Черные псы - Марина Серова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я встряхнула головой. Вокруг стола в набрякшем недосказанностью молчании сидели мрачный Соловьев с серебряной вилкой, молчаливо жующий индейку, Баскер, загадочно улыбающийся Бельмов с недопитой рюмкой водки в руке. Эвелина. И я... Остальные разошлись, словно им не было места за этим столом...
Нет, что-то не то. Ну и напиточки у семейства Баскеров! Или дело не только в напитках?..
- Я хочу поговорить с вами о собаке Баскервилей, Глеб Сергеевич, тихо вымолвила Эвелина.
Аметистов покорно кивнул, и меня поразило выражение глубочайшего внимания на его обрюзглом самодовольном лице.
- Не понимаю... - пробормотала я себе под нос.
- У вас была собака?
- Да, - ответил он.
- Какая же?
- Она и сейчас есть у меня. Питбуль. Еще ротвейлер.
- Это нехорошо, - вымолвила Эвелина, - ротвейлер - это собака сатаны.
- Ну, знаете... - пробормотал Аметистов, выпивая еще водки.
- Вы не думайте, что я сумасшедшая, - продолжала красавица в черном, просто я вижу жизнь в свете двух миров, двух ключей света. Когда вы смотрите фильм о мафии и киллерах, вы не думаете, что в этот момент пуля входит в голову человека там, по ту сторону экрана. Пуля входит в вашу голову, но вы не понимаете, что это на самом деле, и только этим сохраняете вашу жизнь.
- Эвелина, - наконец заговорил Андрей, - ты пугаешь Глеба Сергеевича.
Заявление, которое в другой ситуации было бы встречено хохотом окружающих, на сей раз прозвучало в пугающей тишине. Безмолвие нарушил мелодичный голос красавицы хозяйки:
- Ничего, от этого не умирают. Такие, как он, то есть...
"А если он станет другим, - с ошеломляющей ясностью мелькнуло в моей голове, - он должен пойти на болота и умереть такой смертью, какую укажет ему эта молодая безумица".
...Господи, что со мной?..
...Не только со мной. Бельмов отвалился от стола и припал спиной к креслу, быстро мигая веками. На лице его показалась такая знакомая сегодня сероватая бледность суеверного ужаса.
...Этот дом напоен страхом, и в открытые двери заглядывает Смерть. Как резко все переменилось, но почему и как?..
- Но никогда не знаешь, что придет к тебе наяву, а что пригрезится. И приснится, что ты сгораешь в огне, но проснешься и облегченно вздохнешь - и увидишь обгоревшее тело. Свое тело.
Губы Эвелины выгибались с почти животной, низменной страстностью, и даже мне, женщине, вдруг захотелось впиться поцелуем в этот ярко-красный чувственный рот, говорящий о безумии и смерти. Что уж говорить о мужчинах...
- Вы прочтете книгу о проклятии рода Баскервилей, и в ваши окна поползет тоскливый, протяжный, жуткий и тревожный - собачий вой...
...Так и есть. Рама распахнулась под напором ветра, и в комнату проник будоражащий, леденящий душу, заставляющий тоскливо звенеть нервы собачий вой...
* * *Я резко вскочила.
- Эвелина, это воет собака! - произнесла я, пытаясь стряхнуть это невыразимо жуткое оцепенение.
- "Не спрашивай, по ком воет собака Баскервилей, ибо она воет по тебе", - продекламировал Бельмов, перефразируя эпиграф хемингуэевского романа.
Но лицо журналиста было мрачно, пальцы судорожно вцепились в подлокотники кресла.
- Ах, вот как! - неожиданно рявкнул Аметистов, вставая. - Тогда я п-пойду и убью эту тварь!
Ноги его подкосились - не от страха, скорее от лошадиной дозы поглощенных за вечер спиртных напитков, - и он грузно упал назад, в мягкое кресло.
- Да успокойтесь вы, Глеб Сергеевич, - стал утешать его Баскер, подумаешь, завыла собака!..
- Я знаю, что она... - Аметистов снова поднялся на ноги, на этот раз более успешно, и, выписывая синусоиду, пошел к окну. - Она там, я должен увидеть ее!
- Да ты хватил лишнего, Глеб Сергеевич, - говорил ему Андрей, но зубы хозяина виллы стучали, и видно было, что он не верит своим словам.
Соловьев поднялся и прошел к окну.
- Отсюда не видно, Глеб Сергеевич, - произнес он, - пройдемте на балкон. С него открываются болота.
Аметистов повернулся к Соловьеву - побагровевший, смертельно пьяный, с перекошенным от ужаса и злобы лицом.
- А откуда ты знаешь, что она там? - хрипло спросил он.
- Перед вами огромная Гримпенская трясина, - холодно ответил Соловьев, цитируя строки из повести Конан Доила, - попади в эту трясину человек или лошадь, и все.., все будет кончено.
Конечно, на Волге нет торфяных болот, засасывающих в свои бездонные недра все, чего ни коснутся их липкие щупальца. Но и невозможно было не воспринять слова психоаналитика буквально, потому что я почти физически ощущала, как что-то огромное и темное ворочается за окном, наполняя собой стылый воздух. И в этом чем-то неслышно ступали черные бесшумные лапы чудовищного пса, чей вой мы слышали только что...
В руках Глеба Сергеевича блеснул пистолет, он, злобно оскалившись, повернулся к Эвелине:
- Значит, ты веришь, что это наяву... Я покажу тебе!..
Он заговорил так, как не говорил раньше, меня передернуло, и я нервно закурила, забыв о том, что курить разрешалось только на балконе.
- Мне надоело, что все тычут мне в нос этими.., этими... - Аметистов задыхался от бешенства, не находя нужных слов. На секунду предо мной приотворилась створка, и я подумала, что все мы - особенно шеф "Парфенона" - находимся под действием какого-то сильнодействующего наркотика, бередящего мозговые центры агрессии и страха.
Баскер лязгнул зубами и прошел по комнате, стараясь не глядеть в окна. Наконец он угловатыми резкими движениями опустил жалюзи и произнес:
- Не дури, Глеб Сергеевич... Что ты, как дите малое?
- Ах, я еще и дите?! - взвыл Аметистов. - А теперь ты послушай меня, Баскер. Я с самого начала понял, что дело нечисто... Твоя жена... ее недомолвки.., этот базар темный!.. И посмотри на своего психоаналитика, Глеб Сергеевич впервые проговорил это слово без запинки, - у него же на лице написано, что он и твоя жена хотят уничтожить меня!
По толстому его лицу заструился пот, маленькие глазки раскрылись и бешено заблестели, а дрожащие пальцы судорожно гладили дуло пистолета. Баскер встал и тревожно глянул на Глеба Сергеевича, потом перевел взгляд на Соловьева.
- Успокойся, Глеб Сергеевич, - произнес психоаналитик, - никто и никогда не уничтожит человека, если он не захочет этого сам.
Если кто-то убьет вас, значит, вы замоделировали финальную жизненную ситуацию так, что обстоятельства рано или поздно ликвидируют вас.
Тоскливый вой снова ворвался в дом, и я, кусая фильтр сигареты, почувствовала, как наливается свинцовым холодом и сгибается спина, как немеют руки и падают под непосильной тяжестью собственного веса. Потому что к жутким звукам добавился еще один голос - почти стенающий, почти человеческий. Голос черного пса, второго - который также ждал свою жертву.
- Их там что, целая стая? - прохрипел Аметистов. - Ты не хочешь посмотреть на это, Андрей? Наверно, ты и так не раз видел эти... фантомы своей милой супруги?
В Баскере происходило какое-то страшное противоборство, это трудно было не заметить.
Эти влажные остекленевшие глаза, переплетенные судорогой пальцы обеих рук, подергивающийся уголок рта - я никогда раньше не видела его таким. В голове крутилось неуместное слово "передозировка", сплетаясь с другим ключевым словом - "страх". Передозировка страха. Я прикурила вторую сигарету от первой, и в этот момент Баскер крупными шагами подошел к притаившемуся в углу дубовому секретеру и, резко дернув, пошарил внутри его. Руки выплыли на свет, в одной из них все увидали "ТТ".
- Ну, коли так... - пробормотал он, дрожа всем телом, - отчего не.., не прогуляться.
Патологический, безрассудный животный страх, заставляющий жертву в злобе самосохранения кидаться на источник этого первородного ужаса... Краем глаза я увидела позеленевшее от страха лицо Бельмова, и в этот момент пелена кошмара разодралась, и появилась Воронкова. Ее лицо в затянутой душным полумраком комнате показалось мне странно светлым...
- Ты что, Пургеныч, совсем с рельс соскочил? - едва не завизжала она и с силой ухватила Аметистова за плечо. - Куда это ты собрался, да еще с пушкой?
Она посмотрела на остальных, и скованные ужасом лица, видимо, не на шутку испугали ее.
- Э-э, ребята, бросьте так хохмить, - произнесла она очень тихо, но обострившийся слух каждого из нас подхватил эти слова в нависшей тишине. Не сходите с ума... Я, конечно, понимаю, я тоже человек нервный, но такие массовые психозы...
- Ты слышала это?.. - Пальцы Аметистова рванули воздух и тяжело скрючились на плече девушки. - Хочешь, пойдем с нами, если ты такая...
- Погоди, Глеб Сергеевич, - проговорил Соловьев, вставая из-за стола и направляясь к Аметистову. Держал он себя на удивление выдержанно и даже не выпустил из пальцев бокал вина. - Ее-то зачем тащить? Если уж ты так раззадорился, то...
- Ты, умник, - тяжело набычившись, глянул исподлобья президент "Парфенона", - ты это что же, значит.., понимаешь ли... - Он злобно схватил Соловьева за плечо и вместо логического довершения фразы высыпал целую россыпь нецензурных эпитетов, а завершил ее богатырским замахом кулака.