Наикратчайшая история Греции. От мифов к современным реалиям - Джеймс Хенидж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через десять лет, уже при сыне Дария, Ксерксе, персы пришли снова, но уже с гораздо более многочисленной армией. При Дарии спартанцы ограничились лишь казнью нескольких персидских посланников, а их войска пришли только к самому окончанию Марафонской битвы. В этот раз все было по-другому. Царь Леонид и триста спартанских гоплитов заняли оборону у Фермопильского ущелья, где вместе с другими греками три дня отражали нападение врага, пока местный житель по имени Эфиальт не показал персам обходной путь в тыл греческого войска. Ксеркс продвинулся вперед, чтобы взять Афины и расположиться в Акрополе, и готовился к сражению с греческой армией, собравшейся у Коринфа. Однако сначала ему нужно было добиться господства на море. Применив хитроумную тактику, афинский полководец Фемистокл загнал огромный персидский флот в неширокий пролив у острова Саламин, где его уничтожил греческий флот, гораздо меньший по численности. Через год персидское войско было уничтожено в битве при Платеях, чей исход ознаменовал победу греков над вторгнувшейся армией неприятеля.
Почти из семисот полисов материковой Греции толь-ко тридцать один объединились в союз против персов. Так, Фивы, которые вместе со Спартой сражались у Фермопил, потом переметнулись на другую сторону, да и вообще за персов греков воевало больше, чем против них. Это означало, что репутация Афин и Спарты после войны значительно упрочилась, хотя их государственное устройство так и осталось очень разным.
Для афинян победа над Персией означала еще и полное торжество системы, объединявшей представителей всех классов в один полис. До демократии народ защищали представители аристократии — всадники. Потом это делали зажиточные и средние по достатку свободные граждане — гоплиты, победители битвы при Марафоне. У острова Саламин на веслах триер сидели беднейшие из граждан, внесшие свой вклад в исход сражения.
Спартанская же система основывалась на железной дисциплине, которая помогла выстоять при Фермопилах. Строилась она на порабощении других греков. Афиняне, может, и отдавали должное ее действенности — а при необходимости охотно брали спартанцев в союзники, — но для них Спарта была в равной мере и угрозой, и примером для подражания.
Как раз афиняне выдвинули из своих рядов, пожалуй, крупнейшего военачальника тех войн. Фемистокл стал тайным вдохновителем великолепной уловки, которая привела к разгрому персов у Саламина. Потом, в десятилетие между двумя вторжениями, он сумел убедить сограждан не делить между собой, как было принято, доходы от серебряных рудников, а разумно направить эти средства на строительство новых кораблей.
Оракулы
Фемистокл мастерски толковал предсказания Дельфийского оракула в свою пользу. Когда афиняне спросили, как им обороняться от персов, прорицательница ответила: «Лишь деревянные стены дает Зевес Тритогенее несокрушимо стоять во спасенье тебе и потомкам»[11]. С тем же успехом она могла бы дать совет забаррикадировать Акрополь, но Фемистокл настоял, что речь шла о морских судах. Афиняне согласились с этой версией и победили при Саламине. Ответы Пифии славились своей неоднозначностью. Часто значение всей фразы менялось в зависимости от выбора места постановки запятых.
В Дельфах прорицательница выкрикивала свои пророчества в седьмой день каждого месяца: семерка считалась священным числом Аполлона. Говорили, что в транс ее приводили пары́, исходившие из расщелины в земле. Цари весьма ее почитали, а туманные ответы порой меняли судьбы целых империй.
В других священных местах пытались отгадать, о чем шумит ветер в деревьях; так, например, было в храмах Зевса и Дионы, в эпирской Додоне. В музее города Янина хранятся свинцовые таблички, исписанные вопросами, которые задавали оракулу. Есть среди них и такой: «Лизаний спрашивает Зевса Найоса и Диону, от него ли тот ребенок, которого сейчас носит Аннила».
Лидийский царь Крёз, говорят, проверял истинность предсказаний тем, что его люди задавали оракулам вопрос, что он делал в это самое время. Только в Дельфах ответ оказался верным: «Ел баранину и черепаховую похлебку».
Если оракулы отвечали слишком уж непонятно, греки шли в ближайший Νεκρομαντεῖον (Некромантион, оракул мертвых). Там они, отведав свинины, ячменного хлеба и некоего вещества, опускались глубоко под землю по каменным ступеням и длинным коридорам, чтобы задать умершим свои вопросы и выслушать ответы. Жрецы часто вещали откуда-то сверху: в воздухе их поддерживали скрытые механизмы.
После поражения персов городам-государствам оставалось искать защиты либо у Афин, либо у Спарты. По принципу дорийского или ионийского племенного родства начали формироваться два противоборствующих блока. Все население Пелопоннеса, кроме аргосцев, тяготело к Спарте. Жители земель севернее перешейка, кроме фиванцев и почти всех островитян, тяготели к Афинам.
Эсхил: воин и драматург
Эсхил — ярчайший представитель золотого века, когда, по словам Геродота, возросло могущество Афин: «Ясно, что равноправие для народа не только в одном отношении, но и вообще — драгоценное достояние. Ведь, пока афиняне были под властью тиранов, они не могли одолеть на войне ни одного из своих соседей. А теперь, освободившись от тирании, они заняли безусловно первенствующее положение»[12].
Когда к власти пришел Клисфен, Эсхилу было 15 лет, и он был свидетелем революционного введения дем, а вслед за ними и афинской демократии. Он пережил и ее апофеоз, сражаясь гоплитом сначала при Марафоне (там погиб его брат), потом при Саламине и Платеях. Его личный опыт впоследствии пригодился как нельзя лучше, и его немногочисленные дошедшие до нас пьесы звучат подлинными гимнами торжества свободы над деспотизмом, порядка над хаосом.
Эсхил называл свои сочинения «крохами, падающими от богатой трапезы Гомера»[13], а самое знаменитое его произведение, трилогия «Орестея», рассказывает о воспетом Гомером движении от божественного хаоса к человеческому порядку. Все начинается с возвращения Агамемнона из Трои и его гибели от руки собственной жены, Клитемнестры. Это была ее месть за то, что много лет назад он принес их дочь, Ифигению, в жертву богам, и получил попутный ветер для морского похода на Трою. Во второй пьесе их сын, Орест, убивает мать, мстя за отца. В третьей пьесе Ореста преследуют богини мести и ненависти (фурии), карая за убийство матери. В конце концов Орест попадает в Афины, где богиня — покровительница города, созывает суд из двенадцати граждан. Они выносят ему оправдательный приговор и переименовывают фурий в эвменид («благосклонных»), всегда стоящих за закон и порядок, против кровной мести и хаоса.
Характерно, что в надписи на могильном камне Эсхила в Геле ни слова не сказано о его пьесах:
Памятник сей покрывает
