Из Автобиографии - Марк Твен

Уэбстер и его юрист являли собой счастливое сочетание. Количество вещей, о которых оба они ровно ничего не знали, было столь непомерно велико, что я приходил в ужас и цепенел: мне легче было бы видеть крушение всего Млечного Пути, рассыпавшегося на мелкие осколки по всему небесному своду. Что касается мужества, морального и физического, то у них оно вовсе отсутствовало. В делах Уэбстер не решался ступить и шагу, не получив уверений от юриста, что за это не посадят в тюрьму. С юристом советовались беспрестанно, так что он стал почти штатным сотрудником наравне с девицей и агентом по подписке. Но поскольку ни он, ни Уэбстер не имели личного опыта в обращении с деньгами, услуги юриста обходились вовсе не так дорого, как он воображал.

В начале осени я уехал на четыре месяца с Джорджем В. Кейблом на восток и на запад читать свои произведения с эстрады: тогда мне думалось, что это последние мои чтения в Америке. Я решил, что никогда больше не стану грабить публику с эстрады, если только меня к этому не принудят денежные затруднения. Через одиннадцать лет денежные затруднения возникли вновь, и я опять стал читать лекции, разъезжая по всему земному шару.

С тех пор прошло десять лет, и за все это время я читал только с благотворительной целью, бесплатно. 19-го числа прошлого месяца я официально распростился с публикой и с эстрадой, чего раньше никогда не делал, на лекции о Роберте Фултоне{263}, сбор с которой поступил в фонд для сооружения ему памятника.

Я, кажется, довольно далеко отошел от Уэбстера и Уитфорда, но это не важно. Это один из тех случаев, когда расстояние скрашивает перспективу. Уэбстеру повезло с "Гекльберри Финном", и через год он вручил мне издательский чек на пятьдесят четыре тысячи пятьсот долларов, куда входил и капитал в пятнадцать тысяч долларов, который я ему передал.

Еще один раз я точно родился заново. Думаю, что я рождался чаще, чем кто бы то ни было, за исключением Кришны{263}.

2 июня 1906 г.

[БАНКРОТСТВО ИЗДАТЕЛЯ]

В те давние дни, когда подбирались генеральные агенты, Уэбстер поручил одно из лучших западных агентств бывшему проповеднику и профессиональному поборнику обновления веры, которого господь наслал на Айову за какие-то неблагочиния, сотворенные этим штатам. Все остальные кандидаты в агенты предупреждали Уэбстера, чтобы он держался подальше от лап этого человека, заверяя его, что никакие мудрые меры Уитфорда или кого-нибудь еще не смогут пресечь прирожденную склонность этого поборника обновления религии к воровству. Их уговоры ни к чему не привели. Уэбстер отдал это агентство бывшему проповеднику. Мы снабдили его книгами. Дело шло превосходно. Он получил внушительную прибыль - 36000 долларов, из которых Уэбстеру не досталось ни цента.

Меня удивляет не то, что миссис Грант получила за книгу своего мужа около полумиллиона долларов{263}. Чудо в том, что она не запуталась из-за нее в долгах. К счастью для миссис Грант, у нас был только один Уэбстер. То, что я не выискал второго, объясняется какой-то противоестественной рассеянностью с моей стороны.

Позвольте мне рассказать об этом неприятном деле как можно короче. Дни и ночи Уэбстера больше всего были отравлены тем жгучим обстоятельством, что, хотя он, Чарльз Л. Уэбстер, был издателем - величайшим из всех издателей, - а мое имя даже не значилось среди членов фирмы, общественное мнение упорно считало меня истинным главой издательства, а Уэбстера только тенью. Все желавшие издать книгу обращались ко мне, а не к Уэбстеру. Я принял к изданию несколько прекрасных книг, но Уэбстер отклонил их все до единой, - а хозяином был он. Когда же кто-нибудь предлагал книгу ему, это лестное признание приводило его в такой восторг, что он брался издавать ее, даже не ознакомившись с ней. Однако ему ни разу не удалось получить книгу, которая отработала хотя бы затраты на ее выпуск.

Джо Джефферсон{264} написал мне, что он закончил свою автобиографию и хотел бы, чтобы его издателем был я. Конечно, я ухватился за это предложение обеими руками. Я переслал письмо Уэбстеру и попросил его заняться этой книгой. Уэбстер не стал от нее отказываться. Он попросту не заметил ее и постарался поскорей о ней забыть. Вместо нее он принял и опубликовал две-три книги о войне, которые не принесли никакой прибыли. Он принял еще одну книгу, заключил на нее договор с агентствами, назначил цену (три с половиной доллара в коленкоровом переплете) и, кроме того, обязался выпустить ее к определенному сроку - месяца через два или три. Как-то, приехав в Нью-Йорк, я зашел в контору и попросил показать мне эту книгу. Я спросил Уэбстера, сколько в ней тысяч слов. Он сказал, что не знает. Я попросил его подсчитать слова хотя бы примерно. Он подсчитал. Я сказал: "В ней слов хватит только на одну пятую цены и объема. Вам придется подбить ее кирпичом. Нам следует завести кирпичную фабрику - и притом немедленно, потому что гораздо дешевле изготовлять кирпичи самим, чем покупать их на стороне".

Это привело его в ярость. Он всегда приходил в ярость от любой подобной мелочи. Должен сказать, что мне не случалось видеть существа более чувствительного, - если учитывать материал, из которого он был сделан.

В то время у него на руках было несколько книг - никчемных книг, которые он принял, потому что их предложили ему, а не мне, - и я обнаружил, что он не потрудился подсчитать слова ни в одной из них. Он принял их к изданию, не ознакомившись с ними. Уэбстер был хорошим агентом, но он совсем не разбирался в издательском деле и не был способен хоть чему-нибудь в нем научиться. Затем я узнал, что он согласился воскресить "Жизнь Христа" Генри Уорда Бичера. Я заметил, что ему следовало бы взяться за Лазаря{265}, потому что за него один раз уже брались, и мы знаем, что это вполне осуществимо. Он снова вышел из себя. Несомненно, он был чувствительнейшим из всех существ его покроя. Кроме того, он выплатил мистеру Бичеру, который находился тогда в стесненных обстоятельствах, пять тысяч долларов в счет будущего гонорара. Мистер Бичер обязался переработать книгу - или, вернее, закончить ее. Если не ошибаюсь, он как раз выпустил первый из двух предполагавшихся томов, когда разразился пресловутый скандал, положивший конец всей затее. Кажется, второй том вообще не был написан, и теперь мистер Бичер обязался его написать. В случае невыполнения своего обязательства в указанный срок он должен был вернуть деньги. Выполнить это обязательство ему не удалось, и в конце концов деньги были возвращены.

Уэбстер всячески затягивал выпуск моей книги "Янки из Коннектикута при дворе короля Артура", а потом издал ее настолько втихомолку, что ее существование было обнаружено только через два-три года. Он так долго тянул со сборником "Библиотека юмора", составленным Гоуэлсом и мной, и в конце концов выпустил его столь секретным образом, что вряд ли хоть кто-нибудь в Америке когда-либо узнал о его существовании.

Уильям Лаффен{265} сообщил мне, что мистер Уолтере из Балтимора готовит замечательную книгу - подробнейшее описание своей царственной коллекции произведений искусства; что он намерен выписать лучших художников из Парижа, чтобы проиллюстрировать ее; что он намерен лично следить за изданием этой книги, чтобы она была сделана по его вкусу; что он намерен истратить на нее четверть миллиона долларов; что он хочет, чтобы она продавалась по высокой цене, соответствующей ее великолепию, и что он отказывается от всякого гонорара. Издателю нужно будет только распространить эту книгу и получить всю прибыль.

Лаффен сказал: "Так что, Марк, вы можете с ее помощью разбогатеть без всяких хлопот, без всякого риска или расходов".

Я сказал, что немедленно пошлю Уэбстера в Балтимор. Я и пытался его послать, но тщетно. Уэбстер не пожелал иметь к этому делу никакого отношения. Если бы мистер Уолтере хотел издать подержанную собаку, ему нужно было бы только обратиться к Уэбстеру. Уэбстер сломал бы себе шею, лишь бы добраться до Балтимора и завладеть этой собакой. Но мистер Уолтере обратился не к тому человеку. Гордость Уэбстера была задета, и он не снизошел бы даже до того, чтобы бросить взгляд на книгу мистера Уолтерса. У Уэбстера была огромная гордость, но другими талантами он не отличался.

Уэбстер страдал мучительными мигренями. Эти боли облегчало новое немецкое лекарство - фенацетин. Врачи запрещали ему злоупотреблять этим лекарством, но он нашел способ доставать его в неограниченном количестве: наши свободные институты позволяют каждому человеку отравлять себя сколько душе угодно, при условии, что он заплатит нужную цену. Уэбстер принимал фенацетин все чаще и все увеличивая дозы. Лекарство действовало на него одуряюще, и он жил словно во сне. В контору он приходил теперь лишь изредка, а появляясь там, использовал свою власть всегда во вред делу. Он был в таком состоянии, что не мог отвечать за свои поступки.

Надо было принимать какие-то меры. Уитфорд объяснил, что избавиться от этого опасного элемента можно было, только выкупив долю Уэбстера. Но что было выкупать? Уэбстер всегда без промедления забирал все деньги, которые ему причитались. Он давно уже пустил по ветру мою долю доходов от книги генерала Гранта - сто тысяч долларов. Дело находилось при последнем издыхании. Все оно не стоило и полутора долларов. Так какова же была справедливая цена, которую мне следовало заплатить за десятую долю в нем? После долгих переговоров и долгой переписки выяснилось, что Уэбстер готов удовлетвориться двенадцатью тысячами долларов и выйти из дела. Я послал ему чек.