Война миров. В дни кометы - Герберт Уэллс

– Не говори об этом, дорогой! – воскликнула жена, хмуря брови и кладя свою руку мне на плечо.

– Бедный Огилви, – сказал я, – подумать только, что он лежит там мертвый!

Я заметил, как моя жена побледнела и перестал говорит об этом.

– Они могут добраться сюда, – повторяла она.

Я настоял, чтобы она выпила вина, и пробовал разубедить ее.

– Они еле-еле могут двигаться, – сказал я.

Я стал успокаивать и ее, и себя, повторяя все то, что говорил мне Огилви о невозможности для марсиан приспособиться к земным условиям. Особенно я напирал на затруднения вследствие разницы в силе тяготения. На поверхности Земли сила тяготения втрое больше, чем на поверхности Марса. Всякий марсианин поэтому будет весить на Земле в три раза больше, чем на Марсе, между тем как его мускульная сила не увеличится. Его тело точно нальется свинцом. Таково было общее мнение. И «Таймс» и «Дейли телеграф», например, писали об этом на следующее утро, и обе упустили из вида, как и я, две особенности, компенсирующие это влияние.

Атмосфера Земли, как мы знаем теперь, содержит гораздо более кислорода и гораздо меньше аргона (в каком бы то ни было виде), чем атмосфера Марса. Живительное действие этого избытка кислорода на марсиан было, бесспорно, сильным противовесом увеличившейся тяжести их тела. Затем мы упустили из виду, что при своей высоко развитой технике марсиане могли обойтись и без мускульных усилий.

Но я не знал обо всем этом в то время, и потому мои доводы против шансов пришельцев оказались несостоятельными. Под влиянием вина и еды, чувствуя себя в безопасности за своим столом и успокаивая свою жену, я и сам понемногу осмелел.

– Они сделали большую глупость, – сказал я, передвигая свой стакан вина. – Они опасны, потому что, наверное, обезумели от страха. Может быть, они совсем не ожидали найти живых существ, особенно разумных живых существ. Одна хорошая бомба в яму, в крайнем случае, и все будет кончено.

Сильное возбуждение вследствие пережитых волнений обострило, без сомнения, мои чувства. Я и теперь необыкновенно ясно помню этот обед. Нежное и встревоженное лицо моей дорогой жены, смотрящее на меня из-под розового абажура, белая скатерть с серебром и хрусталем (в те дни даже писатели-философы могли позволить себе такую маленькую роскошь), темно-красное вино в моем стакане – все это запечатлелось в моем мозгу. В конце стола сидел я, куря папиросу, сожалея о необдуманном поступке Огилви, и доказывал, что марсиан нечего бояться.

Так какой-нибудь солидный додо на острове Святого Маврикия, чувствуя себя полным хозяином своего гнезда, мог обсуждать прибытие проголодавшихся безжалостных моряков.

– Завтра мы с ними разделаемся, дорогая.

Я не знал тогда, что за этим последним моим обедом в культурной обстановке последуют ужасные, необычайные события.

Глава VIII. Ночью в пятницу

Самым необычайным из всего того странного, чудесного, что произошло в ту пятницу, кажется мне полная беззаботность нашего общественного строя перед лицом тех событий, которые должны были перевернуть его в корне. Если бы вы в пятницу ночью взяли циркуль и описали круг радиусом пять миль вокруг песчаных ям Уокинга, то, сомневаюсь, нашли ли бы вы хоть одного человека за его пределами (кроме разве родственников Стэнта и родственников трех-четырех велосипедистов и лондонцев, лежавших мертвыми на пустоши), чьи чувства и привычки были бы нарушены пришельцами. Разумеется, многие слышали о цилиндре и говорили о нем в свободное время, но он далеко не произвел такой сенсации, какую произвел бы, например, ультиматум Германии.

Полученная ночью в Лондоне телеграмма бедного Хендерсона о постепенном развинчивании цилиндра была принята за простую утку. Вечерняя газета послала ему телеграмму с просьбой прислать подтверждение и, не получив ответа (Хендерсон был убит), решила не печатать экстренного выпуска.

Внутри пятимильного круга большинство населения ровно ничего не предпринимало. Я уже описывал, как вели себя мужчины и женщины, с которыми мне пришлось говорить. По всему округу мирно обедали и ужинали, отдыхали в своих садиках после дневного труда, укладывали спать детей. Молодежь гуляла в укромных уголках и говорила о любви, студенты сидели за своими книгами.

Может быть, о случившемся поговаривали на улице и в трактирах; какой-нибудь нарочный или очевидец вызывали кое-где волнение, беготню и крик, но в большинстве случаев жизнь шла по раз заведенному с незапамятных лет порядку: работа, еда, питье, сон – все было как обычно, как будто в небе не было никакого Марса.

То же было на станции Уокинг, в Хорзелле и Чобхеме.

На узловой станции Уокинга до поздней ночи поезда останавливались и уходили или переводились на запасные пути; пассажиры толпились и ждали. Мальчик из города, нарушая монополию Смита, продавал вечернюю газету. Звонки и давка на платформе, резкие свистки паровозов заглушали его выкрики о «людях с Марса». Около девяти часов на станцию стали прибывать взволнованные очевидцы с невероятными известиями, но они произвели не большее впечатление, чем пьяные. Пассажиры, несшиеся к Лондону, смотрели в темноту из окон вагонов, но видели только редкие взлетающие искры около Хорзелла, красный отблеск и тонкую пелену дыма, застилавшую звезды, и думали, что это горит вереск. Только на краю пустоши заметно было некоторое смятение; на окраине Уокинга горело несколько дач. В окнах домов трех соседних селений светились огни, и жители не ложились спать до рассвета.

Любопытные все еще толпились на Чобхемском и Хорзеллском мостах. Один или двое смельчаков, как потом выяснилось, отважились в темноте подползти совсем близко к марсианам. Но назад они не вернулись. Световой луч, вроде прожектора военного корабля, скользил по пустоши, и вслед за ним проносился тепловой луч. Обширный пустырь был тих и пустынен, и обугленные тела лежали неубранными всю ночь и весь следующий день. Из ямы слышался металлический стук.

Таково было положение дел в пятницу ночью. В кожу нашей старой планеты вонзился отравленной стрелой цилиндр. Но яд только еще начинал оказывать свое действие. Кругом расстилалась пустошь, дымившаяся кое-где разбросанными черными, едва заметными скорченными трупами. Кое-где горели деревья и кустарники. Дальше простиралась зона смятения, и за эту черту пожар еще не распространился. В остальном мире поток жизни катился так же, как и раньше с незапамятных времен. Лихорадка войны, которая должна была закупорить вены и артерии, умертвить нервы и разрушить мозг, только начиналась.

Всю ночь марсиане возились и склепывали какие-то машины; иногда вспышки зеленовато-белого дыма поднимались спиралью к звездному небу.

К одиннадцати часам через Хорзелл прошла рота солдат и оцепила пустошь. Позднее через Чобхем прошла вторая рота и оцепила пустошь с севера. Несколько офицеров из Инкерманских казарм рано утром отправились осматривать пустошь, и около полуночи один из них, майор Иден, не вернулся. Полковой командир появился у Чобхемского моста и расспрашивал толпу. Военные власти, очевидно, поняли серьезность положения. Утром около одиннадцати газеты готовили сообщение, что эскадрон гусар и около солдат человек Кардиганского полка с двумя пулеметами «Максим» вышли из Олдершота.

Спустя несколько секунд после полуночи толпа на дороге в Чертси, близ Уокинга, увидела метеорит, упавший в сосновый лес на северо-западе. Он падал с зеленоватым блеском, похожим на летнюю молнию. Это был второй цилиндр.

Глава IX. Сражение начинается

Суббота прошла в нерешительном выжидании. Это был томительный день, жаркий, душный; барометр, как мне передавали, то быстро падал, то поднимался. Я спал, но плохо – в противоположность жене – и встал рано. Перед завтраком я вышел в сад и стоял, прислушиваясь; со стороны пустоши слышалась только трель жаворонков.

Молочник явился как обыкновенно. Я услыхал скрип его тележки и подошел к калитке узнать последние новости. Он рассказал мне, что ночью марсиан окружили войсками и что ожидают артиллерию. Вслед за этим послышался знакомый, успокоительный грохот поезда в Уокинге.

– Их не будут убивать, – сказал молочник, – если только этого можно будет избежать.

Я увидел своего соседа в садике, поболтал о ним немного и отправился завтракать. Утро было самое обычное. Мой сосед был уверен, что войска захватят в плен или уничтожат марсиан в тот же день.

– Жаль, что они так неприступны, – заметил он, – было бы интересно узнать, как они живут на своей планете. Мы могли бы кое-чему научиться.

Он подошел к забору и протянул мне тарелку с земляникой – он был хорошим садоводом и не скупым человеком. При этом он сообщил мне о лесном пожаре около Байфлитского поля для гольфа.

– Говорят, туда упала другая такая же штука, номер второй. Право, с нас довольно и одной. Страховым обществам это обойдется дороговато. – И он добродушно засмеялся.