Михаил Строгов - Жюль Верн

Но то, что в Баку — развлечение, для вод Ангары обернулось бы настоящей катастрофой. Стоило только — по злому умыслу или по неосторожности — поднести к ним огонь, как вспыхнувшее пламя в один миг распространилось бы за Иркутск.

Опасаться такой неосторожности со стороны ехавших на плоту заведомо не приходилось; но от тех пожаров, что пылали по обоим берегам Ангары, можно было ожидать всего: достаточно было упасть в реку одной головешке или даже искре, чтобы поток нефти тут же вспыхнул огнем.

То, чего опасались Альсид Жоливэ и Гарри Блаунт, легче понять, чем наглядно представить. Не лучше ли было, ввиду этой новой напасти, пристать к одному из берегов, высадиться и подождать? Такой встал перед ними вопрос.

— В любом случае, — сказал Альсид Жоливэ, — какова бы ни была опасность, я знаю одного человека, который ни за что не высадится!

Он имел в виду Михаила Строгова.

Тем временем течение несло плот меж льдин, ряды которых теснились все плотнее.

До сих пор на откосах Ангары не было замечено ни одного татарского отряда, из чего следовало, что плот не доплыл еще до их аванпостов. И однако, около десяти часов вечера, Гарри Блаунту показалось, что по поверхности льдин перемещается множество черных теней. Эти тени, перепрыгивая с льдины на льдину, быстро приближались.

«Татары!» — подумал он.

И, подползши к старому матросу, находившемуся на носу плота, обратил его внимание на подозрительное движение.

Старый матрос пристально вгляделся.

— Это всего лишь волки, — сказал он. — По мне, уж лучше они, чем татары. Но защищаться придется, и без шума!

Беженцам и в самом деле предстояло вступить в схватку с этими свирепыми хищниками, которые, спасаясь от холода и голода, рыскали по всей губернии [125]. Волки учуяли плот и теперь подбирались к нему, готовые напасть. Беженцам пришлось защищаться, не прибегая, однако, к огнестрельному оружию, так как поблизости могли оказаться татарские посты. Женщин и детей собрали в центре плота, а мужчины — кто с шестом, кто с ножом, а большинство с палками — приготовились отбиваться от нападавших. Люди не издавали ни звука, но воздух дрожал от воя волков.

Михаил Строгов не захотел оставаться в стороне. Вынув свой нож, он лег на тот край плота, куда устремилась волчья стая. И всякий раз, когда очередной хищник оказывался в пределах досягаемости, умело вонзал нож ему в горло. Гарри Блаунт и Альсид Жоливэ тоже не остались безработными, приняв участие в жестоком труде. Их спутники мужественно помогали им. Вся эта кровавая бойня проходила в полном безмолвии, хотя кое-кто из беженцев уже пострадал от сильных укусов.

Судя по всему, схватка могла длиться еще долго. Волчья стая постоянно обновлялась, правый берег Ангары, должно быть, просто кишел зверьем.

— Этому, выходит, и конца не будет! — возмущался Альсид Жоливэ, орудуя красным от крови кинжалом.

И верно, с начала нападения прошло уже полчаса, а волки все еще сотнями перекатывались через льдины.

Изнемогающие беженцы слабели на глазах. Схватка оборачивалась не в их пользу. И вот уже новая стая из десяти рослых волков, осатаневших от злобы и голода, сверкая в темноте раскаленными угольями глаз, ворвалась на площадку плота. Альсид Жоливэ и его компаньон бросились в гущу свирепых хищников, ползком устремился к ним и Михаил Строгов, как вдруг ход борьбы резко переменился.

В считанные секунды волки покинули не только плот, но и рассеянные по реке льдины. Черное полчище бросилось врассыпную и вскоре в отчаянной спешке скрылось на правом берегу реки.

Дело в том, что волки, как правило, действуют в темноте, а как раз в этот миг все течение Ангары залил яркий свет.

То был отблеск гигантского пожара. Пылало огнем целое селение Пошкавск. На сей раз можно было видеть и татар, вершивших свое дело. Начиная с этого места они занимали оба берега до Иркутска и дальше. И значит, беженцы в своем плаванье достигли опасной зоны, а до столицы оставалось еще тридцать верст.

Была половина двенадцатого ночи. Плот продолжал скользить в темноте среди льдин, с которыми сливался неразличимо; но иногда отсвет пожарища дотягивался и до него. Поэтому беженцы, плашмя лежавшие на настиле, не позволяли себе лишних движений, которые могли их выдать.

Пожар в поселке бушевал с необычайной силой. Сложенные из елей избы полыхали как смола. Все сто пятьдесят домов пылали одновременно. К треску огня примешивались дикие вопли татар. Старый матрос, упершись в ближайшую льдину, сумел оттолкнуть плот к правому берегу, и от пылавших откосов Пошкавска его отделяло теперь расстояние в триста — четыреста футов.

Тем не менее беженцев, на которых падал порой отсвет пожара, можно было заметить, если бы поджигатели не были слишком увлечены разрушением. С другой стороны, нетрудно понять, чего опасались теперь Альсид Жоливэ и Гарри Блаунт, когда думали о той горючей жидкости, по которой скользил плот.

В самом деле, от изб, превратившихся в огромные раскаленные печи, летели яркие снопы искр. Среди клубов дыма эти искры взлетали в воздух на высоту от пятисот до шестисот футов. Деревья и скалы, расположенные на правом берегу как раз напротив пожарища, были, казалось, тоже охвачены огнем. Между тем хватило бы одной искорки — упади она в Ангару, — чтобы пожар метнулся наперерез потокам вод и бедствие перекинулось с одного берега на другой. А это означало незамедлительную гибель плота и всех тех, кого он нес.

К счастью, слабые порывы ночного ветерка дули не в эту сторону. Они по-прежнему шли с востока, сбивая пламя влево. И оставалась надежда, что этой новой опасности беженцам удастся избежать.

Объятая пламенем деревня осталась наконец позади. Зарево пожара понемногу ослабело, треск стих, и последние отблески скрылись за высокими скалами, вздымавшимися над крутой излучиной Ангары.

Было около полуночи. Сгустившаяся тьма вновь укрывала плот. Татары по-прежнему находились поблизости — сновали туда-сюда по обоим берегам реки. Их не было видно, но зато хорошо слышно. Ярко пылали костры передовых постов.

Теперь, однако, возникала необходимость все более точного маневра среди теснившихся льдин.

Старый матрос поднялся на ноги, и мужики вновь взялись за шесты. Им предстояло сделать самое тяжелое, а управлять плотом становилось все труднее, ибо русло реки все заметнее забивало льдом.

Михаил Строгов пробрался на нос.

Альсид Жоливэ последовал за ним.

Оба слушали, о чем говорят старый матрос и его люди.

— Поглядывай направо.

— Льдины влево забирают!

— Толкайся! Толкайся шестом!

— Не пройдет и часа, как нас запрет!..

— На все воля Божья! — отвечал старик матрос. — Против Его воли не пойдешь.

— Вы поняли, о чем они? — обратился к Михаилу Строгову Альсид Жоливэ.

— Да, — ответил тот, — но Бог нас не оставит.

Однако положение осложнялось все больше. Если плот упрется в ледяной затор, то беженцам не только не добраться до Иркутска, но придется бросить свое сооружение, и плот, раздавленный льдами, тут же начнет распадаться. Разорвутся ивовые прутья, разрозненные еловые бревна затянет под смерзшуюся ледовую корку, и у несчастных не останется иного прибежища, кроме самих льдин. И с приходом дня татары заметят их и безжалостно всех перебьют!

Михаил Строгов вернулся на корму, где его ждала Надя. Подошел к ней, взял за руку и задал все тот же вопрос: «Ты готова, Надя?», на который она ответила как всегда:

— Я готова!

Еще несколько верст плот продолжало тащить меж плавучих льдов. Если русло Ангары сузится, образуется затор — и тогда плыть по течению станет невозможно. Движение и так уже намного замедлилось. Плот то и дело толкало или разворачивало. Приходилось то пропускать наезжавшую льдину, то проскакивать в открывшийся проход. И наконец задержки стали угрожающе частыми.

В самом деле, ночного времени оставалось лишь несколько часов. Если беженцы не успеют достичь Иркутска до пяти часов утра, они не смогут попасть туда вообще.

И вот, в час тридцать ночи, несмотря на все предпринятые усилия, плот уткнулся в плотную преграду и окончательно стал. Льдины, спускавшиеся по течению следом, уперлись в него, прижали к преграде, и он застыл на месте, словно сел на риф.

В этом месте Ангара сужалась, сократившись наполовину против обычной ширины. Отсюда и скопление льдин, которые постепенно смерзались под двойным воздействием — значительного сжатия и вдвое покрепчавшего мороза. В пятистах шагах ниже по течению русло реки снова расширялось, и льдины, понемногу отрываясь от нижней кромки образовавшегося поля, продолжали свой дрейф на Иркутск. Так что, если бы не это сближение берегов, затора бы наверняка не возникло и плот мог плыть по течению дальше. Однако поправить беду было невозможно, и беженцы утратили всякую надежду достичь цели.