Ключи от цивилизации - Райдо Витич

Нерастраченное щедро раздавала и не жалеет. А Илью жаль. Нет его. И был ли, сквозь толщу лет уже не разглядеть. Возможно, лишь привиделся, придумался, и некого за то винить. Порой и день меняет человека, ночь мир окрашивает в другой тон, а новый день смывает предыдущий. Не на кого сетовать. Разумная система, в которой трудно жить человеку, но человечеству легче выстоять.

Нет, она не рассердилась, не возмутилась рассказу Ионы, и даже приняла его как одну из возможных версий, но точно знала — даже если так, причины веские на то. Возможно и ее "сольют, скинут", но что один в разрезе вековом в массе миллиардов жизней? Не велика цена один за миллиард.

Стася пододвинула кувшин к себе, хлебнула кислого вина прямо из горла и, уставившись на Теофила, повторила:

— Женись и заведи детей. Успей их научить любить и верить, по совести жить своей, а не чужой, которой порой вовсе нет, мираж один, обманка. Ну, вроде попращалась… Пошла, — и хлопнув ладонями по столу встала. Локлей нахмурился:

— Уходишь?

— Да. Иону гони в шею. Руки не марай, но здесь не оставляй.

И двинулась из зала. Граф рванул за ней:

— Как?… Подожди!… Мой ангел!…

— Тс! — развернувшись к нему, палец к губам приложила, погладила, прощаясь, по щеке. — Спасибо тебе.

— Останься!…

— Нет. Нельзя мне. Не могу.

Больно.

Взять и порвать, вычеркнуть разом — тяжелей и легче. Нужно лишь суметь и сделать первый шаг, а затяни агонию, она тебя проглотит, утянет в бездну больных эмоций, самоедства, упреков, собственной вины, всего того, что можно избежать, если не дать им разрастись, пресечь в зачатке. Да, больно, горько, жутко, как по живому да ножом. Но месяц, два, пусть год — и боль затихнет. Конечно, если понимаешь, что выхода иного нет. А его нет и быть не может, потому что будущего у нее с Ионой нет. Они чужие, разные настолько, что говорили, словно на двух разных языках. Вот жизнь! Пять лет потратить ожидая… разговора, что уложился в пять минут.

Забавно, — улыбнулась горько.

— Прости, но мне пора идти.

Развернулась, и юбки приподняв, двинулась вверх по лестнице, в башню, ступая медленно и тяжело, как будто шла по углям.

— Иона… Если он тебя обидел!…

— Он сам себя обидел, — кинула через плечо.

Теофил растерянно смотрел ей вслед и все понять пытался, что случилось. А в то, что сейчас, сегодня, она исчезнет насовсем, поверить не мог, он мысль об этом допустить боялся.

— Станс!! — закричал и только слуга нос высунул из дверей, бросил. — Иону Ферри гнать в шею!! Сейчас же!

И поспешил за Стасей.

Русанова вытащила сундук из тайника, надела брюки, майку, жетон на шею нацепила и выставила куртку — лоскуты. Смысл одевать?

Теофил увидев это замер у дверей — пронзило его, как молнией:

— Все-таки уходишь?

— Да, граф, загостилась, — кивнула, отложила куртку и взялась за ботинки. — Как подумаю — домой и, легче. Значит, правильно решила.

— Из-за Ионы? Что он тебе?!

— Ничто, ты прав.

— Ты на него обиделась, из-за него расстроилась? Он грубиян, простолюдин, что хочешь? К тому же, не в себе, жену похоронил…

— Жену?

— Да, дальнюю родственницу графа Тулузского…

Стася замерла, задумалась и улыбнулась: уникальная ты, дура, Русанова! И засмеялась: молодец, Илья, уверена, не пропадешь. Удачи!

Натянула ботинки, застегнула: ну вот и все. Последняя точка поставлена.

Вдела наушник и включила рацию в часах.

— База. База я пять дробь шесть, нужна «зеленка».

И покосилась на расстроенного Теофила, что не разделял ее веселья, не понимал его причину и видно готов был удержать ее силой, но не смел.

— Идите граф, — подошла к нему. — Здесь расстанемся, довольно мучиться, я и так слишком загостилась. Что ж вам подарить?… — огляделась и сорвала с куртки эмблему. — Вот, — вложила в руку. — Придет время, когда на изображением лабиринтов будут ломать головы, а вы оставьте это своим наследникам и передайте, что лабиринт всего лишь время, в котором рождаются и умирают людей, скитаются, сходятся, расходятся, идут от периферии к центру по спирали — взрослеют, зреют их души, и ищут вечно непонятно что: то ли выход из тупиков и лабиринта собственных иллюзий, то ли власти над самим временем. Кому-то удается, они и умирая переживают века, тысячелетия. Как жил такая память после смерти, — поцеловала его в щеку, погладила, прощаясь по груди. — Спасибо вам и будьте счастливы.

Жаль, что нельзя его с собой забрать. Должны же жить в истории не только Ионы, но и Теофилы? Иначе, зачем все?

— Я люблю тебя! Если б ты осталась, ты бы уверились в том, оттозвалась…

Женщина поморщилась:

— Благодарю покорно. Не до любви мне, граф. Работа ждет.

И резко вытолкала мужчину за дверь, прикрыла, заблокировав какой-то палкой. Теофил закричал, начал биться, но Стася заставила себя не обращать внимания, отошла к окну и повторила:

— База! Пять дробь шесть на связи. Домой хочу, ребята. Дайте «зеленку» патрульной.

Глава 19

Патруль обедал. Чиж хмуро жевал отбивное, поглядывая по сторонам. Ян расстроено ковырял тефтель — еще бы, Ларису отправили в отряд охраны периметра и страсть парня не получила продолжения.

— "Ромео"? — уставился на него Сван. — Не скучай, придет новая «Джульетта».

— Ага. Начальство позаботится, — подтвердил Иштван. — Правда, командир?

Иван тяжело глянул на него и опять уткнулся в тарелку с супом.

— Смотрю, сегодня все не в духе, — бросил Ян.

— На стрельбах погоняли, будь здоров, — согласился Борис.

— Нормально, — вставил Чиж.

— Кто «за» устроить вечером с «синими» соревнованья? — внес предложение Пеши.

— В чем соревноваться будем?

— Любой вид спортивной игры.

— Вы сегодня еле ползаете, — глянул на него капитан.

— Не выспались.

— Значит, отбой в девять вечера.

— Суров, — с сарказмом бросил Сван.

— А может, ну их, соревнования, к девчонкам из отдела диспетчерской службы сходим? — выдвинул свое предложение Борис.

— Фи — «девчонки». Девушки! — поправил Пеши.

— У меня лучше план на вечер, — хмуро заметил Федорович. — В восемь собираемся в гостиной и дружно изучаем устав патрульной службы. В девять отбой.

Мужчины не успели возразить — на свободный стул опустился Сиртакис и, сложив руки на столе, оглядел группу:

— Приятного аппетита.

Бойцы дружно уставились на него.

— Чего? — буркнул Иван.

— Да я-то ничего, а вы, говорят, кого-то потеряли. Диспетчерская служба на головах стоит, а им в ухо бьется: "база, пятерка дробь шесть ждет «зеленку» домой". Кто там у вас шестой?

Пропел и улыбнулся, увидев, как вытянулись лица мужчин. У Ивана ложка выпала из руки:

— Стася?

Секунда и весь состав пятой группы сорвался с места и галопом помчался в центр, сбивая на ходу стулья, пришедших пообедать бойцов. Чиж несся впереди, Борис позади, хоть не знал что к чему, кого и чего, но в удовольствии побегать за компанию себе не отказал.

Станиславу не худо смяло при переходе. Она лежала на полу, тупо глядя в дымок идущий по потолку, на сектора отсчета, вспыхивающие один за другим, пыталась понять: дома она или нет. А в голове звон и туман, словно опять через толпу метателей прошла.

— Бывает, — прохрипела, подбадривая сама себя. Незалеченные раны дружно ныли, намекая, что она погорячилась, поторопившись домой. Ерунда, переживет и это. Главное — вернулась.

"Зеленые" толпой влетели в центр и, оттеснив врачей, прорвались в коридор к боксу, даже не заметив, что им преграждали путь диспетчера. Иван выставил руки, успокаивая капитана:

— Мы на минутку!

— Ну, вы пятые, даете, — вздохнул тот, отмахиваясь: идите, чего уж, все равно прорвались.

Как только открылись двери, в бокс ввалился Чиж и подхватил Стасю на руки:

— Я знал, что ты вернешься, знал!! — выкрикнул не сдержав эмоций.

Та улыбнулась: милый Чиж. Какое все же счастье знать, что по одному предателю многообразие людской породы не измеришь и есть все то, что он так страстно отвергал.

— Ты от динозавров что ли? — полюбопытствовал Иштван, намекая на потрепанный вид, грязную, в кровавых пятнах майку и куртку, что поднял с пола. — Ну, погуляла сестренка!

— От души, — заверила, любуясь родными лицами. Вздохнула. — Если бы вы знали, как я вас рада видеть.

— И мы! — заверили хором Чижов и Пеши.

— Где же тебя носило, Стася? — заглянул ей в лицо Сван.

— Да отойдите вы! — потребовал Чиж, протискиваясь к выходу. — Видите ей нехорошо!

— Ладно, ладно, — развел тот руками, уступая дорогу. И крикнул в спину. — Стася, вечером жди! С нас апельсины!

— Братья, — хрюкнула женщина, не сдержав смешка. Как здорово, что хоть здесь ничего и никто не изменился. Тоска из сердца и души отступила, освобождая место глубокой радости и свету веры в лучшее, что не погасло, не погаснет в людях искра чести и благородства, верности, любви. — «Зеленые» вы неповторимы.