Письма Колумбу. Дух Долины - Рольф Эдберг

Их речь Вы называете самой мягкой и приветливой в мире. Нигде в Кастилии не встречали Вы такой честности и такого радушия. Они любят ближнего, как самих себя. «Заверяю Ваши Величества, что во всем мире нет лучшего народа», — докладывали Вы своим вельможным благодетелям.

Гуанахани, Эспаньола, Хуана — всюду поющие и улыбающиеся люди встречают каравеллы дарами, не скупясь на самое лучшее свое достояние и получая взамен грошовые бусы и бубенчики, которые Вы привезли с собой как образцы европейской культуры.

И так же было, когда Вы через неполных два года после того, как водрузили королевское знамя с золотым крестом на первом островке в этой россыпи островов, впервые пристали к здешним берегам. Когда, подстегнутые слухами о богатой вожделенным золотом стране, ринулись к Ямайке и предоставили грохочущим бомбардам и фальконетам возвестить о приходе цивилизации.

Вы скоро поняли, что и на этом острове с его роскошными лесами и стремительными горными ручьями нет месторождений золота. И тем не менее в одну из тех редких минут, когда Вы позволили высоким порывам души взять верх над поиском, у Вас вырвались слова о том, что здесь хотелось бы остаться надолго.

Конечно же, это не сбылось. Не сбылось в тот раз. Ведь наши цели почти всегда присутствуют не там, где мы находимся. Вы были созданы никоим образом не довольствоваться обретенным, а гнаться за еще не найденным. И все же тех дней, что Вы задержались на острове, было довольно, чтобы у Вас сложилось граничащее с грезой представление о молодом народе бронзовокожих людей, живущих, по всей видимости, в полной гармонии с благодатной природой и с самими собой. Поначалу испуганные, робкие, неприступные, они затем, «радуясь нашему соседству», устремились к каравеллам на своих длинных, щедро украшенных пирогах с грузом плодов моря и леса, которые Вам показались превосходнее всего, полученного ранее.

В тот раз Вы встретились с араваками. Добродушные потомки майя, народа мореходов и строителей пирамид, они покинули материк и поселились на островах{8}, где создали незамысловатую культуру под знаком жизненных радостей. Все прочие сообщения первых лет после Вашего визита подтверждают Ваше впечатление: мирное существование в райском саду, где поколения плавно сменяли друг друга, жизнь была беспечальна, а потому и смерть легка.

Для Европы это было все равно что слушать вновь античные легенды про Insulae Fortunatae — счастливые острова. Как будто Гесиод, этот сварливый провидец, проснувшись от двухтысячелетней дремы, опять рассказывает про обитель без печалей и забот, найденную на краю света некогда жившим на земле и уцелевшим после Трои богоподобным народом. Или Гораций живописует поэтическую картину блаженных земель в Океане, где почва без посева приносит обильный урожай, где круглый год созревают плоды и ласково шепчутся струи горных потоков. «Аргонавты не плыли вдоль тех берегов, не ступал на них мореход Сидона, не ходили туда паруса Одиссея…»

Похоже, единственной тучей, омрачавшей небо араваков, были карибы, суровые воины, которые приплыли на подветренные и наветренные острова из дождевых лесов Амазонии и совершали набеги на соседей, захватывая пленных для своих каннибальских ритуалов.

Единственной — пока сюда не дошли Ваши паруса.

Ваши записки и рассказы других путешественников живо рисуют потомкам, как европейцы воспринимали встречу с аборигенами этого островного мира. Похоже, однако, что ни Вы, ни кто-либо другой ни на миг не задался вопросом — как они воспринимали Ваше появление? В один прекрасный день на горизонте возникает точка; приближаясь, она постепенно вырастает в крылатые деревянные дворцы, извергающие рокот и клубы дыма, а затем и бородатых белокожих людей, скрывающих свою наготу под странными одеяниями. Представить себе сегодня, как это воспринималось, невозможно, ведь нам просто не с чем сравнить. Во всяком случае, изумление и возбуждение зрителей, наверно, было ничуть не меньше, чем если бы в один прекрасный день тот, кого Вы называете «сущим в трех лицах», в сопровождении архангелов и патриархов, пророков и апостолов вдруг спустился на площадь в Лиссабоне, Гранаде или Палосе.

Неудивительно, если люди каменного века на Гуанахани, Эспаньоле, Хуане и Ямайке поначалу думали, что Вы сошли на землю с небес.

Но ведь это было не так. Совсем не так. В чем им скоро предстояло убедиться. Да только нам никогда не узнать, какие мысли и чувства родило прозрение.

Полагают, что на четырех крупнейших карибских островах жило три миллиона араваков{9}, когда огромными диковинными птицами туда явились Ваши каравеллы. Спустя несколько поколений во всем архипелаге не останется и капли аравакской крови. Целый народ, возможно самый миролюбивый из всех, когда-либо существовавших, исчез с лица земли.

В горестном послании, составленном Вами на разбитом корабле, Вы говорите, что не можете без слез вспоминать Эспаньолу и другие земли: «…они повергнуты в прах лицом, и, хотя еще не умирают, все равно недуг их неисцелим или весьма тяжек». В умении разрушать, добавляете Вы, исходя из горького опыта, всякий может преуспеть.

Ваша печаль оправданна: только на Эспаньоле за каких-нибудь два года погибла треть коренного населения. Пожалуй, Вам следовало приберечь несколько слезинок и для здешнего острова, жители которого, разучившись улыбаться, уже не радуясь Вашему соседству, вынуждены кормить Вас и Вашу все более строптивую команду. Через несколько лет во владение островом вступит Ваш сын Диего; после него Ваш внук дон Луис отстоит в суде свое право владеть последним осколком Вашего былого вице-королевства. А затем Ямайку ждет та же участь, что и прочие острова. Сегодня от коренных жителей осталось лишь название, данное ими своей земле, одно из немногих имен, устоявших против Вашей мании называть острова в честь испанских величеств или католических святых. Правда, они еще представлены фигурами воинов на государственном гербе Ямайки и жалкими костными останками в местном музее.

Теперь-то очевидно, что встреча народов в этом краю неизбежно должна была завершиться трагедией.

Людские племена всегда перемещались, тесня других перед собой или растаптывая их.

Некогда одно племя за другим, подгоняемые то ли голодом, то ли страстью к открытиям, а чаще тем и другим вместе, покидали нагорья Азии.

Одна волна хлынула на восток, в сторону Катая и Сипанго. Двадцать тысяч лет назад частица этого потока через осушенный пролив{10} начала перебираться на материк, к которому вы прикоснулись, так и не проникнув внутрь. Тогда-то и была открыта эта часть света, без Вашего участия. Малая струйка просочилась вплоть до этих островов. Дальнейшее движение к востоку преградила Атлантика.

Другая волна устремилась в Европу и Северную Африку, прокатилась вдоль обоих берегов Средиземного моря и на западе опять же встретила атлантический барьер.

Таким образом, в то октябрьское утро, когда Вы ступили на землю Гуанахани, сошлись оба людских потока, сошлись в точке земного шара, противоположной месту общего исхода. То было вовсе не открытие, а свидание — свидание через десятки тысяч лет. Но в то же время встреча двух цивилизаций, двух образов жизни, различных почти во всем.

Когда Вы разомкнули замок Океана, людской поток, что катил на запад, стал с неодолимой силой протискиваться в открытые ворота. На первых порах преобладали искатели кратчайшего пути к богатству и власти. Обнищавшие идальго, кабальерос и другие представители дворянского сословия, коим в голову не приходило осквернять свои руки каким-либо подобием труда, движимые граничащей с наивностью верой, что другие должны их кормить, пока сами они будут предаваться единственно достойным благородного человека занятиям: военным и любовным авантюрам. Монахи, которым наскучили монастырские строгости. Наемные солдаты, которые искали себе другого подходящего занятия после того, как были изгнаны мавры, семь столетий владевшие Испанией. Каторжники, выпущенные на свободу в обмен на обязательство стать колонистами. В авангарде — отребье Европы.

Затем последовали все те, кто искал избавления от религиозного гнета, нищеты, тесноты и прочих бедствий в Старом Свете. Добропорядочные люди, наивно убежденные, что у них есть право на новые земли.

Вы стали кормчим, который возглавил это переселение народов через Океан, не подозревая, какую роль на самом деле отвела Вам судьба.

Когда Вы припали губами к земле Гуанахани, это был поцелуй Иуды, скрепляющий печатью смертный приговор.

Знаю: Вы намеревались хорошо обращаться с туземцами, чтобы не слабела их готовность приносить христианам товары. Да где Вам было укротить разбушевавшиеся силы. Даже первый отряд авангарда не повиновался Вам. Когда набранный Вами необузданный сброд стал шататься по островам, грабя хижины и насилуя женщин, Вы растерялись. Возможно, именно тогда, убегая от реальностей, обрели Вы тот баланс между человеколюбием и презрением к человеку, который сводится к тому, чтобы любить себя и презирать других.