Иллюстрированная история эротического искусства. Часть вторая - Эдуард Фукс

Такова непрерывная тенденция погибавшего античного мира вплоть до его окончательного крушения и вплоть до победы новой культуры христианства, знамя которой было в руках широких масс. Здесь необходимо отметить, что такой безудержный нравственный разгул только потому мог охватить собою целый ряд поколений, что древний мир, как в точности установлено теперь наукой, совершенно не знал сифилиса.

Если культура античного мира и была проникнута культурой неудержимого упадка, то все же в недрах ее зарождались уже новые силы; поэтому было бы в высшей степени неправильно полагать, что талантливая обвинительная сатира не нашла достойной ноты в карикатуре. Литературные достоинства этой сатиры общеизвестны и давно уже признаны драгоценными документами истории нравов; укажем хотя бы на шестую сатиру Ювенала, на «Господство женщин» того же автора и на множество других. Если не равной славы, то, во всяком случае, не меньшего внимания заслуживает и то, что создал сатирическим дух кистью и резцом. Конечно, было бы слишком большой смелостью утверждать, что обвинительная мощь этих произведений стоит наравне с тем, что создал Ювенал. Но, с другой стороны, мы вполне вправе сказать, что они представляют собой чрезвычайно существенное и важное дополнение к литературной сатире той эпохи.

Какой откровенности достигали эти произведения и с каким упорством сводилось все к эротическому элементу, об этом красноречиво свидетельствует эротически-сатирическая стенная живопись, найденная в Помпее и изображающая поражение Марка Антония в битве при Акциуме. Живопись эта размером в квадратный метр воспроизводит гомосексуальную сцену между Октавианом и Марком Антонием. Первого в честь его победы Афина венчает лавровым венком.

Карикатура на монахов.

Если сатира в форме стенной живописи представляет собой довольно частое явление, то все же в такой форме она была достоянием сравнительно немногих лиц, и поэтому значение ее, несомненно, второстепенное. Несравненно большую роль распространения эротически-сатирических изображений могли и должны были играть разного рода медали, монеты и камеи. Ибо только таким путем изображение могло распространяться в сотнях экземпляров и легко переходить из рук в руки. Таких медалей, монет и в особенности камей до нас дошло довольно большое количество. Оказывается, что здесь использовались самые разнообразные мотивы как общественного, так и политического характера. Все, что поэтически одаренные сатирики создавали словом, смело и дерзко воспроизводилось на камне, бронзе или глине. Вот колесо фортуны; оно свидетельствует о ненасытности женщин в любви. Жадными руками хватаются они за любовь, как за соблазнительные плоды, а так как для удовлетворения их любовной жажды нужно много мужчин, то угодливый Амур непрестанно вращает колесо счастья. Любовную жажду знатных матрон осмеивают изображения, разоблачающие их тайные посещения Приапа. Другие изображают страсть женщин к разнообразию, их неверность и пр. Сатирические произведения не оставляют в покое и мужчин: они рассказывают про их противоестественные наклонности, про совращение целомудренных Девушек, про растление малолетних, про оргии, которые справляют они на пиршествах и у своих гетер, про содомию и т. п. Короче говоря, здесь находит себе правдивое изображение все то, что значилось в длинном перечне грехов и пороков того времени.

Г. С. Бехам. Источник юности. Немецкая карикатура. XVI в.

Наиболее ярко выражен серьезно-сатирический характер в политически-эротических карикатурах на камеях. На них изображается все то, в чем поэт-сатирик упрекал сильных мира сего и что было у всех на языке. Здесь следует отметить, что целый ряд таких камей исполнен выдающимися греческими резчиками по камню того времени.

Алкивиад изображался самым легкомысленным любовником своего времени и, подобно впоследствии Цезарю, мужем всех женщин. Сатирик изобразил его поэтому попросту в виде странствующего фаллоса, вокруг которого летает бабочка — любовь женщин. Многочисленные камеи повествуют об излишествах Цезаря. Комментарий к известной шуточной поговорке: Цезарь — муж знатных римлянок и жена близких друзей, мы находим на целом ряде камей: юный Цезарь при дворе Никомеда, Цезарь и Клеопатра, Цезарь и его дядя Август, Цезарь и Муция, жена Помпея, Цезарь и Постумия, Цезарь и Тертулла, жена Марка Красса, — таковы лишь некоторые названия, характеризующие содержание дошедших до нас камей. Не менее значительное количество документальных сообщений имеем мы и относительно развращенности Августа, Марка Антония, страшного Тиберия: Август и Ливия, Август и жена Мецената, Август и его дочь Юлия, Марк Антоний и Клеопатра, Марк Антоний в образе Геркулеса с гетерой Цитерой, Тиберий и Моллония, Тиберий в реке — все это опять-таки лишь немногие названия, выбранные нами наудачу из их огромного количества. Так можно было бы продолжить до бесконечности; ни одно имя не отсутствует здесь; ни Нерон, ни Калигула, ни Тит, ни Вителлий — никто. Но нет недостатка, с другой стороны, и в женщинах: камеи изображают, как Помпея, жена Цезаря, приводит к своему развратному мужу сестру Катона, пылкую Сервилию, как Ливия устраивает такое же развлечение супругу Августу с двумя прекрасными девушками и как обе они в свою очередь не забывают и себя в любви с молодыми красивыми римлянами. Наиболее обширный сатирический комментарий дают нам камеи о пресловутой Мессалине. Все, что говорит о ней Ювенал в своей известной шестой сатире, было изображено и резчиками по камню. Чрезвычайно характерна камея, изображающая ненасытную в любви Мессалину в образе улитки, объединяющей в себе, как известно, оба пола. Другая камея изображает, как Мессалина наряжается перед посещением лупанария, где она готова отдаться объятиям всякого — и утонченного развратника, и, еще охотнее, грубого, но сильного водоноса. Третья изображает, как Мессалина приносит в жертву Приапу четырнадцать венков, ибо четырнадцать мужчин пользовались в истекшую ночь ее неутомимой благосклонностью.

Скабрезный летучий листок времен Тринадцатилетней войны.

То, что мы до сих пор описали, представляет собой лишь ничтожную долю из числа дошедших до нас сатирических документов, получивших общепризнанное толкование. Как бесконечен был, по всей вероятности, этот сатирический хоровод, можно заключить из того, что до сих пор далеко не все еще правильно объяснено и что, с другой стороны, найденное до сих пор — лишь незначительная часть того, что на самом деле имело тогда место. Нам могут, пожалуй, возразить, что многие из этих изображений создавались просто ради удовольствия, из страсти к скандалу или из мести. В некоторых случаях дело, может быть, и обстояло таким образом, но подавляющее большинство этих произведений носит все-таки чисто сатирически-обвинительный характер.

История нравов в сотнях различного рода описаний восстанавливает перед нами в пластической форме силу, величие, высшие достижения и упадок античной жизни. Но картина будет действительно полной и исчерпывающей только тогда, когда в нее будет включено все богатство эротического искусства, какое дает нам античный мир в каждый период своего развития. Но для этого нужен действительно сильный и смелый исследователь со здоровым чутьем; ибо по принципу «с одной стороны и с другой стороны» никогда еще не делалось ни одно культурное деяние.

Средние века

Нет более ошибочного представления об общественной нравственности средневековья, чем представлять наших прародителей какими-то особенно целомудренными и скромными. Наоборот, чем более грубыми и примитивными красками мы будем обрисовывать средневековую жизнь, тем ближе мы будем к действительности. И это совершенно естественно, так как Запад ведь только еще начинал выходить из первобытного состояния. Примитивным было решительно все, да и должно было быть. А примитивность в делах новой морали есть не что иное, как разнузданность. Половому инстинкту были положены лишь весьма скудные пределы.

И. Саделер. При дворе Сарданапала. Карикатура на придворную жизнь XVII в.

Ширина духовного горизонта обусловливает сумму интересов. Поэтому чем шире горизонт, тем многообразнее прелести жизни. Чем уже он, тем скуднее возможности для человека изжить вполне жизнь. Эпоха, в которую подавляющее большинство людей не имело представления, находятся ли за несколько сот миль от них непроходимые лесные чащи, горы или реки, в которую, короче говоря, человек был прикован к одному месту, — такая некультурная эпоха может, как мы уже показали выше, связать свои интерес и остроумие только с повседневностью, а такой повседневностью служат всегда и повсюду грубо чувственные утехи. Поэтому жизнерадостность в примитивную эпоху есть не что иное, как грубое удовлетворение запросов желудка и полового инстинкта. Сюда же присоединяется, что в средние века жизнь каждого человека протекала в огромном большинстве случаев под гнетом чисто варварских законов. Непосредственная борьба за существование была сурова, в ней не было никакой пощады и очень мало сострадания, — повсюду господствовали война и убийство. Жизнь отдельной личности стоила очень мало; сегодня живу, а завтра умру. На каждом шагу человека сторожила смерть. Сторожила на большой дороге, сторожила в образе вечного непримиримого врага у ворот города, сторожила в тесных и темных улицах. Такой жизни соответствовало, вполне естественно, безудержное наслаждение и пользование тем, что давала культура и природа в виде отдыха от жизнеопасных мучений повседневного существования; чем меньше преград видел перед собой человек, тем он был счастливее. Благодаря этому еда и питье превращались в разгул, эротика становилась грубым цинизмом, а остроумие — тяжеловесной сальностью.