, в который мой ангел потащил Игоря прямо на следующий день, он закрыл мне короткой, но емкой фразой. Плавки у него, понимаешь ли, во время переезда потерялись!
Представив себе его ступающим в скользкую ванну с ребенком на руках и без моего надзора, я стала насмерть — Игорь пойдет в душ только после того, как все дно ванны будет выстелено резиновыми ковриками, равно как и пол возле нее. Мой ангел обиженно вздыхал, качал головой, цокал языком и закатывал глаза… Однажды из них уже почти забытые нахальные херувимчики выглянули, когда он предложил мне устроить совместный нудистский пляж, но я твердо сказала ему, что к романтическим фантазиям вернемся, когда ребенка вырастим. Живым, здоровым, счастливым и спокойным. Мой ангел почему-то радостно закивал и помчался в магазин за ковриками.
Кто бы сомневался, что Игорю — судя по радостному повизгиванию и звонким шлепкам — душ тоже понравится! Стоя там, под дверью ванной, я очень надеялась, что хотя бы часть этих шлепков моему ангелу по физиономии пришлась. А то ради душа чем угодно поступиться готов!
Он, правда, довольно быстро сообразил, что что-то не то ляпнул.
Ладно, неважно. Теперь — главное. У нас новое достижение. Игорь начал выражать не только свои желания, но и отношение к происходящему вокруг него, и отнюдь не только звуками.
Научившись переворачиваться на живот, однажды он сообразил, что так можно добраться до недосягаемой прежде игрушки. И вот, услышав как-то уже знакомое призывное повизгивание, прихожу — а он лежит в другом углу кроватки и кряхтит от усердия, стараясь поймать ртом круглую погремушку. Прежде мы около него мягкие игрушки ставили, чтобы не ушибся в случае чего.
Ладно, раз сам добыл новый объект, отбирать нехорошо. Кладу его на спинку, явно ведь устал, даю в руки погремушку. Радости нет предела — визг, хохот, руки во все стороны летают, погремушкой тарахтят и, естественно, бац себя по лбу твердой пластмассой! Глаза круглые, ошалелые — что это было? — но ни звука. Я больше перепугалась — отложила подальше злополучную погремушку, поставила возле него более безопасные предметы развлечения. Он повернул к ним голову, издал свое знаменитое раздраженное рычание и резко повернулся на бок — спиной к игрушкам, лицом ко мне.
Я умилилась было — надо же, как ребенок ко мне стремится! — и от избытка чувств перешла на более понятный ему, как мне казалось, детский лепет. Тут же раздался еще более возмущенный рык, и он резко крутанулся на другой бок, спиной ко мне. От неожиданности я вернулась к нормальному языку, пытаясь выяснить, что ему не понравилось. Он вновь улегся на спину, пристально вглядываясь мне в лицо и хмуря брови.
Вот чему научило меня общение с моим ангелом, так это терпению в поисках причин всевозможных капризов. Никогда не забуду, как я его междометия расшифровывала, когда он болел!
Я показала Игорю одну мягкую игрушку, отбросила ее, затем другую — послышался предвестник яростного вопля. Я тут же отбросила и ее и протянула ему погремушку. Он вцепился в нее обеими руками, выдохнул свое удовлетворенное «Ха!», размахнулся… Я охнуть не успела, как он остановил ее в каком-то сантиметре от своего лба, моргнул пару раз, резко опустил ее ко рту и принялся сосредоточенно грызть пластмассовый шарик, сопя от удовольствия.
Мне стало интересно, что станет делать этот упрямый ослик перед лицом двух морковок. Я протянула ему еще одну погремушку, встряхнула ее пару раз — она издала более звонкое, какое-то металлическое постукивание. Игорь явно растерялся — и новое сокровище схватить хочется, и старое руки отказываются отпустить. Но через мгновение он хихикнул, запихнул, покраснев от натуги, первую погремушку в рот, крепко сжал ее деснами и протянул руку за второй.
Еще через мгновение к сопению, чмоканью и грохоту новой погремушки добавился стук пяток о кроватку — от усердия переодеваться пришлось.
Когда мы вымылись, и я несла его назад в спальню, мне пришла в голову мысль посмотреть, как он будет избавляться от источника раздражения, когда переворачиваться будет некуда. Мысль оказалась далеко не лучшей. Могла бы и сама сообразить, что мы идем из ванной, в которой отец его Бог знает, чему научил, у меня за спиной.
Не успела я первую фразу до конца досюсюкать, как он тут же мне рот и закрыл. Причем, прицельно так, всей ладошкой, крепко зажав в ней мои губы. Неожиданно для себя я всерьез разозлилась. Это что мне теперь — до конца жизни под двоих подстраиваться, поджидая удобного момента, чтобы высказаться? А они еще будут в ванной опытом обмениваться, как меня поэффективнее права голоса лишить? Да не будет этого!
Осторожно отведя ручку Игоря от своего лица, я договорила-таки до конца свою фразу. Ой, нужно ему срочно ногти постричь! Нет, отныне все эксперименты только на расстоянии…
Только что рассказала об этом случае моему ангелу. Еще и показала — додумалась, ничего не скажешь! Забыла, что он и раньше-то на все человеческие поступки с высокого судейского кресла поглядывал, а в последнее время и разбирательством интересоваться перестал — для всех у него заранее приговор готов.
В общем, досталось нам с Игорем обоим. Игорю — за недопустимые вольности, мне — за потакание им. Вот когда ребенок в ванне утопиться норовил, мы почему-то о стремлении к познанию мира говорили!
Но самое необъяснимое случилось потом. Когда мой ангел отчитывал нас, сверля Игоря взглядом, тот затих, прижался ко мне, уголки губ у него опустились, но оттуда не донеслось ни единого протестующего звука. Он только хмурился, пристально глядя отцу в глаза. Сцепив зубы, я тихонько покачивала его — опять дожидаясь того момента, когда иссякнет их ангельское всезнайство.
Вдруг Игорь повернул ко мне голову, снова шлепнул меня ладошкой по щеке, но совсем легонько, и провел ею вниз, словно погладил. Я остолбенела — сейчас я просто не в состоянии была слово
