Любимый незнакомец - Эми Хармон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только в районе восьми вечера к толпе вышел Сэмюэл Гербер, недавно избранный коронер округа Кайахога, высокий, рано поседевший, видный мужчина в соломенной шляпе с красной лентой, белых туфлях и песочного цвета костюме. Он встал в свете ламп, освещавших вход в морг, сцепив за спиной руки, и сдержанно обратился к собравшимся. Он был ровесником Мэлоуна, но седые волосы придавали ему важный, не по возрасту, вид. Элиот говорил, что он получил назначение от демократической партии в ноябре прошлого года, а значит, впервые выступал в качестве коронера в работе над делом Безумного Мясника.
– Мы еще ждем рентгеновских снимков и результатов дополнительных обследований, – объявил Гербер хорошо поставленным голосом, – но я достаточно изучил все предыдущие убийства и полагаю, что это тоже дело рук Мясника.
Толпа взвыла от ужаса и восторга. Эти слова будут напечатаны на первых страницах всех газет Кливленда и окрестностей. Мэлоун подумал, что происходящее напоминает ему радиосериал: «В следующий раз мы расскажем вам о новых приключениях… Безумного Мясника! Не пропустите!»
Коронер веско помолчал и продолжил:
– Фрагмент тела, обнаруженный на берегу реки Кайахога, близ Супериор-авеню, представляет собой нижнюю часть левой ноги, отрезанную выше лодыжки и под коленом. Предварительное обследование позволяет утверждать, что жертвой стала женщина от двадцати пяти до тридцати лет, ростом около ста шестидесяти сантиметров и весом порядка пятидесяти пяти килограммов. Следы от лезвия на костях совпадают со следами на останках других жертв, однако можно сказать, что в этот раз убийца действовал с большей яростью, чем прежде.
Репортеры хором ахнули, и в воздух взметнулись руки тех, кто жаждал задать вопросы, но коронер поднял ладонь, останавливая их. Он бросил им приманку, раздразнил их, но не собирался вступать в диалог.
– Это все, что я могу сообщить вам в данный момент, – твердо прибавил он. Вспомнив о предыдущих жертвах, Мэлоун подумал, что коронер вообще вряд ли сумеет хоть что-то прибавить к тому, что уже сказал.
Мэлоун прождал еще час, прислушиваясь к разговорам и домыслам толпы, ожидавшей нового заявления. У входа снова показался Элиот, на этот раз вместе с Коулзом: мужчины попрощались, сели каждый в свою машину и разъехались, не обратившись к зевакам. Тем временем стемнело, а Мэлоун здорово проголодался. В этот вечер он больше ничего не узнает, а Дани наверняка волнуется, куда он запропастился.
Мэлоун нахмурился, смутившись от собственных мыслей. Можно подумать, у него кольцо на пальце. И все же он поехал домой – сел на Главной площади в трамвай до Бродвея, до отказа набитый такими же, как он, усталыми и потрепанными пассажирами.
В десять вечера он наконец проник в дом через заднюю дверь. Внутри было темно и тихо. Женщины решили его не ждать. Он ощутил укол разочарования и, чтобы приглушить это неожиданное чувство, решил принять ванну и побриться. Потом он поднялся наверх, в кухню, отчаянно надеясь добыть себе что-нибудь на ужин.
Он сунул в рот ломоть холодной индейки, сложил вместе два куска хлеба, щедро смазав их арахисовым маслом и медом – Элиот здорово разбирается в бутербродных начинках, – налил себе стакан молока и сел за стол.
– Мы слышали, что Мясник снова взялся за старое, – проговорила Дани с порога кухни. Мэлоун подпрыгнул от неожиданности.
Она была в длинной белой ночной рубашке и голубом домашнем халате. Локоны, обычно аккуратно причесанные, торчали в разные стороны, словно она уже спала и проснулась, услышав, как он возится в кухне.
– Слухи быстро разлетаются, – буркнул он и откусил большой кусок бутерброда. Дани села напротив него и сложила руки на коленях, не сводя с него глаз, в которых читалось ожидание.
– Я вас разбудил? – спросил он.
– Да, – честно призналась она. Она всегда говорит с ним честно. – Но я рада.
Он тоже был рад, черт подери.
– Вы расскажете мне, что знаете? – умоляюще попросила она.
И он ей рассказал. Рассказал все, что знал сам, в мельчайших подробностях, не забыв ни про светлые волосы жертвы, ни про белые туфли Сэмюэла Гербера.
– Как много может рассказать кусок ноги, – заметила она, когда он пересказал ей слова коронера.
– Да… правда, в отличие от одной известной особы, судмедэксперты не могут сказать, ела ли жертва на обед бутерброд с ветчиной. Зато они многое понимают по длине кости, весу фрагмента ноги, возрасту и составу кожи.
После того как он вспомнил про бутерброд с ветчиной, аппетит у него пропал. Он отодвинул тарелку. Какое-то время они с Дани сидели молча, и каждый думал о чем-то своем.
– Вы в порядке, Майкл? – осторожно спросила она.
Он поднял глаза, как всегда удивившись ее проницательности.
– Все нормально. Мне ведь не довелось обследовать отрубленную женскую ногу. Но я, как и все в полиции, обескуражен. Думаю, никто там ничего не понимает и даже не хочет понять. Это какой-то хреновый маскарад. А я не люблю маскарады. – Он провел ладонью по лицу, а потом попросил прощения за то, что высказался так резко.
– Я тоже не люблю маскарады, – призналась она. – Мир достаточно страшен даже без размалеванных клоунов и кривых зеркал.
– Я спросил у Несса, нельзя ли мне посмотреть на другие вещдоки. И сказал, что приведу… своего эксперта. Он дал согласие, вот только теперь дел у него по горло. Не знаю, когда у него найдется минутка для нас.
– Своего эксперта? – повторила она.
– Вы говорили, что хотите пойти со мной.
– Так и есть! Я хочу. – Она выразительно кивнула, и ее локоны в знак согласия мерно качнулись. – Вы сказали ему, что я… делаю?
– Не совсем. Если я ему все расскажу, он может решить, что я слишком на вас полагаюсь.
Его слова ее задели. Он мгновенно ощутил угрызения совести.
– Не переживайте, милая, – пробормотал он. – Несс простой человек. Он не любит церемоний. Ваш талант ему будет по душе.
У нее заалели щеки, а он почувствовал, что шея у него словно пылает. Он вовсе не планировал называть ее «милой».
Она потянулась к его бутерброду, взяла его обеими руками и, не спросив разрешения, откусила большой кусок, а потом снова
