Иерусалимский покер - Эдвард Уитмор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бывают такие ощущения, но это пройдет, весело заметил ирландец, потом привыкнете. Потом паралич обычно идет от шеи вверх, а не от пояса вниз. Вы следите за моей мыслью?
Потерявшийся грек покачал головой. Он знал, что уже ни за чем не следит, — это ловушка. Потом сдавал чернокожий в арабской одежде, он широко улыбался, и кожа у него была иссиня-черная. Сияющий негр быстро сдал карты, и потерявшийся грек быстро-быстро стал проигрывать Шонди, которому, казалось, доставляло особое удовольствие играть на срочные обязательства. Грек проиграл все оливковое масло, которое произведет его семья на Итаке за следующие двадцать лет. Потом он проиграл оливковое масло, которое произведут его братья и дядья за тот же период.
К тому времени потерявшийся грек уже шумно всхлипывал. Его семья в Греции лишилась будущего, следующие двадцать лет исчезли без следа. Он молил о пощаде и даже пытался встать на колени, но и в этом ему было отказано, потому что временный паралич ног все не проходил.
Наконец Шонди сделал ему деловое предложение. Они сыграют последнюю партию, и если потерявшийся грек выиграет, то ничего никому не должен. Но если он проиграет, то должен будет неопределенный срок работать в том месте, которое выберет для него Шонди.
У потерявшегося грека не было выбора, он это знал. Ему пришлось принять свою судьбу. И вот партия сыграна, и потерявшийся грек проиграл.
Выбранное Шонди место оказалось пыльным кибуцем, откуда Одиссей украл сломанные польские часы. И вот теперь он работает там в поле, на жарком солнце, и будет работать так вечно, если за него не заплатят выкуп.
К концу дня он валится с ног от усталости, но все же он, тайком, по нескольку строк в день, написал отчет, в тусклом свете свечи, забравшись с головой под одеяло, и все это время его заживо жрали комары. В начале декабря ему удалось уговорить кого-то переправить отчет из страны и бросить его в форточку кабинета главы РБУ в Салониках.
Отчет был написан карандашом и, если честно, не очень хорошим карандашом. Нубар заметил, что подпись была размыта, — возможно, слезами.
Ваш самый преданный служащий в РБУ и ваш прежний шеф на Итаке, а теперь обрабатывающий землю где-то в Палестине вместе с поляками,
Одиссей, потерявшийся грек.Под подписью глава конторы в Салониках испрашивал руководящих указаний.
Платим выкуп? Сколько можно дать?
Нубар тогда фыркнул и немедленно телеграфировал ответ.
РЕХНУЛИСЬ? НИКАКОГО ВЫКУПА ЗА ПОТЕРЯВШЕГОСЯ ГРЕКА. КОМУ НУЖЕН ПОТЕРЯВШИЙСЯ ГРЕК? И КТО ТОЛЬКО НАЗВАЛ ЭТОГО ИДИОТА ХИТРОУМНЫМ, НЕ ГОВОРЯ УЖЕ О ПРОНИЦАТЕЛЬНОСТИ И ЛУКАВСТВЕ? ЭТО ЦЕЛИКОМ И ПОЛНОСТЬЮ ЕГО ВИНА, ЗАБЫТЬ И НАПЛЕВАТЬ.
НО ЧТО ТАКОЕ ВЕЛИКИЙ ИЕРУСАЛИМСКИЙ ПОКЕР? ПРИШЛИТЕ ВСЕ ИЗВЕСТНЫЕ ВАМ ПОДРОБНОСТИ. И ЧТО ЗА ПРЕТЕНЦИОЗНОЕ НАЗВАНИЕ ДЛЯ СТОЛЬ УБОГОГО МОШЕННИЧЕСТВА?
В тот момент, под Новый год, Нубар не очень хорошо понимал, почему так быстро откликнулся на отчет. Но в подсознании у него явно происходили какие-то процессы, связанные с Иерусалимом и со святой землей.
В то утро наконец-то прибыл ответ на его телеграмму, внушительная папка разведданных, и эта информация потрясла Нубара.
Оказалось, что эта игра была известна всему Ближнему Востоку. Те, кто еще не участвовал в ней, хотя бы слышали об игре или хотели бы в нее сыграть. Ее репутация распространилась далеко за пределы Леванта, о чем красноречиво свидетельствовала история потерявшегося грека. Игра шла уже шесть с лишним лет, и конца ей не предвиделось. Деньги, переходившие из рук в руки, не поддавались счету.
Все трое игроков-основателей были упомянуты в отчете потерявшегося грека.
Шонди, заступник польских фермерских часов, оказался убежденным сионистом. И будучи сионистом, он, как правильно отметил потерявшийся грек, естественно, торговал будущим, поскольку в настоящее время родины у евреев не было. Его звали Мунк, может быть, потому, что он любил думать о себе как об аскете-подвижнике, монахе предстоящей еврейской революции.[55]
Ирландец, весело предлагавший парализующие напитки из старых коньячных бутылок, откликался на имя О'Салливан Бир. Он разбогател, продавая фальшивые христианские амулеты явно фаллической формы. Он и до сих пор торговал ими, причем успешно, потому что амулеты якобы благословил некий священнослужитель, наверняка вымышленный, которого звали священник-пекарь.
Чернокожий араб с сияющей улыбкой, а на самом деле суданец, носил странное имя Каир Мученик. Он также подрабатывал на стороне, торгуя порошком из мумий фараонов и мастикой того же происхождения, которые в Леванте считали мощными афродизиаками и эйфориантами.
Игра называлась столь напыщенно и высокопарно, потому что главным выигрышем в ней было не что-нибудь, а полный тайный контроль над Иерусалимом. К этой цели стремились все трое основателей и конечно же все, кто бросал им вызов, вне зависимости от того, насколько осознанно они действовали.
Нубар был ошеломлен.
Полный тайный контроль над Иерусалимом?
Теперь он понял, почему отчет потерявшегося грека сразу заинтриговал его. Именно в Иерусалиме его дед зарыл подлинную Синайскую библию, предварительно сочинив подделку. Подлинная Библия все еще там, и он, Нубар, — ее полноправный владелец.
Иерусалим, Священный город. Вечный город. А что, если Синайская библия и есть тот самый философский камень, который он так долго ищет? Библия, в которой содержатся все древние вечные истины, верный путь к бессмертию?
Не пора ли оставить туманные, запутанные опыты с ртутью, блажь юности, и дерзко взять то, что принадлежит ему по праву?
Нубар все больше утверждался в этой мысли. Он был на пороге важного решения. И поэтому чувствовал, что сегодняшний день, Богоявление, вполне может стать днем, который изменит всю его жизнь.
Пеликаны и перегонные кубы, тигли и атаноры бурлили и булькали, шипели и журчали на его рабочем столе, а он сгорбился над ними, окутанный ртутными парами. Близилась полночь. Вокруг его башни ярилась буря. Настало время. Сейчас оккультный третий глаз увидит невидимое во тьме.
Нубар вынул из потайного ящика стола маленький полированный обсидиановый шар. От шара тянулась почти невидимая золотая нить. Нубар улыбнулся черному вулканическому стеклу и потер им крыло носа. От кожного сала шар засиял еще ярче.