По ту сторону зимы - Альенде Исабель

Слабо освещенная лампочкой у входа, окруженная ночной темнотой, перед ним стояла девушка в анораке. Ричард узнал ее сразу. Она съежилась, втянув голову в плечи и закрыв лицо капюшоном, и от этого казалась еще меньше, чем несколько часов назад на улице. Ричард вопросительно пробормотал «Да?», а она в качестве ответа протянула ему визитку, которую он бросил ей в машину, где было указано его имя, должность преподавателя университета и адреса, домашний и рабочий. Он стоял с визиткой в руках, не имея понятия, что делать, наверное, целую минуту. Наконец, чувствуя, что ветер нагоняет снегу в дом, очнулся и посторонился, жестом предлагая девушке войти. Потом закрыл за ней дверь и снова стоял как оглушенный, глядя на нее.

— Вам не нужно было приезжать, сеньорита. Можно было позвонить прямо в страховую контору… — пробормотал он.

Девушка молчала. Стоя в прихожей, не открывая лица, она была похожа на несговорчивого гостя из загробного мира. Ричард повторил предложение обратиться в страховое агентство, но она никак не реагировала.

— Вы говорите по-английски? — спросил он наконец.

Молчание длилось несколько секунд. Он повторил то же самое по-испански, поскольку миниатюрные размеры гостьи навели его на мысль, что она, должно быть, из Центральной Америки, впрочем, она могла быть из Юго-Восточной Азии. Она прошептала что-то непонятное, монотонное, словно капли дождя. Чувствуя, что нелепая ситуация затягивается, Ричард догадался пригласить ее в кухню, где было посветлее и они, возможно, могли бы понять друг друга. Девушка последовала за ним, глядя себе под ноги и ступая точно по его шагам, будто шла по слабо натянутой веревке. В кухне Ричард сдвинул в сторону бумаги, лежавшие на столе, и предложил ей сесть на табурет.

— Мне жаль, что я совершил наезд. Надеюсь, я не слишком повредил вашу машину, — сказал он.

Так как реакции не предвиделось, он повторил эти слова на своем ущербном испанском. Она отрицательно покачала головой. Ричард тщетно пытался достучаться до нее, выпытать, что она делает в его доме в этот час. Поскольку незначительное дорожное происшествие не могло до такой степени ее напугать, она, подумал Ричард, наверное, убежала от кого-то или от чего-то.

— Как вас зовут? — спросил он.

С трудом, спотыкаясь на каждом слоге, ей наконец удалось произнести свое имя: Эвелин Ортега. Ричард чувствовал, что с него хватит, ему срочно требовалась помощь, чтобы отделаться от незваной гостьи. Спустя несколько часов, когда он перебирал в памяти произошедшее, его удивило, что единственная мысль, пришедшая на ум, — это обратиться к чилийке из подвального этажа. За время их знакомства Лусия выказала себя классным специалистом, но это не означало, что она в состоянии разрулить такую нелепую и необычную ситуацию, в которой он оказался.

В десять часов вечера телефонный звонок заставил вздрогнуть Лусию Марас. Единственный, кто мог позвонить ей в такой час, — ее дочь Даниэла, но то был Ричард, и он просил срочно подняться к нему. Вообще-то, продрожав весь день от холода, Лусия наконец пригрелась в постели и не собиралась покидать свое гнездышко по первому зову самонадеянного типа, который вынуждал ее жить в снежном иглу, а накануне, когда она так нуждалась в человеческом общении, отказал ей. Прямого хода из подвала в дом не было. Это значит, придется одеться, выйти на улицу в снег и преодолеть двенадцать скользких ступеней до двери в дом; Ричард не заслуживал подобных усилий.

Неделей раньше она сцепилась с ним, потому что вода в собачьей миске по утрам замерзала, но даже после предъявления такого доказательства она не добилась ни малейшего повышения температуры. Ричард лишь принес ей электрический обогреватель, который не использовался десятилетиями, и, когда Лусия его включила, из него пошел дым и случилось короткое замыкание. На холод она стала жаловаться недавно. Раньше были и другие жалобы. По ночам за стенкой слышалась мышиная возня, однако хозяин считал, что это невозможно, поскольку его коты разобрались с мышами. Это шумят проржавевшие водопроводные трубы и скрипит рассохшееся дерево.

— Извини, Лусия, что беспокою тебя так поздно, но мне очень нужно, чтобы ты пришла, у меня серьезная проблема, — сказал Ричард по телефону.

— Какого рода проблема? Если ты не истекаешь кровью, все остальное может подождать до утра, — ответила она.

— Одна ненормальная латиноамериканка вторглась в мой дом, и я не знаю, что с ней делать. Может, ты смогла бы как-то помочь. Я ее почти не понимаю.

— Ладно, возьми лопату и отгреби снег от входа, — согласилась она, чувствуя, что ее начинает разбирать любопытство.

Немного погодя Ричард, закутанный как эскимос, освободил заваленный снегом вход в жилище своей квартирантки и привел ее вместе с Марсело к себе в дом, где было почти так же холодно, как и в подвале.

Бормоча что-то насчет его скупости в вопросах отопления, Лусия проследовала за ним в кухню, где несколько раз бывала раньше. Приехав в Бруклин, она однажды зашла к нему, заявив, что желает приготовить ему вегетарианский ужин, думая таким образом развить отношения, однако Ричард был крепкий орешек. Вообще-то, она считала, что вегетарианство — это причуда людей, никогда не испытывавших голод, но ради Ричарда готова была постараться. Ричард молча съел две тарелки, сдержанно поблагодарил, но никак не вознаградил ее за проявленное внимание. Тогда же Лусия могла убедиться, насколько скромно жил ее домовладелец. Среди самой необходимой, отнюдь не новой мебели выделялся роскошный полированный рояль. По средам и субботам, вечерами, в пещеру Лусии доносились аккорды: Ричард и еще трое музыкантов играли вместе ради собственного удовольствия. По ее мнению, они играли очень хорошо, хотя у нее самой слуха не было, а музыкальная культура была не на высоте. Несколько месяцев она ждала, что Ричард пригласит ее в один из таких вечеров послушать квартет, но приглашения так и не последовало.

Ричард занимал самую маленькую спальню в доме — четыре стены с окошком, как в тюремной камере, — и гостиную на втором этаже, превращенную в склад печатной продукции. Кухню, тоже уставленную штабелями книг, можно было опознать по холодильнику и газовой плите, весьма своенравной, которая могла зажечься сама по себе, без всякого человеческого вмешательства, и починить ее было невозможно, поскольку для нее было не достать запчастей.

Девушка, о которой говорил Ричард, была ростом с карлика. Она сидела за грубо сколоченным столом, который служил Ричарду то письменным, то обеденным, свесив ноги с табурета; на ней был кислотно-желтый анорак с капюшоном и высокие резиновые сапоги. Признаков ненормальности заметно не было, она скорее казалась ошеломленной. Девушка никак не отреагировала на появление Лусии, хотя та подошла к ней и протянула руку, не отпуская Марсело и не теряя из виду котов, которые держались на некотором расстоянии, выгнув спины.

— Лусия Марас, чилийка, я снимаю подвал, — представилась она.

Из рукава анорака высунулась маленькая, как у ребенка, рука и вяло пожала руку Лусии.

— Ее зовут Эвелин Ортега, — вмешался Ричард, предвидя, что та, к кому обращаются, не заговорит.

— Очень приятно, — сказала Лусия.

Молчание длилось несколько секунд, пока Ричард снова не вмешался, нервно покашливая:

— Я ехал позади нее и врезался в ее машину, когда возвращался от ветеринара. Один из моих котов отравился антифризом. Мне кажется, она сильно напугана. Можешь поговорить с ней? Уверен, ты найдешь с ней общий язык.

— Это почему?

— Ты женщина, так ведь? И говоришь на ее языке лучше, чем я.

Лусия обратилась к девушке по-испански, пытаясь узнать, откуда она и что с ней произошло. Та вышла из состояния оцепенения, в котором она, казалось, находилась, сняла с головы капюшон, но продолжала смотреть в пол. Ее нельзя было назвать карлицей, но она была очень маленькая и худенькая; лицо нежное, как и руки, кожа цвета светлой древесины, а черные волосы собраны на затылке. Лусия предположила, что она из американских индейцев, возможно майя, хотя в ней не были ярко выражены признаки, присущие данному этносу: у них нос с горбинкой, выступающие скулы и миндалевидный разрез глаз. Ричард сказал, что она может доверять Лусии, повысив голос, основываясь на общепринятом представлении, что иностранцы лучше понимают английский, если говорить громко. Это сработало, девушка вдруг заговорила — пронзительно, словно канарейка, чтобы прояснить: она из Гватемалы. Она так сильно заикалась, что слова продвигались с трудом; когда она заканчивала фразу, уже никто не помнил ее начало.