От Путивля до Карпат - Ковпак Сидор Артемьевич

— Надо было видеть, — радостно рассказывала она нам потом, — как загорелись глазёнки у детей, когда они услышали эти дорогие слова.

Так, подбирая для грамматического разбора предложения, в которые входили дорогие народу слова, Вера Силина втягивала учеников в беседы на темы героической истории нашей родины. И такие нелегальные уроки истории усваивались детьми лучше всех других предметов. Запуганные немецкими палачами, виселицами и расстрелами, разучившиеся уже было громко разговаривать — только шепотком по углам, — после этих уроков дети сразу ожили, снова почувствовали себя советскими школьниками.

Чем смелее мы действовали, тем больше становилось народа, который нам активно помогал, и тем смелее действовал он. Вскоре в Яцыне у нас было уже много помощников. [25] Здесь при школе возникла тесно связанная с нашим отрядом подпольная комсомольская организация. Молодые подпольщики регулярно доставляли нам сведения о передвижениях немецких войск по району, о расположении их постов и так далее.

Партизанская крепость

Утром 20 октября немцы начали наступление на Спадщанский лес. На этот раз из Путивля был выслан крупный отряд. Наши разведчики насчитали 5 танков, одну танкетку и 14 автомашин с пехотой. Танки остановились в поле и открыли по лесу огонь из всех своих орудий. Стреляли немцы наобум, так как где мы — толком не знали. Наломали деревьев, подбодрили себя шумом, потом, разбившись на две группы, рванулись вперёд; танки, пехота — все стреляют.

И в этот день наши минёры торжествовали. Одна группа немцев, не успев углубиться в лес, отскочила назад: передовой танк подорвался на мине. Такая же участь постигла и вторую группу, ей тоже пришлось вытаскивать на буксире танк, подорвавшийся на мине.

Отскочив от леса на почтительное расстояние, немцы подняли по нему пальбу из всех видов оружия. Со стороны, вероятно, это было очень странное зрелище: по лесу палят из пушек и пулемётов, а лес молчит, ни одной живой души в нём не видно. Наши дозоры отошли от опушки, ждут, пока у немцев успокоятся нервы.

К 12 часам дня стрельба прекратилась. Гитлеровцы укатили назад в Путивль, так и не узнав о судьбе своих танков, пропавших накануне в лесу.

Страх перед Спадщанским лесом стал у оккупантов ещё больше. То, что происходило в лесу, оставалось тайной, раскрыть её немцы были бессильны. Они не знали ни месторасположения нашего отряда, ни сил его, они ничего по существу не знали о нас, а мы знали о каждом их шаге. Наши люди были постоянными гостями в Путивле. Отличным разведчиком оказался Коля Шубин. Посмотришь на него — никогда не скажешь, что шустрый. Ходит возле землянки степенно, как взрослый, спросишь что-нибудь, отвечает подумавши, рассудительно, а на деле — огонь. Пойдёт в Путивль, целый день будет шнырять по базару, крутиться среди солдат, вроде дурачок, а потом проберётся с ними [26] в казарму. Всё мечтал себе автомат у немцев выкрасть. Это не удавалось ему, а патроны часто выкрадывал. Один раз полный подол принёс и всё горевал, что по дороге много растерял: бежал, споткнулся, рассыпал, а подобрать все не сумел, побоялся, что немцы заметят, стрелять будут.

С помощью таких вот разведчиков и женщин-колхозниц мы узнавали всё, что происходит в Путивле, что замышляют немцы. После неудачной попытки проникнуть в Спадщанский лес гитлеровцы пытались прибегнуть к услугам предателей, чтобы хоть трупы своих танкистов вытащить. Но после того как два немецких наймита не вернулись из Спадщанского леса — один был расстрелян нами, другой сгорел заживо в танке, — трудно было немцам найти желающих служить проводниками или разведчиками. Предателям Спадщанский лес внушал не меньший ужас, чем немцам.

Мы чувствовали себя в лесу, как в крепости, и постепенно обживались в нём. Землянки нашего отряда, разбитого на восемь боевых групп, раскинулись на большой площади. К двум самым отдалённым — к заставам, выдвинутым к опушкам, — протянули из штаба телефонные провода. Позывными были «Сосна» и «Остров». Так эти заставы и назывались у нас. Вслед за телефоном в штабе появился электрический свет. В качестве движка был использован мотор одной немецкой автомашины, подорвавшейся на нашей мине. Эту машину удалось отремонтировать на дороге и пригнать в лес своим ходом. Партизанские шоферы промчали её через четыре деревни, в которых была немецкая полиция. Отремонтирован был и захваченный у немцев средний танк.

Одновременно с объявлением в приказе по отряду состава танкового экипажа из бывших трактористов я объявил также состав артиллерийской батареи. Правда, батарея эта была не совсем обычной — без пушек. Артиллеристам предстояло самим добыть пушки и всё необходимое для батареи, о чём они и были предупреждены при назначении.

Неподалеку от штабной землянки, возле которой поставили на позицию танк, появились землянки санчасти, хозчасти, общая кухня. Была и своя баня, но далеко — в нескольких километрах, на посёлке лесосплава. К зиме решили перетащить её в лес, поближе. Устраивались надолго, основательно. Хозяйственной части приказано было приступить к созданию неприкосновенного продовольственного запаса, к изготовлению деревянных ящиков для зерна, к рытью погребов для картофеля, капусты. Зерно и овощи вывозились [27] с помощью колхозников с заготовительных баз противника, помещавшихся в соседних сёлах.

Для работы с населением была выделена группа партизан-агитаторов во главе с бывшим заведующим организационно-инструкторским отделом путивльского райкома партии Яковом Григорьевичем Паниным.

В ближайших к лесу сёлах и хуторах мы были уже полными хозяевами, немецкая полиция оттуда бежала. Наши агитаторы открыто проводили там собрания и митинги. Снова, как до прихода немцев, ребятишки, мои старые друзья, оповещали обо мне, когда я появлялся в селе, весёлым криком:

— Дед пришёл!

Молодёжь наша очень быстро перезнакомилась с девушками-колхозницами, повадилась к ним в гости ходить. На опушке леса, возле «Острова» и «Сосны», появились парочки, в деревнях начались гулянья.

Колхозники стали проситься в отряд. На первых порах мы требовали, чтобы подавали письменные заявления. После разбора заявлений и проверки за принятыми в отряд добровольцами посылались разведчики.

Без наших проводников, со стороны в расположение отряда никто не мог пройти. Лес охранялся заставами и дозорами — на опушках, часовыми — на дорогах. Чтобы пройти в лес, надо было знать партизанский пароль.

Взрывы на вражеских коммуникациях продолжались. В конце октября было сразу закрыто движение через Сейм в двух районах: одновременно взлетели на воздух четыре моста — два в Путивльском районе и два в Конотопском. Охрана мостов была снята боевыми группами, которые потом, выдвинувшись в сторону гарнизонов противника, прикрывали подрывников.

Этим делом руководил наш комиссар. Человек неугомонный, он хотел всюду поспеть. Почти не было дня, чтобы Семён Васильевич не выходил на операцию. На следующее утро после взрывов сеймских мостов на дороге Путивль — Рыльск подорвался на нашей мине тягач, перевозивший танк на платформе. Надо было послать туда людей, чтобы снять вооружение, снаряды и уничтожить этот танк, пока немцы не вывезли его. Комиссар только что вернулся с Сейма, побрился у пенька и опять сам повёл на операцию новую группу. [28]

Семён Васильевич часу не мог в землянке отдохнуть. Иной раз придёт, разденется, ляжет на нары, выкурит несколько папирос, и смотришь — одевается уже.

— Ты куда это?

— На «Остров» схожу, боюсь, не устроили ли они там опять гулянки.

В те дни Семён Васильевич, куда бы он ни шёл, всегда со своим сынком Радиком. Я чувствовал, что он немного нервничает. Он не успел эвакуировать из района свою семью. Перед приходом немцев в Путивль она перебралась в одно село неподалеку от города, к знакомым. Семён Васильевич говорил, что не может простить себе этого. Он очень беспокоился за семью, старался только не показывать своего волнения, а в руках держать себя умел. Недаром его любимым выражением было «армейская привычка»: это-то он должен сделать по армейской привычке, этого он не может переносить по армейской привычке, а это само собой выходит, и тоже по армейской привычке.