Здесь шумят чужие города - Раиса Блох
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Налетает ветер длиннокрылый…»
Налетает ветер длиннокрылый,Заметает по дорогам след,Чтоб не помнить нам того, что былоНе искать, чего уж больше нет;
И струится небо голубое,Острова седые унося,Чтоб нам жить в безоблачном покоеНи о чем у Бога не прося.
Ну а сердце, сердце не умеет,Неуклонно темное зовет.Для него напрасно ветер веет,Истекает солнцем небосвод.Ничего оно не разумеет,Об одном твердит который год.
1931.«Радость моя, любимый мой!..»
Радость моя, любимый мой!Черной меня затопило тьмой.В черной пустыне одна тону,Сердце мое идет ко дну.
Знаю, далеко, в твоем краюТучи летят, и птицы поют.Только и светит сквозь ночь моюДальнее солнце в твоем краю.
1931.Август«Нож железный поверни…»
Нож железный поверни,Что вонзился в сердце мне.Облакам меня верни,Вышине и тишине.
Пусть растает жизнь мояС белой пеною небес,Пусть навек исчезну я,Как вчерашний день исчез.
Смоет солнечная мглаКаждый час и каждый миг,Чтоб и память не нашла,Чтоб и голос не настиг.
1931.Август«Я всем простила, всем, и тем, что здесь томят…»
Я всем простила, всем, и тем, что здесь томят,И тем, что за морем, я всем теперь простила.Я душу по ветру на волю отпустила;Лети, ненужная, не прилетай назад.
Давно ль, мучительным затянута узлом,Она в бессилии рвалась и задыхалась.И вот минула боль, и расточилась жалость,И грань утрачена между добром и злом.
Возьми же песнь мою, пустая синева!Мой голос затопи огромными волнами!Пусть в пламени твоем мое затихнет пламя,И эти горькие слова.
1932«Я научилась лжи последней…»
Я научилась лжи последнейИ искушенью и огню.Я детства ласковые бредниСегодня все похороню.
Под этим кипарисом смуглым,Где птицы прячутся шурша,Над этим куполом округлым,Что вырастает не слеша,
Над этим городом равнинным,Укрытым в дымное тепло,Куда меня томленьем длинным,Желаньем долгим привело.
«Кроткой весной осенней…»
Кроткой весной осенней,В час, когда гаснут тучиМимо деревьев серых,Вдоль отсырелых стен,Тонким дыша туманом,Глядя в слепые лица,Слыша гудки и звоны,Думая о другом…
Кто у меня отниметВечера блеск павлиний,Что омывает мягкоШелковая вода,Теплый слоистый каменьИ кипарисный запах,И тишину, и радостьЖестких и нежных губ?
1932.Ноябрь«Мой милый, мой родной, прости меня опять…»
Мой милый, мой родной, прости меня опятьЗа жалкую любовь, за боязливый грех,За то, что до конца, до капли не отдатьДыханье, радость, жизнь тому, кто краше всех.
За то, что не могу на пламени твоемНочною бабочкой мгновенно умереть,За то, что я должна, как факел светлым днемБеспомощно мерцать, безрадостно бледнеть.
О, пожалей меня за горечь этих лет,Я столько видела разлуки и тоски,Я так лелеяла неуловимый следТвоей сияющей, ласкающей руки.
«От любви устать бы можно, от любви…»
От любви устать бы можно, от любви:Столько лет ее бессильную нести.От нее, от непреложной, как ни рви,От ненужной, невозможной не уйти.
Пощади, мой милый призрак, пощади!Ты со мной, любимый призрак, крепко слит,Словно солнце раскаленное в груди,От которого никто не защитит.
«Я могу за стол тихонько сесть…»
Я могу за стол тихонько сесть,Книгу взять и думать и молиться.Захочу, и я припомню лицаВсех друзей, какие в мире есть.
Только губ любимых не вернетНи мольба, ни память, ни наука,Господи, за что такая мука,Этот долгий, этот сладкий гнет?
1933«Горькой человеческой тоскою…»
Горькой человеческой тоскоюДо краев мне душу напоя,Знал ли ты, что нежностью такою,Верностью такой отвечу я.
И сама я к тени приникая,Призраком себя заполоняя,Разве знала, что желанней рая,Грешный мрак желанней для меня.
«Шла тихонько по серой улице…»
Михаилу Горлину
Шла тихонько по серой улицеМимо распушенных деревьев,С надеждой глядя на нежныеЖемчужные фонари.Было небо сизо-розовым,А тучи голубыми.Петушок над острою церковьюНа прозрачном чернел кресте.
Шла и думала: как утешитьсяЭтой свежестью, этой радостью?Счастлив тот, для кого крылатыйЭтот вечер дороже всех.И еще: зачем на светеБезучастным томиться призракам,Если даже в деревьях сонныхИзумрудная бродит кровь.
11 мая 1929«Когда тебя я вижу…»
Когда тебя я вижу,Я делаюсь добрей,И солнце светит ближе,И небо голубей,
И я прощать готова,И даже боль легка,И ласковое словоСлетает с языка,
И сколько есть на светеБлагословений всех —На детские, на этиГлаза, где блещет смех.
1930. Август«Можно сдвинуть неподвижный камень…»
Можно сдвинуть неподвижный камень,Можно вычерпать ковшами воду,Но тоски не вычерпать, не сдвинуть.Где конец ее и где начало?
Есть в песках смоковницы и пальмы,Есть ключи и в зное аравийском,Но в моей пустыне не утихнетГолод сердца душный и зловещий.
Друг ты мой, товарищ мой веселый,Да хранит Господь твои дороги!Не оставь, побудь со мной немного,Пожалей, чтоб мне не так томиться.
1932«Зайди ко мне, закрой тихонько двери…»
Tolle,lege.
Бл. Августин
Зайди ко мне, закрой тихонько двери,Сядь на диван со мною рядом, слушай:Струится ночь над сонными домами,Огромная, бездонная река.
Мой друг, мой друг, одна в нас зреет тяжесть,Одна тоска, как рвущееся пламя,О слове, что вовеки не родится,О музыке, что хочет прозвучать.
Возьми же книгу, пусть чужая мукаВ знакомом, юном голосе воскреснет.Не книгой ли скитальца АвгустинаДитя утешило: возьми, читай.
1931«Эти строки мука породила…»
Эти строки мука породила,Что должны в забвении пропасть,В этих строках жертвенная сила,Отреченья огненная власть.
Отрекаюсь от любви ненужной,От любви ненужной никому,И от этой нежности недужной,Что никак я в сердце не уйму.
Отрекаюсь от плода чужого —Свят мне тот, кто вкусит от него,Никогда неласкового словаНе скажу про друга моего!Не окликнув, отпущу его —Никогда не изберу другого.
«Я тебя люблю, как бабушка внучонка…»
