Тринадцатый апостол. Том II - Алексей Викторович Вязовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Для начала я хотел бы обменять на золото хирограф, выданный мне в Иерусалиме представителем одного александрийского торгового дома. Вернее даже не обналичить его целиком, а скорее разбить на несколько более мелких векселей и часть из них обменять на золото. Мне нужно расплатиться с тобой, оставить доверенному лицу деньги для апостолов, ну и на всякие мелкие расходы.
— И на какую же сумму выписан этот вексель? Хранитель, не сочти мой вопрос за праздное любопытство, просто я должен понимать, с какими суммами мне придется иметь дело, если я стану твоим доверенным лицом.
— Хирограф выписан на один талант золотом — скромно опускаю я глаза в пол.
— Большая сумма… — уважительно качает головой ювелир.
А то! Двадцать килограмм золота — это вам не хухры-мухры. И это Абант еще не знает, что у меня таких векселей шесть штук, причем к разным торговым домам. Но все векселя я здесь, конечно же, обналичивать не собираюсь — мне еще в Риме храм строить. И жить там где-то придется, поскольку у матери Марка своего жилья в Риме точно нет. А снимать квартиру в инсуле не вариант — там я буду у всех на виду, да и дорогое это удовольствие. Хотя снимать особняк — еще дороже. Наверное, будет проще сразу же небольшой дом в столице купить. Но определюсь я уже на месте.
— Хранитель, я могу подумать?
— Конечно. Но не долго — завтра я хотел бы получить ответ. И очень надеюсь, что он будет положительным.
Пока мы разговаривали с Абантом, Маду уже нарисовал несколько предварительных эскизов апостольских печатей. Что-то у него получилось неплохо, но некоторые рисунки выглядели сырыми, и над ними нужно было еще поработать. Юный художник, например, совершенно не представлял, как выглядит ангел, а его орел на печати Иоанна получился чересчур хищным и больше смахивал на аквилу — символ римского легиона. А вот корабль на печати Фомы мне очень понравился — сразу видно, что в памяти Маду еще свежо наше путешествие по Нилу на триере.
По дороге во дворец Манифа не уставая восхищалась убранством на женской половине дома Абанта. Послушать ее, так там просто все необыкновенное — и мебель, и ковры и занавеси из дорогих тканей. Кстати, выяснилось, что детей у ювелира всего пятеро — трое сыновей и две дочери. Все уже пристроены, кроме самого младшего, а в доме отца еще проживает семья старшего сына, который тоже ювелир и унаследует семейный бизнес. С Абантом живет и младший сын, тот который пока не женат. Но ему ювелирное дело не нравится, он больше по торговой части своему отцу помогает. Сейчас его в городе нет, он в отъезде по делам.
Мы с Сенекой переглядываемся — не девушка, а просто кладезь информации, и когда только успела все разузнать.
— Ох, как хотелось бы посмотреть на этого Клита! — вздыхает Манифа — говорят, он настоящий красавец.
— Тебе-то что с того? — усмехается Залика — ты у нас и так уже невеста.
— Ну и что? А вдруг Клит лучше моего жениха? Господин поговорит с его отцом и выдаст меня замуж в семью ювелира.
Эх, нифига себе запросы у девочки…! В Александрии остаться, да еще и в семью богатого ювелира войти. Хотя…. отец Манифы в принципе тоже не из бедных. Другой вопрос — а нужно ли мне это, и не придется ли потом краснеть за нее? Нет. Насчет Залики или Зэмы я бы еще подумал, но Манифа отправится к своему жениху в Кирену. Очень надеюсь, что он ее еще ждет.
* * *Когда мы возвращаемся во дворец, до ужина остается еще часа два. Есть после застолья у Абанта не хочется, но пропустить во дворце второй ужин подряд я не могу — это будет воспринято, как неуважение к хозяевам. Освоить что ли популярную римскую методику со павлиньим пером? Буэ-э-э… и можно обратно за стол. Шутки шутками, но чтобы не терять время зря, сажаю девчонок перебирать зерна кофе.
— Красавицы мои, у вас должно получиться три отдельные кучки: в первой весь мусор, во второй — расколотые и поврежденные зерна, в третьей только чистое и цельное зерно. Это нужно сделать быстро. Я сейчас пойду, навещу Матфея, а когда вернусь, у вас уже все должно быть готово.
Слово господина — закон, поэтому девушки без разговоров усаживаются у окна. Маду приносит для них низкий столик, на который ставит три больших глиняных плошки. Работа несложная, и она мало чем отличается от того, как женщины здесь перебирают фасоль, горох или чечевицу. А поскольку мои девицы хоть и из богатых, но весьма традиционных семей, они обучены делать это с детства. Убедившись, что процесс пошел, я забираю с собой одного из легионеров и иду в зал, где выставлена скрижаль. Маду же отправляется на дворцовую кухню за жаровней с углями, двумя глубокими сковородками и ручной мельницей для специй. Сегодня будем проводить эксперимент с обжаркой кофе — самый первый в этом мире.
Время близится к закату, доступ паломников к святыне уже прекращен до следующего утра — можно на время забрать ковчег из зала. Аккуратно укладываю в него скрижаль, и мы с моим подручным несем сокровище в комнату, где поселили апостолов.
— Марк, ты сегодня рано! — улыбается мне Матфей.
— Вот, решил тебя навестить перед ужином и принести тебе скрижаль, чтобы ты мог помолиться рядом с ней. Выглядишь сегодня гораздо лучше.
— Вашими молитвами, Марк. Не знаю, что бы я без вас с братьями делал.
— Ну… жил бы ты, наверное, гораздо спокойнее! — смеюсь я. Осмотрев его затянувшиеся раны и загипсованную руку, сажусь на скамью рядом с другом — Матфей, хочу рассказать тебе удивительную историю, которую услышал сегодня от одного из торговцев на рынке.
Дальше я подробно докладываю другу все, что узнал об Аксумском царстве от старика, торгующего скотом. Поскольку свидетелем нашего разговора был только Маду, я спокойно добавляю к рассказу много чего и от себя — все то, что считаю нужным. Рисую ему по памяти на папирусе карту эфиопского побережья Красного моря, отмечаю на ней порты Беренику
