Центурии. Книга пророчеств - Мишель Нострадамус

«Пророчества» в значительной своей части базируются на концепции «повторяющейся истории». В то же время Нострадамус не провел в своем тексте границу между прошлым и будущим (о возможной причине этого мы скажем чуть ниже). Поэтому следует быть очень осторожным в классификации его предсказаний: тот или иной исторический персонаж или событие может оказаться как описанием реального прототипа, так и зарисовкой его будущего «двойника».

Тем более что катрены Нострадамуса вовсе не являются сплошным пересказом исторических событий. В большинстве случаев исторические реалии составляют фон, на котором разворачиваются будущие события, или даже детали, включенные автором в новую картину. Например, основой сразу для двух катренов —

2-39

За год до итальянской войныГерманцев, галлов, испанцев из-за крепости,Обрушится школа, государственное здание,Где, за малым исключением, будут задохнувшиеся насмерть.

2-40

Чуть позже, после небольшого промежутка,На море и земле произойдет великое волнение.Морской бой будет гораздо большим.[Будут] яростные огни, которые причинят больше всего вреда, —

послужило сообщение Геродота о событиях, предшествовавших поражению хиосского флота от финикийских кораблей и подчинению Хиоса тирану Гистиею:

Обычно, когда какому-нибудь городу или народу предстоят тяжкие бедствия, божество заранее посылает знамения. Так же и хиосцам явлены были перед этими невзгодами великие знамения. Так, из хора в 100 юношей, отправленных в Дельфы, только двое вернулись домой. А 98 из них были внезапно похищены чумой. Затем в то же самое время, незадолго до морской битвы, в самом городе обрушилась крыша школы и из 120 детей только один избежал гибели. Такие знамения божество заранее ниспослало хиосцам. Непосредственно за этим могущество города было сокрушено в морской битве, а после нее явилась [новая напасть] – Гистией с лесбосцами. Сломленных такой бедой хиосцев Гистией легко подчинил своей власти (VI, 27).

Здесь дословно совпадают предзнаменование (обрушение общественной школы) и факт морского сражения. Однако и география событий, и участники их, и второстепенные детали у Нострадамуса совершенно иные. Перед нами – вовсе не пересказ Геродота, но пророчество, использующее отдельные образы «Истории» в схему последовательности событий: рушится школа, гибнут люди – и происходит жестокая война на море и суше. Таким образом, отдельное сообщение «отца истории» становится мостом в будущее.

Очень многие аллюзии до сих пор не раскрыты. Значительную помощь здесь могло бы оказать изучение книг, входивших в круг чтения Нострадамуса. Список части книг его личной библиотеки опубликован[22]; необходимо также внимательно просмотреть все доступные альманахи и другие тексты, вышедшие из-под пера Нострадамуса, чтобы локализовать сочинения, знакомые пророку, но не вошедшие в этот список. (Вот только несколько имен: французский поэт XVI в. Клеман Маро, древнегреческий врач Гиппократ, итальянский писатель Джованни Бокаччо, древнеримский оратор Цицерон – это авторы, которых Нострадамус упоминает в личной переписке и в «Альманахах»).

Нострадамус использовал и сочинения своих непосредственных предшественников-астрологов, например, Торквато и Лихтенбергера, однако заимствования из них очень выборочны и всегда снабжены важными подробностями, отсутствующими в первоисточниках.

Думается, сказанного вполне достаточно, чтобы согласиться с тем, что исторические аналогии в катренах сами по себе не говорят об исключительно ретроспективном характере «Пророчеств», а заимствования и перифразы из сочинений других авторов ни в коей мере не делают их несамостоятельным произведением и тем более – компиляцией[23]. Это и не научный (в т. ч. богословский) трактат. Это художественное осмысление истории, где прошлое, настоящее и будущее рассматриваются в общем потоке. В «Предисловии» к Сезару Нострадамус повторяет общепризнанную среди христиан мысль, что для Бога время едино. Душа пророка, охваченного пророческим экстазом, будучи восхищена к престолу Господа, получает возможность взглянуть на ход мировой истории Его глазами.

Важнейшей частью фундамента, на которой построено здание книги Нострадамуса, является традиция продигий, или предзнаменований. Согласно ей, природные феномены (рождение уродов, удары молнии, свечение в небе, метеоры, необычные дожди и т. п.) являются свидетельствами гнева богов и служат предвестниками катастрофических для государства и народа событий. Корни этой традиции уходят в глубокую древность. В Древнем Риме толкование продигий стало частью сакрального права; ими занималась специальная жреческая коллегия (гаруспики), назначавшая для умилостивления богов различные обряды – очищения (экспиации), массовые молебствия (супплимации), искупительные жертвы, шествия по городу. О продигиях упоминали почти все крупные древнеримские историки – Плутарх, Тит Ливий, Светоний, Кассий Дион. Продигии упоминаются у Овидия, Вергилия, Лукана, многих других поэтов. Валерий Максим и Юлий Обсеквент посвятили предзнаменованиям отдельные сочинения. О разнообразии продигий дает представление следующая цитата из Тита Ливия (XXIV, 10):

Сообщено было в этом году о многих страшных знамениях… в Калах шел меловой дождь, а в Риме над Бычьим рынком – кровавый; на Интсейской улице с такой силой прорвались подземные воды, что стоявшие там долии и большие кувшины завертело словно буйным потоком; молния попала в архив на Капитолии и в храм Вулкана на Марсовом поле, в сабинской земле в храм Вакуны и в общественную дорогу, в Габиях – в стену и ворота… в Сицилии заговорил бык; в области марруцинов ребенок во чреве матери закричал «Ио, триумф!»… В Риме, в самом городе, видели на форуме рой пчел.

Эпоха Возрождения с ее повышенным интересом к античным традициям и литературе вкупе со всплеском эсхатологических ожиданий стала и периодом массового увлечения продигиями. Ведь они, по мнению ренессансных натурфилософов, свидетельствовали о тесной связи природы и человеческой деятельности (Дж. Кардано). Огромным спросом пользовались переиздания «Книги предзнаменований» Обсеквента (первая печатная публикация – 1508 г. в Венеции; из французских изданий следует отметить Julius Obsequens. Des prodiges. Plus trois livres de Polydore Vergile sur la mesme Matiere… Lyon: Jan de Tournes, 1555) и выдержек из «Истории Рима» Тита Ливия и «Собрания достопамятных сведений» Валерия Максима, – как на латыни, так и в переводах на национальные языки. Многие такие издания были иллюстрированы, т. е. явно предназначались для широкого читателя.

Своеобразным демиургом этого «возрождения предзнаменований» стал Конрад Ликосфен (Lycosthenes; наст. имя – Конрад Вольфгарт‑, 1518–1567) – швейцарско-немецкий философ, теолог, профессор грамматики и алхимик. В 1557 г. в Базеле он выпустил «Prodigiorum ac ostensorum chronicon» – хронику необъяснимых явлений от «сотворения мира» до современной ему эпохи. В предисловии Ликосфен дал подробных список источников, на которых он базировался. Книга эта пользовалась колоссальным успехом во всей Европе.

Из толкования продигий в XVI в. в отдельную ветвь выделилось изучение патологий развития организма, или тератология (от греч. tera – знамение, предвестник, урод и logo – слово). Рождение уродов также считалось предвестием политических событий (как правило, неблагоприятных); ученых-медиков интересовали механизмы «повреждения» плода во время внутриутробного развития. Например, Амбруаз Паре (1510? – 1590), крупный французский хирург, посвятил отдельный трактат уродам, человеческим и животным, и попытался предложить рациональные объяснения их появления (Les oevvres de m. Ambroise Paré… Auec les figures & portraicts tant de l’anatomie que des instruments de chirurgie, & de plusieurs monstres… Paris: Chez G. Buon, 1575). Швейцарец Якоб Руф (1500–1558) также оставил подобное сочинение (Jakob Ruff. De conceptu et generatione hominis, et iis quae circa hec potissimum consyderantur, libri sex… Zurich: Christophorus Froschoverus, 1554).

Со страниц книг Руфа, Паре, Ликосфена и многих других на читателя смотрят страшные (иногда, впрочем, карикатурные) существа, в основном гибриды человека и животных – собак, свиней, птиц и т. д. Надо сказать, что с точки зрения современной биологии большинство подобных уродств, описанных эрудитами Возрождения, совершенно невозможны. Паре и его коллеги по увлечению тератологией пользовались сообщениями других авторов, часто недостоверными и искаженными; попытки же рационально объяснить патологию развития организма до появления генетики, до открытий медицины XIX–XX вв. были преждевременны и обречены на неудачу.

Мишель Нострадамус не остался в стороне от возросшего интереса к толкованию продигий. Уже в «Альманахах» он берется предсказывать их: «Родится урод, предрекающий упадок новых сектантов. Господь наставляет их на путь изначальной свободы» (Alm. 1557, NL juillet). В 1554 г. Нострадамус входил в консилиум, исследовавший двухголового ягненка, родившегося в Провансе; консилиум пришел к выводу, что этот «монстр» (от лат. monstrum – чудо, знамение) своим появлением на свет предрекает религиозный раскол на юге Франции – об этом рассказал сын пророка Сезар[24]. Нострадамус держал в своей библиотеке книгу Юлия Обсеквента[25]. «Пророчества» полны аллюзий на продигии, зафиксированные Титом Ливием и Обсеквентом и впоследствии вошедшие в свод Ликосфена. В том или ином виде они появляются в 100 катренах – в более чем 10 % от общего их количества! Еще интереснее то, что большая их часть приходится на первую группу катренов, опубликованную в 1555 г.; в последующих, расширенных изданиях пророчеств их число резко уменьшается, и лишь в 9-й центурии вновь отмечается их всплеск.