Вечный зов (Том 1) - Анатолий Иванов

Полипов видел, как лоб и щеки Антона покрылись крупной испариной.

- И предположительно я вам ничего не скажу. - Голос Антона осип, он громко глотнул слюну. - Пора бы это понять.

- Заговоришь, неправда... Косоротов!

И Косоротов втолкнул через порог Лизу. Антон и Полипов враз встали. Постояв, Полипов сел, а Антон продолжал стоять, держась за край стола.

Смотреть на Лизу было страшно. Растрепанная, в лохмотьях, она диким взором обвела комнату.

- Сын... Где мой сын? Что вы с ним сделали?! - заголосила она, упала на колени, поползла к столу.

- Лиза! Лизонька! - Антон кинулся к жене, поднял ее, но Свиридов торопливо вышел из-за стола, отшвырнул от Антона жену.

- Юрка жив-здоров пока. - И повернулся к Антону: - Будешь говорить?

Антон вытер рукавом пот со лба.

- Мне нечего сказать... Нечего!

- Заговори-ишь! - И Свиридов рванул обитую войлоком дверь, прокричал туда: - Займитесь!

Все дальнейшее Полипов видел и воспринимал сквозь какой-то серый качающийся туман. Из комнаты, в которую вела обитая войлоком дверь, выбежали трое черных людей, схватили Лизу, поволокли. Антон бросился было вслед, но потом попятился назад, чуть не стоптал его, Полипова, и прижался к стенке спиной. И так стоял, крепко зажмурив глаза, царапая эту стену пальцами, обламывая ногти, слушая тяжкие стоны жены из соседней комнаты... Полипов поглядел на тот участок стены, которую царапал Антон. И увидел в том месте ободранную штукатурку, сквозь которую проступала в нескольких местах занозистая дрань. И он понял, что Антон не раз уже стоял вот так и царапал стену. И его замутило, в голове все поплыло.

Сколько времени все это продолжалось, Полипов не знал. Он очнулся от пронзительного голоса Лизы:

- Где мой сын? Вы его замучили? Вы его убили?!

Лизу, видимо, только что вытолкнули из-за войлочной двери, она ползла по полу, пытаясь встать. Голое плечо и ладони ее кровенились.

- Пока еще нет. Но замучаем, если будешь молчать!

Это Свиридов опять говорил Антону, который все так же стоял у стены, закрыв глаза.

- Покажите мне сына! Вы его убили... Покажите мне сына! - без конца повторяла и повторяла Лиза. Она поднялась наконец, но, никого не узнавая, крутилась на одном месте.

- Хорошо. Сейчас ты увидишь сына. Косоротов!

Косоротов так же молча, как Лизу, втолкнул из коридора в кабинет Юрку.

- Мама! Мамочка!

Лиза мгновенно узнала сына, цепко схватила его дрожащими руками, марая своей кровью его грязную рубашонку, и вместе с ним опустилась на пол - ноги ее не держали.

- Сынок! Сыночек, ты жив? Жив!

- Я жив, мама... - Он взял в ладошки ее лицо. - Какая ты стала, мама!

- Они били тебя? Они били тебя?

- Нет, меня не били. Только я есть хочу. Тут плохо кормят... - И мальчик увидел отца и Полипова. - Папка! Дядя Петя!

Он хотел было подбежать к отцу, но не мог вырваться из цепких рук матери.

- Какой папка? Его нету, он не приезжал еще из Томска, - торопливо заговорила Лиза. - А у меня телеграмма есть. Мы ведь поедем сейчас к нему в Москву. А ты поспи, поспи, сынок, перед дорогой. Усни и есть не будешь хотеть. А я песенку тебе спою, которую папа сочинил...

И она, прижимая к себе сына, запела тоскливо и жалобно,, с трудом припоминая слова:

Над городом запах черемух... струится,

Давно отступила уж зимняя стынь...

- Ну, так будешь говорить? - резко спросил Свиридов, подойдя к Антону, Или - прощайся с сыном.

Он подождал немного и, видя, что Савельев молчит, дернул бесцветными, сухими губами, сказал в третий раз:

- Вре-ешь, заговоришь! - И, оторвав мальчишку от матери, толкнул его за войлочную дверь. - Займитесь и этим щенком!

- Мама! Мама-а! - истошно закричал Юрка уже из-за двери.

Этот крик звоном отозвался в голове у Полипова. Чувствуя, как по груди и спине, между лопатками, обильными ручьями стекает холодный пот, он встал, хотел было куда-то идти.

- Сидеть! - рявкнул Свиридов.

Полипов сел и стал тупо, ничего уже не ощущая, глядеть на Лизу. А та, страшная, косматая, как-то странно ползала по полу, ощупывая каждую половицу. Потом посидела в задумчивости несколько секунд и начала руками ловить воздух, потрескавшиеся губы ее что-то шептали. И Полипов различил еле слышимое:

- Юра... Юронька, сынок? Куда вы дели моего сына?!

Она, шатаясь, встала, ткнулась в стол, потом в стену. Прислушалась к чему-то, улыбнулась. Глаза ее, зеленоватые, бездонно глубокие глаза, которые так нравились Полипову, горели нездоровым, но красивым огнем...

Полипов отлично понимал, что там, за обитой войлоком дверью, происходит ужасное. Там, почти на глазах у беспомощного отца и обезумевшей матери, пытают ребенка. Но то ли он притерпелся ко всему, то ли просто внутри у него все одеревенело - он не испытывал того головокружения, от которого несколько минут назад почти потерял сознание, его только сильно тошнило, и он боялся, что его вырвет.

Антон не царапал теперь стену, глаза его были открыты, зубы крепко сжаты, так крепко, что отчетливо обрисовывались челюсти, делая его лицо некрасивым. И еще Полипову казалось, что зубы Антона с тихим треском крошатся.

А Лиза между тем все скользила по стене к обитой войлоком двери. И вдруг оттуда раздалось:

- Ма-ама-а! Мам...

- Хватит! Хвати-ит! - Свиридов рванул воротник. Потом схватил себя за горло, задыхаясь. - Увести всех! Всех Савельевых!

Свиридов подбежал к шкафу, достал бутылку.

Снова застучало стекло о стекло.

* * * *

Выпив, Свиридов успокоился, сел опять за стол, нервно поворошил бумаги, нашел что-то нужное, минут десять писал, протыкая пером тонкие листы.

- Ужас... Ужас... - пробормотал Полипов, все еще обливаясь потом. Он сидел согнувшись, глядя в пол. - Все-таки объясните мне - почему я здесь? Зачем били меня? Зачем...

- А это не тебя, это меня били, - прервал его Свиридов. - Это я сам себя бил.

- Вы, кажется... Не Лиза, а вы сошли с ума.

- Верно, - согласился Свиридов. - Около того. Так как же, Полипов! Вот вы видели... На ваших глазах сошла с ума женщина, которую вы, как вы говорите, любите... Теперь, после этого, вы поняли... или хотя бы задумались - зачем рождается человек? Зачем живет? В чем смысл жизни? Где правда, истина, а где ложь?

Говоря это, Свиридов встал, скрестил на груди худые, жилистые руки. Глаза его были пустые, холодные.

- Мне только об этом и осталось думать... - В голове Полипова стучало: "В самом деле - сумасшедший".

Но, как бы опровергая это, Свиридов сказал:

- Жаль. Но когда-нибудь задумаетесь. Каждый человек об этом все равно задумывается - рано или поздно... Косоротов!

Полипов сжался. Что еще выкинет сейчас этот безумец Свиридов? Ах да, вызовет на допрос Субботина...

Но когда появился Косоротов, Свиридов спросил, глядя куда-то в угол комнаты:

- Как она, Савельева Елизавета?

- Совсем, должно, тронулась, вашблагородь. Связала в узелок какие-то тряпки, ходит по камере, у всех спрашивает, не опаздывает ли поезд. В Москву, грит, собралась, к мужу.

- Ага... А старуха Савельева?

- Стонет лежит, за сердце держится.

- Ага, - опять протянул Свиридов. - Вышвырни их вон, к чертовой матери. На сумасшедших чего пули тратить. И мальчишку выброси. Вот... - И Свиридов протянул несколько бумажек. - И на этого тут документ, - кивнул Свиридов на Полипова. - Тоже пускай идет, выпустишь.

Косоротов с удивлением глянул на Полипова. Однако, не привыкший обсуждать поступки начальства, произнес:

- Слушаюсь, вашблагородь.

Косоротов ушел, а Свиридов опустился на тот стул, на котором сидел недавно Антон Савельев, закрыл лицо ладонями.

- Я что же... действительно могу идти? - тихо спросил Полипов.

- Можете.

- Но как же я объясню... своим... каким образом я вышел отсюда?

- Мне какое дело? Объясняйте. Хотя это действительно вам будет трудно. Мой вам совет - сегодня же ночью убирайтесь из города подальше и там попытайтесь пристать к любой части Красной Армии. Так вы, может быть, спасете себя, а главное - новониколаевских подпольщиков. Я ведь действительно оставил ваш донос без внимания. А другой не оставит... Впрочем, можете открыто вступать и в белогвардейский отряд здесь, в городе. Дело ваше. Или езжайте в Томск, к Лахновскому, он давно вышел из тюрьмы...

- Да кто же вы, в конце-то концов?! - изумленно спросил Полипов, как когда-то на квартире у Свиридова.

- Я? - Свиридов отнял ладони от лица. Отвислые щеки его подрагивали. Сейчас, пожалуй, уже никто. А в прошлом... в прошлом такой же подлец, как и ты...

- Я все-таки попросил бы...

- Оставь, пожалуйста, эмоции, - устало сказал Свиридов. - Я когда-то смалодушничал, как и ты. Здесь же, в этом городе, в Новониколаевской тюрьме. Ведь мы тогда вместе сидели. И ты помнишь, отец или, кажется, дядя этого Антона Савельева сказал мне: лет через пять ты станешь платным осведомителем царской охранки. А я стал раньше. Я, в прошлом меньшевик, по совету того же Лахновского примкнул открыто к большевикам. И я их выдавал, выдавал! В конце концов меня стали подозревать, относиться недоверчиво. Видимо, я где-то был не так осторожен и хитер, как ты... Меня разоблачили бы безусловно, но началась революция. В суматохе было уже не до меня, я перебрался из Томска в Новониколаевск и здесь...