Исполняющий обязанности - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А зачем это тебе? — насторожилась Капитолина. — Собираешься нас арестовать и выселить?
— Да нет, хотел вам с работой помочь. У меня здесь кое-какие связи есть, подыщем. Хотя бы уборщицами или курьерами на первое время.
— Вовка, да ты что, дурак?
— В смысле? — не понял я. — Ты же сама сказала, что с работы уволили, поэтому на панель пошла. Тебе что, работа не нужна?
— На х… нам на работу устраиваться, если нам и так хорошо? Если бы я знала, что можно так жить, давно бы в шлюхи ушла. Так нет же, то за тебя замуж хотела выйти, то за ворюгу этого вышла. А потом хотела комсомольскую карьеру сделать. Дура я была. А тут, богатые мужики тебе денежки платят, по ресторанам водят, в постель укладывают. Да я никогда в жизни так не жила!
— А чего же тогда прямо на набережной клиентов ищете?
— Да потому что наш Петька дурак. Мог бы с каким-нибудь рестораном договориться, чтобы мы там прямо работали, клиентов брали в кабинетах, так не сумел. А если самим лезть, без договоренности, так живо тебе глаза выцарапают, а то и на перо посадят. В Москве и своих девок полно, надо ухо востро держать. Вот, зато тута, мы под рабфаковок работаем, все чистые клиенты наши. Сразу берут и в ресторан везут, а потом в гостиницу. Чем плохо? Вот, денежек немного накопим, свою комнату купим, чтобы с хозяйкой не делиться.
— А можно комнату купить? — заинтересовался я. Кажется, жилье можно только получить.
— С деньгами Вова все можно.
— Ясно, — кивнул я. — А ничего, что до старости вы не доживаете, что сифилисом болеете?
— От сифилиса нынче лекарства есть, не прошлый век, и не при царях, — отрезала Капитолина. — У нас вон, девушки, кто подольше работают, почти все сифилисом переболели, да все живы. Говорят — те, кто помер, так либо от испанки, либо от тифа.
Вспомнились мне центнеры сальварсана, что закупаю в Европе и ввожу в Россию. Я тут, понимаете ли, валюту на лекарства трачу, хотя можно бы на что-то другое потратить.
— А до старости я работать не буду, — продолжила Капитолина. — Вот, поработаю лет десять-пятнадцать, то можно уехать, домик купить и жизнь доживать. Тут можно будет и замуж выйти. Найду себе какого-нибудь нэпмана-вдовца, тогда и заживем. А то, что детей не будет, так и ладно. На кой нужны дети-то мне?
— Тоже верно, — не стал я спорить. Общение с бывшей подругой стало в тягость. — Что ж, желаю успехов.
— Ты это, Володя, отпустил бы ты Митрича нашего.
— Какого Митрича?
— Ну, милиционера, у которого ты удостоверение отобрал, да велел Петьку-дурака арестовать. Петьку-то все равно отпустят, его уже раза два арестовывали, а вот Митрича со службы попрут. А коли его попрут, то кого на участок поставят? Митрич-то по-божески берет — пять процентов с клиента, а то может и вообще простить — мол, жалко вас, дурочек. Сам живет и другим жить дает. Придет какой-нибудь кобелина, придется с ним половиной платы делиться, да еще и самого обслуживать.
— Обещать не стану, но подумаю. Слушай, — вспомнил я одну вещь, о которой хотел спросить. — А Петьку-то тоже уволили? Он-то с чего с вами поехал?
— Так он вместе с Машкой поехал, — пояснила Капитолина. — Машку-то тоже уволили, а она вместе со мной и решила — мол, она человек свободный, как хочет, так и живет. А Петька — он ее давно любит, он ее бросить не захотел. Я и решила, что пусть хоть какой-то мужик будет с нами. А Петка за комсомольца-активиста сойдет. К таким тоже доверия больше, чем к какому-нибудь здоровяку с мордой небритой. Жаль только, что Петька договариваться не умеет как положено.
— И клиентов он выбирать не умеет, — вздохнул я. — Другой бы на его месте сразу определил, что меня лучше не трогать.
— А почему Петька-то? — хохотнула Капитолина. — Это же я тебя увидела. Думаю — а может, клюнет Аксенов? А тут бы я тебе все и вспомнила.
— И что бы ты мне вспомнила? — полюбопытствовал я. — Лишил тебя невинности, а потом бросил?
— А разве не так? Жениться пообещал и невинности ты меня лишил, а сам с какой-то старухой под венец пошел. Ну, не под венец, а в ЗАГС. Вот, ты со своей графиней где-то любезничаешь, а я, как Катюша Маслова, тоже несчастная… И я тоже пойду, и какого-нибудь купца отравлю, и пусть меня на каторгу сошлют.
И тут Капитолина всхлипнула. Не иначе, от жалости к себе. Что-то она совсем заговаривается. Но не стал ей напоминать, что дело-то было не совсем так, как она говорит. Кажется, где-то в бумагах лежит письмо, в котором она объясняла, что я неудачник, что ничего не добился, а ей нужно замуж. Потом, правда, было еще письмо, в котором она жаловалась на меня самому товарищу Ленину. Ну да ладно.
Кажется, я не ошибся, предположив, что Капитолина с похмелья. А еще, как мне кажется, девушка сегодня выпила на «старые дрожжи» и ее начало «догонять».
— Скажи-ка, а ты сегодня не пила?
— А если и пила, то тебе-то какое дело?
— Так ты, вроде бы, ратовала за трезвость?
— А кому нужна моя трезвость, если все пьют кругом? Да и пошел ты Аксенов куда подальше. И деньги мне твои сраные не нужны.
Капитолина полезла под юбку, куда спрятала деньги. Но потом, видимо, передумала. Махнула рукой, развернулась и ушла.
Капитолина-Полина ушла, а я остался стоять, словно оплеванный. И, вроде, не был ни в чем виноват, а появилось чувство вины. Так может, если бы не я, то не случилось бы того, что случилось сейчас? И что теперь делать? Идти за Капитолиной, спасать? А как ее спасать? И захочет ли девушка, чтобы ее спасали?
И на кой черт я пошел гулять на эту набережную?
Глава 4
Муж из Коминтерна
В самых расстроенных чувствах пошел обратно на Красную площадь. Мало того, что переживал из-за Капитолины, хотя, вроде бы, уже большая девочка и должна осознавать, так еще начал себя накручивать, представляя ее дальнейшую судьбу. А еще недоумевал по поводу Пети, рванувшего следом за своей девушкой, решившей отхлебнуть «романтики». Впрочем, это их дело. Я же не удивляюсь тому, что в Париже мужья, иной раз, сами продают собственных жен?
А еще… Стыдно признаться, но слегка пожалел, что отдал девушке все имеющиеся при себе деньги, особенно доллары. И жалел-то не денег, как таковых — в кабинете, который на Лубянке, деньги у меня имеются, а представил себе такое — Капитолину задерживает милиция за попытку продать доллары на улице, хотя положено обращаться в отдел Госбанка, а она сообщает, что получила баксы от самого товарища Аксенова из ВЧК. Да еще начнет рассказывать, как ее соблазнили и покинули. Конечно, каких-то серьезных последствий для меня не будет, но неприятно.
М-да, чего-то я стал придумывать то, чего еще не было, а может и вообще не будет? Но у меня есть такая дурная привычка — заранее раздувать их мухи слона. Знаю, что водится за мной такое, но ничего поделать не могу. Такое за мной всегда водилось, еще со школы, когда представлял себе наихудшее развитие событий. И тут я всегда завидовал «пофигистам», хотя в моей юности такого слова еще не было, оно появилось позже.
Так вот я и вернулся обратно к Спасским воротам, в намерении сесть в авто и съездить куда-нибудь перекусить, как увидел, что возле машины стоит товарищ Пятницкий.
— Владимир Иванович, мы с вами не договорили, — сказал секретарь Исполкома Коминтерна.
— Драться хотите? — поинтересовался я.
— Последний раз я дрался на кулачках с полицией ещев девятьсот пятом году, во время демонстрации, — задорно сообщил Пятницкий. — Но, если вы хотите драться — извольте. Вы, конечно, меня моложе и сильнее, но я отступать не стану.
Невольно я залюбовался большим начальником от Коминтерна. Ишь, как он хвост распушил! Подраться он, видите ли готов. А я-то чего язык распустил? Неужели встреча с бывшей невестой так подействовала, что начинаю нести всякую хрень?
— Тогда начинайте, — предложил я.
— Что начинать? — изумился Пятницкий.
— Драку, а что же еще?
— Но это вы же хотели подраться, разве нет?
— Почему я? — сделал я удивленный вид. — Судя по всему, вы решили меня преследовать. Когда я выходил из приемной, вас там не было, а теперь вы стоите возле моей машины. Так что я могу решить? В приемной председателя Совнаркома вы решили ссору не начинать, а подождать меня на улице. Вы сейчас напоминаете гимназиста, который решил разобраться с одноклассником после уроков.
— Вы так шутите? — догадался Пятницкий.
— Конечно. Где это видано, что бы на Красной площади подрались два большевика,